- Я слышал, вы хотите Анну Сергеевну забрать из больницы. – Догнал его уже возле двери голос заведующего. – Я, как лечащий врач, не рекомендовал бы вам это делать. – Лубь недобро прищурился.

- Спасибо, учту. – Сухо ответил Олег. – Но прошу заметить, я тоже врач. И, боюсь, наши с вами мнения расходятся.

С этими словами он вышел, не дав Лубю сказать больше ни слова. Сергей Вадимович проводил его задумчивым взглядом.

- Ишь ты... Романтик хренов... – Пробормотал он, постукивая пальцами по столу. – Только вот, Олег Борисович, романтика ваша – ничто по сравнению с тем, что знаю про Аннушку я...

*

Анна сидела на кровати и хмуро рассматривала свои ноги. Она чувствовала себя как во сне: когда тебе нужно бежать, а твои ноги не двигаются или двигаются очень медленно. Словно ватные. И ты не можешь убежать... Так и она сейчас... Ей хотелось убежать от всего этого, вернуться к нормальной жизни, стать снова нормальным человеком! Встать на ноги, наконец!

Анна в сердцах ударила кулаком по колену и почувствовала слабую, но боль. И эта боль показалась ей лучшим, что она чувствовала за последние пару месяцев.

- Не поможет, – Марина наблюдала за ней с порога. Анна вздрогнула. Сколько она уже здесь стоит? Что за привычка дурацкая – подкрадываться?!

- Вам не говорили, что желательно хотя бы стучать? – Резко спросила она.

- В больнице? – Марина слегка усмехнулась. – Не смешите меня. Сами знаете, тут порой не до формальностей.

Она медленно подошла к кровати, и Анна заметила, что движения Марины скованны и осторожны. Быстрый взгляд на лицо коллеги сказал Анне о многом. Слишком часто она видела таких пациентов, а ещё чаще – пациенток.

- Как вы сегодня себя чувствуете? – Сухо спросила Марина, боясь, что Анна начнёт расспрашивать. – Вы принимаете всё, что я вам передала?

- Да, – коротко ответила Каревская. Она видела страх Марины, но та могла не бояться: Анну мало волновала личная жизнь коллег. Ровно до тех пор, пока она не касалась её самой. – Что это за препараты?

- А вы не смотрели? – Марина осторожно опустилась на стул возле кровати, морщась от боли. – Как врач, вы должны были понять...

- Я поняла, – нетерпеливо передила её Анна. – Я не понимаю, почему вы поменяли все препараты, которые были до этого.

- Потому что вас кормили дрянью, которая вызвала ваш паралич. – Резко ответила Марина. – Такой ответ вас устроит? Заметьте, после смены препаратов ваши дела пошли на поправку. Разве нет?

- Бред, – коротко засмеялась Анна. – Да, там был препарат, который я знаю. Вы сами мне тогда подсказали. Но не может же быть, чтобы...

- Может. – Оборвала её Марина. – Один препарат. А вместе с ним другие, вроде бы правильные. Но есть такое слово, как “взаимодействие”. Да и в тех препаратах я тоже особо не уверена. Белая таблетка – она и в Африке белая, а уж что в неё засунули...

Марина замолчала.

- Почему я должна вам доверять? – Тихо спросила Анна. – Где гарантия, что вы мне не подсунули ещё большую дрянь?

- У вас выбора нет. – Марина ответила ей прямым взглядом. – Или вы доверяете мне, или...

- Или что? – С ненавистью бросила Анна. – Знаете, в последнее время я заметила, что перестала доверять людям. Я жду от них подвоха. Даже от близких. А ведь раньше я была не такой. Я верила людям и даже если они делали мне больно, прощала и забывала обо всем. А сейчас я просто злопамятная сука. Я помню всё и всех, и плачу им тем же, что они сделали со мной. А люди этого ой как не любят... Я не верю никому, даже близким. От близких я получила самый сильный удар который и сделал меня такой. Раньше я боялась причинить кому-то боль, сейчас нет. Почему я должна думать о людях, которые не думают обо мне? Которые не боятся сделать больно мне? И почему я должна доверять вам? Человеку, которого не знаю.

- За одного такого вы замуж собрались, – заметила Марина. – Значит, кому-то вы всё же доверяете.

- Олег слишком отличается от тех, кто меня всегда окружал. – Анна отвернулась. – Он другой. Он не пытается меня сломать, подстроить под себя... Он не жалеет меня, а поддерживает... Он просто рядом, наравне со мной. Я не привыкла к такому... И я не заслужила такого отношения.

- Почему? – Осторожно спросила Марина, видя, что Анна уже не огрызается. Она лишь задумчиво смотрела в окно, словно забыв о Марине. Скрипнула дверь, но ни Марина, ни Анна этого не услышали.

- Все говорят, что я привыкла к дорогой и хорошей жизни. – Негромко произнесла Анна и усмехнулась. – Да, сейчас привыкла. Потому что в детстве её у меня не было, и не потому что мы не могли себе позволить, нет, а потому что родители считали что мне она не нужна, что я не заслужила! А я всё время старалась заслужить! Новое платье, любимую книгу или пирожное, куклу или фломастеры... Когда мне дарили на день рождения подарки, родители красиво благодарили дарящих, а потом, когда гости расходились, подарки прятались в шкаф, а потом передаривались детям их коллег и друзей. А мне говорили, что я обойдусь. Что не заслужила. Или что у меня уже есть. Конечно, есть... Я до сих пор помню набор для рисования, который мне подарила тётя на десятый день рождения. Чего там только не было... Карандаши, краски, фломастеры... Всех возможных цветов и оттенков! Я до сих пор не знаю, куда он делся. А мне сказали, что нечего заниматься ерундой... Ерундой. Для родителей рисование – это была ерунда.

Анна замолчала. Ком в горле мешал говорить. Зачем она сейчас всё это рассказывает, а главное – кому? Но слова просто лились, словно торопясь выплеснуться, выйти наружу, прежде чем она вновь загонит их глубоко, так, что и не достать...

- А я всегда любила рисовать. У меня не было хорошей бумаги для рисования, и я рисовала на обёртках от печенья, на кусках обоев, на салфетках... Когда мне было 12, я сама пошла и записалась в школу искусств. У меня была прекрасная учительница, Лидия Александровна. Она многому научила меня, и предложила выставить мои работы на выставку. Она давала мне свои краски, свои карандаши, холст... Мне, двенадцатилетней девчонке. Она поверила в меня. И она говорила: эта выставка – твой шанс. Я выбрала лучшие работы. Но когда я пришла из школы, чтобы забрать их и отнести в ДК, где проходила выставка, их не было. Они были у папы в гараже. Под колёсами его машины. Ему нужно было что-то, чтобы постелить на пол, чтобы колеса не были в грязи. И он постелил мои картины. С тех пор я не рисовала.

- Но... Как так можно? – Марина буквально почувствовала боль Анны. Ей захотелось обнять коллегу, но она не решилась. Да и Анна вряд ли позволила бы. Даже сейчас вся её поза выражала напряжение, а слова звучали резко и отрывисто, словно каждое из них давалось Анне с большим трудом.

- Можно... – Горько усмехнулась Каревская. – В моей семье было можно всё. Читать мои письма. Рыться в моих вещах. А после этого я многих из них не могла найти, потому что мама выбрасывала всё, что ей казалось ненужным. Она говорила, что так нужно, что я слишком цепляюсь за хлам. И я верила ей. Я верила, что мне не нужны ленты, подаренные бабушкой, потому что, по словам мамы, я и на праздники-то не хожу. Конечно, не хожу... Ведь меня никуда не пускали. Я должна была учиться и ещё раз учиться. Оценки ниже пятёрки считались позором и каждая из них сопровождалась скандалом. Мне говорили, что если я не буду учиться, я ничего не добьюсь. Что я никто. Что я лентяйка и тупица. И я училась. Училась, как проклятая. Я хотела доказать родителям, что они могут мной гордиться. А потом поняла, что не могу. Не могу доказать. И просто не могу больше это терпеть. Я закончила школу с золотой медалью, как и хотели мои родители. Но при этом у меня не было ни единой подруги. Зато были постоянные нравоучения и новые требования: поступить, выучиться и найти хорошую работу. Я снова была никем... Мои родители снова были недовольны.

- Почему? – Тихо спросила Марина. – Почему так?

- Я была единственным ребёнком влиятельных родителей. Разве могло быть иначе? – Горько усмехнулась Анна. – Не скажу, что я была долгожданным ребёнком, но раз уж родилась, надо хотя бы что-то стоящее воспитать. Вот и воспитывали. А мне от этого воспитания на стену лезть хотелось. И я просто сбежала. Поступила в университет, переехала в общежитие. Со временем сняла квартиру. Чего я только тогда не наслушалась в свои адрес... И что в подоле принесу, и что на нищенскую зарплату врача я даже хлеба купить не смогу... Я выживала как умела. Но я ни копейки у них не взяла. Потом была первая работа по специальности, защита... Я снова училась, как проклятая, но теперь уже я сама себя заставляла, потому что понимала – от этого зависит моя жизнь. Моё будущее. А ещё я училась жить. Общаться с людьми. Заводить знакомства, полезные и не очень. Потом работа в районной больнице. Научная работа. И уже через год меня забрали сюда. Мне было 27.