— Хорошо, — отозвалась уже суетящаяся с уборкой в доме женщина. — Я придумаю что-нибудь.

Я удовлетворенно кивнул, захватил в своей комнате топорик, поправил на поясе нож и вышел из дома. На деревенской улице мне попались навстречу пару женщин, озабоченно куда-то спешащих и сидевший у крыльца своего дома старик. Со всеми я уважительно здоровался, а паре стаек играющих детей махнул приветственно рукой. Уже на выходе из деревни встретил крепкого белобрысого парня, постарше себя круга на два и немного ниже ростом. Правда, по сравнению с остальным населением деревни, его можно даже назвать высоким. И было заметно, что физически он очень развит.

Парень стоял у крайнего дома, как я уже знал — деревенской лавки, прислонившись спиной к стене. Я снова уважительно поздоровался. Парень, глянув исподлобья, сплюнул мне под ноги и вызывающе ухмыльнулся. Я сначала недоуменно притормозил, а затем, пожав плечами, прошел мимо. Подумал с досадой: «Везде среди парней и подростков одно и то же. Всегда найдутся такие, которым надо обязательно до кого-нибудь докопаться, а еще лучше — почесать кулаки».

Дойдя до леса, я достаточно быстро нашел подходящие деревца. Срубил, очистил от веток и ошкурил тонкие стволы. «Насколько я помню, для ремонта должно хватить». Затем, решил сделать боккэны[32] под шашку и вакидзаси для тренировок. Тут пришлось побродить по лесу подольше. Наконец, нашел дуб с подходящими ветками и вырубил четыре заготовки. Решил: «Выстрогаю дома». Забрав подготовленные для плетня жерди, взвалил их на плечо и направился домой.

При входе в деревню поздоровался с охранником на вышке, бросил взгляд на лавку, но давешнего парня там, к счастью, не было. Не хотелось начинать свою жизнь на новом месте с мордобоя. Да и не любил я драться, хоть и приходилось это делать «в прошлой жизни» достаточно часто. Правда, люди меня знающие, ни за что бы об этом не догадались. Я никогда не избегал драк и всегда лез туда, где видел несправедливость. Уж таким меня воспитал отец, дед и старший брат. А уж чуть свернутый нос и куча разнообразных шрамов по всему телу открыто говорили — драчун. Но, сам-то я знал, что это не так. Я НЕ ЛЮБИЛ драки. В каждой ситуации, которая заставляла меня помахать кулаками, приходилось себя заставлять. Перед каждой дракой натурально трясло.

Сначала, по малолетству, очень переживал, что это означает трусость. Впрочем, эта тряска проходила сразу после начала драки. Гораздо позже узнал, что это обычное в таких ситуациях действие адреналина. Когда я зашел в дом, ко мне сразу вышла Цветелина со стопкой одежды и двумя парами обуви. Очень смешной. Насколько я сообразил, глянув на эти «чуни» (как назвал их про себя), они были вырезаны из одного куска грубо выделанной кожи, сложены конвертом вокруг ступни и зашнурованы кожаным же ремешком.

— Не побрезгуй, Сержио, померяй. Это одежда моих брата и мужа.

— Спасибо, хозяйка, — от всей души поблагодарил я.

Померив одежду, оказалось, что она коротка. Но вот, обувь подошла. Благодаря своему нехитрому покрою, можно было немного подрегулировать длину шнуровкой.

— Не переживай, дай я померяю на сколь одежа короче. Сейчас рукава и штанины надставлю таким же полотном, и можно будет пользоваться.

— Ясно. А можно мне будет и мою еще по ширине подогнать? Вы же видели, она мне великовата. Сколько с меня за одежду и твой труд причитается?

— Не надо ничего. Это подарок. И твою одежду я подгоню.

— Еще раз спасибо. Очень ты меня выручила. А теперь, пойду я забор подправлю.

Вышел во двор и занялся ремонтом забора. Пока работал, в гостях у Цветелины побывали, наверное, все женщины деревни. Прибегая то по одному делу, то по другому, все с любопытством на меня глазели. Быстро разобравшись с забором, я уселся на крыльце и занялся вырезанием боккэнов из заготовок. Уже вечером, когда были переделаны все дела, уселся с Марийкой в большой комнате. «Ведь обещал сказку? Слово надо держать». Это тоже было одним из моих принципов. Сначала немного растерялся. Хоть у меня и выросло двое детей, раньше не приходилось рассказывать сказки. Детьми занималась жена. Я же пропадал на службе. Уходил, пока дети еще спали, а приходил со службы уже поздно и настолько задерганный, что был не в особо подходящем настроении для сказок. Сейчас очень жалел об упущенных возможностях. «Что же мне рассказать? Что может быть интересно ребенку в ее возрасте? Эх, русская классика никогда и никого еще не подводила»!

— Слушай, Марийка. Сказка про сестрицу Аленушку и братца Иванушку. Жили-были старик да старуха, у них были дочка Алёнушка да сынок Иванушка. Старик со старухой умерли. Остались Алёнушка да Иванушка одни-одинёшеньки…

В течение всего рассказа я и сам увлекся. Старался рассказывать в лицах, с выражением. Наверное, наверстывал то, что упустил в прошлой жизни. И мне нравилось то, что я делал. А уж как переживала Марийка! И за добрую и заботливую сестрицу, и за непослушного братца. Она не понаслышке знала о тяжелой жизни. А уж, как ревела, когда колдунья заколдовала и утопила Аленушку, а потом решила зарезать и съесть Иванушку. А как радовалась с еще не просохшими от слез глазами, когда в итоге все закончилось счастливо. В течение рассказа, Марийка перебралась к Сергею на колени и сидела, вцепившись обеими руками в рукав его рубахи.

— Как сдолово, Селжио! Какие ты сказки холосые знаешь. Ласкажи еще. Пожалуйста!

Но тут вмешалась Цветелина:

— Все дочка, тебе уже спать пора. А завтра много дел и ты мне будешь помогать.

— Ну, мааам! Я все сделаю, пусть Селжио еще ласкажет.

— Марийка, — пришлось вмешаться. — Я тебе обязательно расскажу сказку. И не одну. Но сейчас уже действительно поздно. А завтра вечером, если будешь слушаться маму, расскажу тебе еще одну интересную историю.

Цветелина благодарно улыбнулась, уводя насупившуюся дочку в комнату.

Вечером того-же дня Цветелина подогнала мне рубашку и штаны мужа, сделав вставки в районе плеч на рубашке и в районе колен на штанах. Красивее они от этого не стали, хе-хе, но носить можно. «Не на танцы же»? — усмехнулся про себя. А мою одежду обещала ушить на следующий день. Разговор деда Васила и скотовода Сречко состоялся и принес положительный результат. Его идея об аренде хлева понравилась скотоводу. Хозяин, по всему видно, он был сильный, поэтому быстро просчитал выгоду. Единственное, очень долго спорили о величине платы и о том, что именно будет обязана делать семья старого рыбака. Сречко решил разместить у старика восемь коров (по числу мест в хлеву). Уговорились на плату в три сикла в месяц, это была величина ежемесячной оплаты чернорабочего в городе.

Но особо выбирать было не из чего. Возможность заработка в деревне была очень ограничена. За эти деньги семья старика должна была привести в порядок хлев, убираться в стойлах, поить и, при необходимости, кормить животных, выводить коров на улицу на выпас и заводить обратно после выпаса, приглядывать за ними. На зиму Сречко взялся заготовить достаточное количество кормов, а разместить их решили на чердаках хлева и сарая деда Васила. Сейчас же, скотина кормилась на выпасе с семи до десяти утра и с пяти до десяти вечера. Крестьянин Вук, который тоже держал коров, но был гораздо беднее Сречко, подрабатывал деревенским пастухом. Поэтому уговорились, что утром и после обеда будут отдавать коров ему на выпас. А после утреннего выпаса и вечером, когда деревенское стадо возвращается, забирать их и ставить в стойло.

Доить коров должны были приходить либо жена скотовода София, либо его дочка Йорданка, утром с шести до семи и с четырех до пяти вечера. Сам Сречко завез им во двор три подводы соломы. Дед с дочкой убрались в хлеву и усыпали пол соломой, а остаток я забросил на чердак. После залез на сделанную из щепы крышу и убедился, что ремонт ей пока не нужен. Успел подремонтировать и коптильню, которую собрались запустить через день.