Вот судья уже за столом.

  - Ну, что же, пусть ваше 'Дело' имеет такой внешний вид, - согласилась с моим самоуправством 'строгая, но справедливая тётка'. - А вот насколько вы обыкновенный грешник - с этим мы сейчас и будем разбираться.

  И тут же она предлагает: 'Давайте начнём с греховной мелочишки' - и предоставляет слово прокурору.

  Тот спрашивает меня:

  - Скажите, грешник, сколько всего раз, по-вашему, вы соврали в своей земной жизни?

  Порадовался, насколько это здесь было возможно: значит, даже прокурор будет обращаться ко мне вот так, как мне бы и хотелось - грешник. А то ведь некоторые из приходящих на собеседования сразу нарекали сами себя заблудшими овцами, презренными червями и другими обидными прозвищами. И этим самобичеванием очень обезоруживали себя психологически. У заблудшей овцы, по-моему, куда меньше желания отвоёвывать своё место в Нижнем хозяйстве, чем у бодренького грешника обыкновенного. Презренный червь без всякого обсуждения согласится отправиться на любую станцию, а вот обыкновенный грешник, сохранивший ещё остатки человеческого достоинства, может и побороться за местечко повыше первоначально предложенного ему.

  Тут же мой адвокат обращается к судье:

  - Прошу, ваша честь, отклонить этот вопрос - как же может этот грешник ординариус помнить такое огромное число? Ни природные способности, ни образование не позволят ему совершить такой математический подвиг.

  Не понравилась мне такая линия защиты - подтолкнуть меня 'косить' под малограмотного дурня. Да что взять с назначенного адвоката. Или это он, видя, что материализовался у меня в таком рыхлом, малосимпатичном человеческом облике, в отместку недорабатывает?

  И здесь хвастануть, что на Земле был артиллерийским вычислителем первого класса, а потому дурнем набитым быть никак не могу? Нет, не буду сам напоминать об этом. В моём 'Деле' наверняка есть справка и на этот счёт.

  Судья обращается ко мне:

  - Если с такими числами вам не сладить, и вы опасаетесь тронуться умишком, можете не отвечать на этот вопрос прокурора.

  Да, похоже, судья у меня получилась не зверюга.

  Нет, в молчанку я играть не стану. Не такая уж сложная здесь арифметика. Если предположить, что врал я в той или иной форме по десятку раз на дню... Хватит? Хватит-хватит - ведь в какие-то дни даже из дома не выходил, а самому себе никогда не наврёшь столько, сколько другим. Хотя и тут, дав волю воображению, удавалось сделать денёк не совсем пустым в этом отношении.

  - По-моему, ваша честь, за всю свою сознательную жизнь я соврал не меньше ста пятидесяти тысяч раз.

  Прокурор театрально воздел руки вверх:

  - Нет, ну какое кокетство - 'не меньше'! Допускаю, мол, что вранья может быть и больше, но разве что на десяток-другой случаев. А ведь, судя по его глазам и выражению лица, наверняка не меньше миллиона раз соврал в своей жизни.

  Прокурор явно переоценивает свои способности физиогномиста. У меня никогда ещё не было большего настроя на честность. Впрочем, прокурору положено компрометировать меня. В свою очередь адвокат, защищая меня, утверждал, что моя простоватая физиономия доказывает как раз обратное: в своей земной жизни я не мог соврать намного больше заявленных мной ста пятидесяти тысяч раз.

  Судья, заглянув в моё 'Дело', перелистала несколько страниц:

  - Грешник преуменьшил это число всего на неполных пару тысяч. Это допустимо. А теперь скажите нам, сколько, по-вашему, вы ещё совершили различных деяний, кроме вранья, которые уже должно назвать грехами, но тоже ещё не очень большими?

  Это число у меня, как и у всех землян, конечно, должно быть поменьше, чем 150 тысяч. Но и такое не каждый сможет вот так сразу и более-менее точно сосчитать, если ему не приходилось до этого иметь дело с большими числами.

  - По-моему, таких деяний я совершил тысяч восемь... с половиной... - неуверенно ответил я.

  Прокурор опять среагировал с явным переизбытком театрального пафоса:

  - С такой-то пёстрой биографией - и всего восемь с половиной тысяч! Да только работая несколько лет в эпоху развитого социализма в одном из самых престижных ресторанов Москвы, в ресторане Дома актёров, и только приобретая по блату с его склада дефицитные продукты, подсудимый наверняка совершил не одну сотню таких грехов.

  Адвокат тут же вступился за меня:

  - А кем работал в том ресторане мой подзащитный? Простым грузчиком он там работал. А много ли мог приобрести по блату дефицитных продуктов с того склада простой грузчик? Только столько, сколько позволит ему заведующая складом. А у неё, бедняжки, кроме тех должностных лиц театрального мира, которым надо делать регулярные подношения, столько ещё просителей всяких! Только дней рождений у известных актёров может быть несколько в один день. И все клянчат у неё чего-нибудь вкусненького к праздничному столу. Грузчикам перепадали сущие крохи. Мой подзащитный ещё наговаривает на себя: если даже приобретение со склада раз в месяц палочки финского сервелата считать греховным поступком, то и тогда их за ним в общей сложности - не больше пяти тысяч.

  Полистав моё 'Дело' и произведя про себя какие-то подсчёты, судья говорит:

  - Кроме вранья, в 'Деле' оного грешника зафиксировано ещё восемь тысяч четыреста восемьдесят девять незначительных греховных поступков.

  Вот так: можно было на Земле ещё одиннадцать небольших грехов совершить, и всё равно посрамить прокурора.

  Но прокурор, не веря в такое скромное, по его мнению, число, просит судью ещё раз посмотреть в моё 'Дело' и убедиться в правильности подсчётов.

  В это время я, удовлетворённый тем, что посрамил прокурора, мысленным 'шепотком' спросил у своего адвоката:

  - Скажите, пожалуйста, а какая в среднем эта цифра?