Панушка. Вот это поворот! Даже не знаю, как к этому отнестись.

Гашек (вздыхает). Я и сам не знаю. Написал, потом подумал, подумал и побежал забрать письмо. Но было поздно. Почту уже отправили в Прагу. Так что теперь она приедет и привезет мои вещи.

Панушка. Надеюсь, что твоя русская жена будет хорошенько приглядывать за тобой. Ну я поехал.

Гашек. Я провожу тебя.

(Гашек и Панушка уходят)

В трактир «У чешской короны» входят супруги Инвальдовы и начинают украшать помещение к Рождеству.

Инвальд. Же принцезна спизи?

Инвальдова. Принцезна ешьте на встала. Она же белая кость, голубая кровь. Удивительно, как пан списователь сумел жениться на такой знатной особе. Наверное, правду говорят, что он, когда был красным комиссаром, заточил всех ее родных, весь их княжеский род, в тюрьму, а ее заставил выйти за него замуж.

Инвальд. Не верю я этим сплетням. Он такой добряк, кого он мог заточить? Наговаривают на него. А еще больше он сам о себе выдумывает. Такой уж он шутник!

Инвальдова (прислушивается). Т-с, она спускается.

С лестницы спускается Александра Львова (Шура), вторая жена Ярослава Гашека. Она неуловимо напоминает первую жену писателя Ярмилу Гашекову и редакторку «Сучки» Ольгу Фастрову, только не носит ни пенсне, ни лорнета. Ведущая модной колонки пани Ивонна не одобрила бы её простой наряд. Зато её лицо излучает доброту и уступчивость, которые и покорили сердце Гашека. В руках у неё балалайка.

Львова. Добри рано!

Инвальдовы (в один голос) Добри одполедно, пани принцезно!

Львова. На улице по-прежнему метёт?

Инвальд. Да, здесь горы, самое холодное место в Центральной Европе. Если разыграется метель, как сегодня, деревню может занести снегом толщиной в два человеческих роста.

Львова. Снег и мороз не страшны. В Сибири мы с Ярославичиком и не к такому морозу привыкли.

Инвальд. А что это за инструмент у вас в руках, пани принцезно. Походит на старосветскую бандуру.

Львова. Балалайка. Ярославчик просил привезти. И валенки тоже. И меховую шапку, и самовар. Сказал, что хочет в центре Европы чувствовать себя как в России.

Инвальд. Сыграете для нас, принцезно?

Львова. Рада вас потешим (играет на балайке и негромко напевает).

Инвальд. Вы душевно играете, пани принцезно. Правда, я думал, что в России в знатных семьях учат дочерей играть на фортепиано или на клавесине.

Львова. Россия теперь страна пролетариата, а балалайка – это самый пролетарский инструмент.

(Львова прислушивается к возне наверху. Слышны звуки громкого зевания, потом раздается хриплый крик Гашека «Шуринька! Я проснулся». Львова срывается с места, хватает в охапку огромные валенки, стоящими в углу, и с валенками в одной руке и балалайкой в другой мчится вверх по лестнице на зов мужа)

Инвальдова. Пробудился важный пан!

Инвальд. Любит она его.

Инвальдова. Приглядывает за ним яко старостливая квоча.

(со второго этажа доносится капризный голос Гашека)

Гашек. Шуринька, дай мне валенки и сыграй на балалайке.

( Слышится треньканье балалайки и голос Львовой )

Львова.

Трактир «У чешской короны».

В трактире супруги Инвальдовы занимаются обычными делами. Вниз по лестнице спускается Александра Львова.

Львова. Ярославчик еще не вернулся?

Инвальд. Не, пани принцезно.

Львова. Он поехал встречать гостей на станцию, только боюсь, что завернет куда-нибудь и забудет обо всем.

Инвальдова. С пана списователя станется свернуть в какой-нибудь кабачок. Хотя и в нашей господе «У чешской короны» водится добрая сливовица. Казалось бы, зачем нести деньги в чужую господу, когда можно выпить у Инвальдов? А если есть лишние кроны, то отчего бы не заплатить хотя бы часть долга трактирщику, который открыл щедрый кредит пану списователю.

Львова. Мы заплатим, пани Инвальдова. Обязательно заплатим, как только Ярославчик получит деньги по почте.

Инвальд. Не принимайте близко к сердцу. В канун Рождества следует думать о хорошем.

Через завывания ветра прорывается звон колокольчика и щенячий визг. Дверь трактира хлопает. В трактир вваливаются несколько человек. Это Гашек и его гости – Ксена и Артур Лонгены. Видно, что их настигла метель. Они все в снегу, отряхиваются. Гашек в меховой шапке, кожухе, обут в валенки.

Львова (восторженно). Ксена!

Ксена (восторженно) Шура! (женщины обнимаются и целуются)

Артур (обращается к Львовой, высвободившейся из объятий подруги). Princesse, laisse-moi embrasser ta plume.

Львова. (растерянно) Со? Не розумим!

Артур (несколько озадаченный тем, что русская аристократка не понимает по-французски, переходит на чешский). Княжна Львова, граф Эмиль Артур приветствует вас! (целует ей ручку)

Львова. Сем велми рад, грабе!

Гашек (представляет гостей трактирщику Инвальду). Лекса, это Тонька Виселица… то есть что я говорю! Пани Ксена Лонгенова, знаменитая актриса кабаре. А это ее супруг граф Эмиль Артур Лонген, директор кабаре «Революционная сцена». Друзья, погода сегодня сибирская, но нам наплевать. На столе поет самовар, на моих ногах пимы, в них ноги не мерзнут (хвастливо показывает гостям ноги в огромных валенках). Ксена, подарить тебе такие валенки?

Ксена (с ужасом разглядывает неуклюжие валенки) Нет уж, Ярда, уволь! Носи сам!

Гашек. Не хочешь валенки, тогда послушай игру на балалайке, которую мы привезли из России. Шура, жги!

(Львова послушно берется за балалайку, но едва она ударяет по струнам и выводит первую строчку «Эх, яблочко!», как звуки балалайки заглушает громкий, протяжный вой и царапанье когтей по двери. Трактирщик от неожиданности хватается за кочергу, вообразив, что сейчас в его трактир ворвется стая волков)

Гашек. Не пугайся, Лекса. Ксена прихватила из Праги щеночка волкодава.

Ксена. Мой малыш! Он такой милый и беспомощный!

(за дверью раздается рычание, сравнимое с ревом огромного медведя. Инвальд опять непроизвольно хватается за кочергу).

Ксена. Мой малыш замерзнет. Надо его выпустить.

( Инвальд всем видом показывает, что ни за что на свете не пустит дикого зверя в свой трактир )

Гашек. Волкодаву полезно быть на холоде. Поверь мне, Ксена, как основателю «Института кинологии». Надо приготовить ему подстилку и дать поесть. Позаботимся о нем, граф!

(Гашек и Лонген выходят из трактира, чтобы устроить щенка)