Нюра послушно сделала то, что ей посоветовали. Рана защипала и заныла.

   - Потерпи, потерпи... - услышала Нюра Витин голос.

   Она обернулась к Виктору.

   - Как...

  Но не успела договорить.

   - Тсс! - Витя приложил палец к губам. - Нельзя, - он замотал головой.

  Как же давно она его не видела!.. Нюра привстала, нежно провела пальцем здоровой руки по его рассеченной брови, кровоподтёку у губ, по лохмотьям разорванной рубахи, потом обняла и шумно выдохнула:

   - Как же так-то? Ну, как же так? - она уткнулась ему в плечо, и её голос зазвучал еле слышно.

   - А ты постриглась... - Витя погладил коротко стриженые Нюрины волосы. - стала похожа на мальчика...

   - Так надо, - пожала плечами Нюра. Она не могла рассказать ему всего, что происходило в ее жизни последние три с половиной месяца. А он не мог ей рассказать о себе.

   - А нас поймали, когда мы подорвали несколько немецких машин, - прошептал ей Витька. - Почему же ты здесь, Нюра?

   - Комендатура взорвалась, а я там работаю... - чуть слышно ответила она, взглянув на паренька, и снова опустила голову ему на плечо.

   - Ничего, ничего, - Витя погладил её по голове, - ничего... - он решительно продолжил, - тебя скоро выпустят.

   - А ты?.. - с дрожью в голосе спросила Нюра.

   - А меня ты не знаешь. Помнишь, что я тебе говорил? Если встретишь меня в городе, ты меня не знаешь.

   - Мы не в городе. Мы в тюрьме, - возразила Нюра.

  Он молча отвел взгляд.

   В узкое тюремное окно проникал серый дневной свет. Витька долго смотрел на этот маленький светлый прямоугольник.

   - А мне уже отсюда не выйти...- подытожил он, оглядываясь на Нюру.

   На ужин им принесли эрзац-хлеб и мутную баланду, напоминающую по вкусу кофе. А после оставалось только ждать. Всю ночь Нюра не могла сомкнуть глаз. Её била дрожь, от холода, от нервного напряжения, от тяжёлой безнадёжности. Уже ближе к рассвету она пристроилась на Витькином плече. Он молча сидел, прислонившись к стене, но не спал.

   - А знаешь, Анют, - тихо начал вдруг Витя, - это, наверно, плохо, но я... - и запнулся, боясь продолжить.

   - Что? Что ты? - торопливо спросила девушка.

   - Я... рад, что смог увидеть тебя...перед... перед ... - он не хотел произносит этого жуткого слова, которое так тихо и страшно давило своей безысходностью.

   Нюра приподнялась, чтобы разглядеть Витьку в сумраке тюремной камеры. Понемногу начинало светать. И девушка могла различить Витькин профиль.

   - Лучше, конечно, свидеться было не так...но сейчас я рад...

   - Не пущу, не пущу, - с болью, с надрывом заговорила Нюра и крепко обняла паренька. - Не пущу тебя, Витенька, не пущу...

   Витька мягко посмотрел на девушку. В сером утреннем свете его большие горящие глаза казались чёрными. Он легонько прислонился губами к Нюриному лбу.

   - Придут, виду не подавай. Молчи. И не плачь, - поспешно добавил он, видя, как дрожат у Нюры губы. - И живи, Анют, живи, не смей погибнуть. Живи, береги себя, не сдавайся, дождись, пока придут наши, пока проклятущая эта война кончится, и живи потом, долго, долго живи... А я не сдался и никого не выдал. И на мое место придут другие, и ещё, и ещё придут...и выбьют фрицев, выбьют, и победят. И я вместе с ними. Потому что победители не умирают.

   Но за ней пришли раньше. И ни слова не проронила она, и ни слова не сказал ей Витька. Только взглядом, глубоким и твёрдым, приказал молчать. И сглатывая слезы, и закусывая губу, шла Нюра по узкому тюремному коридору, а рядом раздавались тяжёлые неотступные шаги конвоиров. Душераздирающе заскрипела дверь, словно зашлась в плаче женщина, теряющая любимого.

   Нюра снова очутилась в комнате для допросов. Без слов ей сунули в дрожащие руки какую-то бумагу, заставили подписаться. А потом довели до входа, распахнули дверь и оставили стоять одну на каменном крылечке.

   - Иди, иди, - подтолкнул её в спину какой-то унтер. - Свободна.

  Ничего не понимая, Нюра спустилась со ступенек. Обошла стоявший у дверей грузовик.

   Где-то сзади раздалась немецкая ругань и уже вдруг ставшее привычным на её родине: 'schnell, schnell...'

   Нюра обернулась. В грузовик заталкивали пленных. Она разглядела среди них Витьку. И он, словно почувствовав, что за ним наблюдают, повернул голову в сторону Нюры. И его взгляд, прощальный, пронзительный и нежный по отношению к ней, и в то же время - не смиренный, гордый взгляд не сдавшегося воина, прожёг её, чтобы остаться в ней навсегда.

   Она только свернула на свою улицу, как её остановили полицаи. Одним из них был Сашка. Он потребовал её документы. И пока второй отвлёкся на другого прохожего, Сашка торопливо сообщил ей, что во вновь привезённых дровах нашли пули, поэтому-то её пока отпустили.

   - Будь осторожней, теперь за тобой следят. Ты приманка, - предупредил он, поглядывая на своего сослуживца на другой стороне улицы. Вернул ей аусвайс и отпустил.

   Нюра дошла до своей калитки, но дальше не могла сделать ни шага. От переживаний, от захлестнувшей боли и отчаяния, подкосились ноги. Нюра рухнула в высокую мокрую траву, не замечая ничего вокруг, и разрыдалась. Громко, горько, отчаянно. Она плакала и плакала - по Витьке, по себе, по их юной жизни, еще не успевшей крепко подняться и зацвести, она плакала, широко раскидывая руки, словно обнимая и жалея, словно защищая собой от врага и траву, и небо, и землю, всю свою родную землю.