- Ну, если там только вот так - маяться в ожидании лифта приходится, то режим на Придорожной действительно не назовёшь строгим, - совершенно справедливо заметил Николай.

  А генерал Караев и вовсе недоумевал:

  - Да, издевательски, конечно, с пассажирами на Придорожной поступают, но всё-таки для ада, пусть и его верхнего уровня, это как-то слишком уж мягко.

  А я предположил, что до настоящих страхов рассказчик ещё просто не дошёл:

  - Но этот лифт на Придорожной никогда не останавливается, и ожидания грешников напрасны?

   Земляк подтвердил:

  - Почти всегда происходит именно так. Но реже редкого, без всякой системы, пустой лифт, идущий снизу до Сортировочной за очередным этапом, на Придорожной всё-таки останавливается. И вот тут... И вот тут, с его штурмом, начинается сущий ад. И увечья при этом кое-кто получает такие, каким и палачи на Костоломной позавидуют.

  Да, тут и Андрею стало непонятно, как относиться к месту, куда ему предстоит отправиться, и у нас язык не поворачивался ободряюще похлопывать его по плечу: 'Эх, и подфартило же тебе, Андрюха!'

  - Ну, а самая верхняя станция Нижнего хозяйства как называется? - с волнением, природа которого легко угадывалась, спросил Евгений Семёнович.

  'Ох, торопитесь вы, товарищ генерал, с надеждами на самый верх преисподней попасть', - подумалось мне.

  - Самая верхняя станция Нижнего хозяйства называется Ура.

  Нестройным хором попросили земляка повторить. Нет, не ослышались.

  - Вот это названьице для преисподней! - выразил наше общее первоначальное удивление журналист Николай.

   Но, подумав, все мы согласились, что для самого её верхнего уровня это название - в самый раз. С трудно скрываемой завистью наше общее мнение выразил Андрей, которому придётся опуститься ниже:

  - Конечно, небось, тамошние грешники рады-радёшеньки, что попали на станцию с самым мягким режимом.

  Мой бирюлёвский земляк такой нашей уверенности не поддержал:

  - Ничего подобного! Как это ни парадоксально, но во всём Нижнем хозяйстве надо ещё поискать более недовольных своей участью. Ведь все этапируемые на станцию Ура были уверены, что после собеседования обязательно попадут в рай.

  - А кто на эту станцию попадает? - Евгений Семёнович, больше всех из нас разочарованный тем, что не попал в рай, конечно, надеялся, что после собеседования ниже станции Ура он уж точно не опустится.

  - Туда попадают душеньки тех граждан, которые в эпоху громыхания у нас от Москвы до самых до окраин хорового 'Ура!' частенько были участниками этих хоров даже тогда, когда становиться их участниками было подловато и позорно. Но которые более тяжких грехов не совершали. Запевалы и заводилы тех хоров, разумеется, опускаются ниже.

  Да кто же из нас в эпоху, в которой мы прожили изрядную краюху своей жизни, не был участником тех хоров, которые громыхали порой по очень сомнительным, а то и позорным поводам. И как смогли увильнуть от участия в них те наши соотечественники, которые попали в рай сразу с Земли? Или всё-таки никто из них не попадал в рай прямо с Земли, а только после очень пристрастного собеседования на Сортировочной, на котором они смогли доказать, что не упускали ни единого повода для того, чтобы увильнуть от необходимости орать 'Ура!', а если орать всё-таки приходилось, то даже из-под палки никогда не орали громче, чем вполголоса.

  - Тогда эта станция не только самая верхняя, но и самая населённая? - почти не сомневался я.

  - Разумеется, - подтвердил словоохотливый земляк. - Кто из нас не грешен по этой статье.

  - А как наказаны грешники на станции Ура? - спросил Евгений Семёнович.

  Всё увереннее видите себя только на этой станции, товарищ генерал? Ну-ну...

  - Наказание там такое - ходить в общей колонне без остановки вокруг трибуны, кричать во всю глотку 'Ура!' и носить транспаранты с тем же 'Ура!'.

  - И всё? - наш генерал, похоже, хоть сейчас готов был к отправке на станцию Ура; да и все мы, пожалуй, не отказались бы от такой участи.

  - И всё.

  Гаишник Андрей с завистью посмотрел на Евгения Семёновича. И он был уверен, что из всех нас на станцию Ура может попасть только генерал Караев. Должны же на собеседованиях учитываться воинские звания, должности, учёные степени, ордена и медали.

  - А кто на трибуне? - спрашиваю я.

  - Там, скорее, не кто, а что. На той трибуне находится огромный идол - Перст Указующий.

  Уточняю:

  - И куда указывает этот Перст?

  - А он всё время вращается.

  Журналист Николай выразил наше общее недоумение:

  - Станция Ура хоть и на самом верху преисподней находится, но ведь всё-таки в преисподней. Что, просто вот так ходить вокруг трибуны и кричать во всю глотку 'Ура!' - это тоже адские муки?

  - Нет, не просто так ходить и кричать 'Ура!', а ходить, не останавливаясь, и кричать без передыху 'Ура!' вечность. Вечность!

  Да, мы, только что прибывшие с Земли, всё-таки не сразу осознаем, что, возможно, главная трагедия пребывания в Нижнем хозяйстве даже не в жестокости его режимов, а в том, что каждый из них будет продолжаться вечность.

  Ну, до отправки на одну из станций Нижнего хозяйства нам надо ещё, как говорится на Земле, дожить.

  - А вот здесь, на Сортировочной, существуют какие-то наказания? - спрашиваю у земляка.