Девочка сидела на краю своей кровати, положив на колени украденные карты. В последнее время ей снились странные сны, подробностей которых она не могла вспомнить по утрам, хоть и старалась изо всех сил. Лиана даже зажмуривала глаза, надеясь снова увидеть рассеивающиеся картинки, но ничего не выходило. Однако общий смысл сна всегда был где-то рядом, на краю ее сознания, и она надеялась, что карты помогут ей вернуть ускользающие образы, превратить их в связный рассказ. Правда, не совсем похожий на ту историю, которую девочка наблюдала во сне.

Лиана перетасовала карты, потом еще раз, и еще. И еще разок, на счастье. Когда одна половина колоды входила в другую, переходя из ее правой руки в левую, какая-то из карт упала на пол.

Лиана нагнулась и подобрала ее. Четверка Кубков. Она посмотрела на картинку – четыре женщины, стоящие кругом, подняли в тосте кубки, на которых выгравированы красивые звезды. И тут девочка вспомнила и лунный свет на белых листьях, и смех, и своих сестер, окликающих ее по имени.

Ана встала на колени, положив Четверку Кубков на пуховое одеяло перед собой, затем взяла другую карту. Маг. Женщина в длинном плаще, держащая в руке сияющий жезл, который освещает небо. Рядом летают птицы, прямо над женщиной зависла сова, а у ее ног танцуют эльфы и феи.

Лиана положила эту карту рядом с первой и достала из колоды третью. Луна. Волк с фиолетовой шерстью, стоящий на берегу реки и воющий на желтую луну. У реки высились белые деревья, а их стволы обвивали две двуглавые змеи.

Малютка неотрывно смотрела на карты и вдруг вспомнила весь свой сон.

– Кто хочет послушать историю?

Мы все подняли глаза. Я хотела послушать историю, но промолчала. Не знала, хочет ли этого еще кто-то.

– Я хочу, – сказала Лиана.

Беа улыбнулась и посмотрела на нас со Скарлет.

– Вам тоже захочется это послушать. Из моей истории вы могли бы кое-что узнать.

Скарлет оторвала взгляд от листьев, которые она подожгла (остальных моих сестер это, похоже, не тревожило, так что и я сделала вид, что ничем не удивлена), и поглядела на девочку.

– Вы сидите удобно? – спросила Беа, как будто была нашей мамой. – Тогда я начну…

Лиана захлопала в ладоши. Скарлет улыбнулась. Я же не сделала ничего.

– Давным-давно, до начала времен, – начала Беа, – до того, как появились Навечье и Земля, не было ничего, существовали только свет и его тень. – Последовала пауза, полная самодовольства. – Затем, когда зародилась искра жизни, были сотворены люди. Взрывная сила этого сотворения была так велика, что свет с тенью раскололись и разлучились так надолго, что оба позабыли, что некогда они были единым целым. Одна половинка стала олицетворением добра, а другая – зла.

Когда это произошло, они решили вступить в борьбу за влияние на человеческий род, но, поскольку эти силы всегда были равны, ни те ни другие так и не смогли одержать победу. В конце концов, власть держащие изобрели игру в шахматы, чтобы судьбу человечества решила она, ибо такой способ был менее кровавым и работал куда быстрее. Однако и это не помогло, поскольку каждая игра все равно заканчивалась ничьей.

Тогда на чрезвычайно долгом и нудном собрании правления было решено, что влияние на человеческий род будет поделено – силы добра будут влиять на сердца людей, а силы зла – на их умы. И вот ангелы и демоны рассеялись по Земле и Навечью, дабы влиять на сердца и умы людей.

С помощью этого человечеству дали выбор – следовать велениям своих сердец или своих умов, но скоро стало ясно, что людям бывает куда проще прислушиваться к своим головам, так что влияние демонов стало намного превышать влияние ангелов. Многие из поверженных сочли, что демоны сплутовали, однако так и не смогли доказать, как именно было осуществлено плутовство. Без веских доказательств условия сделки не подлежали пересмотру, и как-то повлиять на людей было уже нельзя.

Все человечество постигла ужасная судьба: люди стремились ощутить влияние добра, реализовывая себя, обретая уверенность в своих силах и познавая радость, но вместо этого слишком часто их уделом становились лишь страх, тоска и отчаяние. Неся в себе проклятие свободы воли, люди барахтались, нередко переходя из-под влияния одних сил к влиянию других по десять раз на дню. Многие из них, не выдерживая, сходили с ума.

Последовала еще одна самодовольная пауза.

– К счастью, тем из них, в ком течет чистая кровь Гримма, приходится терпеть свободу воли только первые восемнадцать лет своей жизни. Затем они могут сделать выбор между добром и злом. И то и другое влечет за собой определенные последствия, но хорошо уже то, что делать выбор приходится только один раз.

Беа улыбнулась.

– Так что познайте свой ум и свое сердце, сестрички. Помните, что лежит позади, представьте, что ждет впереди, и делайте свой выбор тщательно и осторожно.

Не в силах больше молчать, я скосила на нее глаза.

– Откуда ты все это знаешь?

Беа небрежно пожала плечами, но я видела – она довольна тем, что пробудила во мне любопытство.

– Мне рассказала моя mama, – ответила сестра. – Она рассказывает мне всё.

– А это правда? – спросила Лиана.

Беа улыбнулась.

– Да, каждое слово.

Будучи звездой, Лео никогда не чувствовал себя одиноким, а став ребенком, испытывал одиночество почти всегда. Он жаждал дружеского общения, но без братьев и сестер, с матерью, которой часто было не до него, и сдержанным, холодным отцом, ему приходилось довольствоваться только обществом воображаемых друзей. Иногда ему представлялся озорной мальчишка, с которым он смог бы вместе шалить и который заменил бы ему брата (он знал, что братишки у него никогда не будет). В другие же дни его воображение рисовало девочку с голубыми глазами, светлыми волосами и полным пренебрежением к тем, кто имеет власть, – такой персонаж встретился ему в книге про медведей. Сам Лео не мог позволить себе пренебрегать мнением тех, кто имел власть, ибо Чарльз Пенри-Джонс был из тех людей, которые всегда требуют послушания. Мальчик надеялся, что когда-нибудь ему достанет смелости пойти против правил, установленных его отцом, но знал, что сделать это будет куда легче и куда менее страшно, если рядом с ним будет союзник.

Тедди в восторге от своих новых приобретений. Он кружится на ковре гостиной, ступая по неведению на то место, которое я всегда обхожу стороной, и его переполняет чистая радость. Если завтра семья этих французов еще будет в отеле, я вернусь за той полотняной курточкой. Мне не следует этого делать, ведь красть у одного и того же человека дважды слишком рискованно, но желание увидеть такую улыбку на лице Тедди опять заглушает голос разума.

– Ты хочешь есть, Тед? На завтрак у нас цыпленок, начиненный травами, полента[22] и мини-морковь.

Каждый день мы едим то, что подают в отеле, что бы это ни было. Начав работать горничной, я несколько недель встречалась с Казом, помощником шеф-повара, и всякий раз после окончания моей смены он давал мне две порции чего-нибудь деликатесного в пластиковых банках. Мне пришлось прекратить наши отношения после осознания, что флирт ради еды совсем неуместен, но Каз все равно отдает мне остатки блюд, у него есть такая возможность.

Тедди перестает кружиться.

– Можно я буду завтракать в моей новой рубашке?

– Можно, если ты будешь аккуратным. – Иду к холодильнику, чтобы достать еду и переложить ее из временного пристанища на тарелки. По пути ненадолго останавливаюсь, чтобы погладить листья моего карликового деревца, и, кажется, от моего прикосновения по нему проходит дрожь удовольствия. Похоже, его ствол стал сейчас немного толще (как лодыжки моей мамы, когда она была беременна Тедди), и я понимаю, что скоро оно зацветет, наполняя нашу квартиру сильным и сладким ароматом, похожим на запах жженого сахара. У нас есть маленький деревянный столик, стоящий у стены рядом с кроватью брата (я по-прежнему сплю на диване), и за этим столом мы и едим. Если учесть тесноту квартиры, в которой мы живем, с нашей стороны глупо не пользоваться комнатой родителей, но никто из нас не заходил туда с того самого дня, когда умерла мама.