Мне повезло, меня ничем не задело. Только несколько капель попало на кожаную юбку.

Боялась ли я последствий? Ничуть. Мой муж — Доминик Форд, и хоть сейчас он был полезен мне.

Продолжила смотреть на секретаршу, сканируя взглядом. Доминик не мог её трахать, она не в его вкусе. Но в душе всё равно рылся червячок, который напоминал мне о слухах в особняке. Как Доминик в моё отсутствие отрывается на служанках, а им и нравится.

Я так увлеклась рассматриванием любовницей мужа, что не заметила Доминика, который вышел из кабинета, и подошёл ко мне, что-то сказав.

Что именно, я прослушала.

Почувствовала на предплечье его сильную хватку и как меня тянут в кабинет. Не поняла, как оказалась на том самом столе, на котором Доминик жарил эту брюнетку.

Сразу же слезла с него, испытав отвращение, появившиеся при одном представлении этой картины. Идеальное тело Доминика, покрытое потом, вдалбливалось в эту брюнетку с дряхлой задницей.

Но стоило только слезть с него, как Форд посадил меня на него обратно, и я уже начала вырываться из его стальной хватки. Снова оказавшись ногами на полу, оттолкнула тело Доминика от себя. Ну, как оттолкнула, сдвинула на один шаг, но потом была остановлена захватом рук, ног и снова посажена на ненавистный мне стол.

— Да что с тобой происходит?! — кричит он мне прямо в лицо, но не воспринимаю его крик всерьёз, полностью поглощённая злобой. Значит, я терплю все унижения, издевательства из-за выдуманных ревностей и измен, а сам он кувыркается с кем попало? — Сядь и сиди!

Кричит и целует меня, пытаясь успокоить. Грубо, властно, проникая языком в рот, вырисовывая различные пируэты, и лишая меня возможности дышать. Бью кулаками в его грудь и заставляю отпрянуть от меня.

— Я не буду сидеть на том столе, на котором ты трахаешь всяких баб, — выплёвываю и спрыгиваю со стола, одёргивая юбку и смотря Доминику в глаза.

Сейчас мне было так хреново, что я и забыла о наличие плана — сблизиться с мужем. Который пошёл под откос…

Что ты на это скажешь, а?

Только его рот открывается, как его перебивает голос секретарши по селектору, которая оповещает, что прибыли партнёры из Японии и ему срочно нужно явиться в конференц-зал.

Но вместо того, чтобы выйти из кабинета, он снова впивается в мои губы, жадно терзая, а после отстраняется, разворачивается ко мне и говорит:

— Вернёмся к этому позже, — звучит безапелляционно, — Пошли.

Выбора не было, и я поплелась за ним, чтобы не оставаться в этом кабинете. Сама не заметила, как ноги довели до конференц-зала, следуя за Домиником.

Войдя, Форд предупредил, что я буду простым наблюдателем и посадил меня на противоположный край стола. Хоть и не смотрела на него, чувствовала, как он всё это время прожигал меня насквозь взглядом.

Я не понимаю себя.

Почему так отреагировала на его любовницу?

Я же и так знаю, что иногда он ходит на сторону, потому что бревно в постели ему не нужно. Но почему именно сейчас так больно? Не удивлюсь, если это всё гормоны. Но скорее всего нет.

Это была даже не ревность, а вспышка гнева от нашего неравенства. Доминик постоянно упрекает меня в моих изменах, которых нет, но сам крутит романы со всякими секретаршами. Разве это справедливо? Главное, я получаю за всё сполна, хотя ничего не делала, а он…

Он отрывается за нас двоих, ещё и остаётся безнаказанным.

Устала. Только начала идти к цели, как уже опускаются руки. Что опять делать? Снова сбежать? Он найдёт, вернёт и тогда точно убьёт собственными руками.

Меня кто-то трясёт за плечо, и я поднимаю голову, встречаясь взглядами с Домиником. Он приказывает мне встать и идти за ним, что я и сделала. Плелась за ним как заключённая, смутно понимая, что делать дальше.

Остановились у лифта, и уставилась вниз, в окно, пока не услышала голос диктора из телевизора, висящего на стене.

— Сегодня в лесу был найден молодой журналист Эрик Матисон, — говорит девушка монотонным голосом, и я поднимаю взгляд на плазму, рассматривая этого журналиста. Того самого, который схватил меня тогда по пути в машину.

Смотрю на его окровавленное тело, лежащее около старого дуба, и почти что разодранное в клочья. Тошнота подступает ко рту, и я закрываю рукой рот, чтобы мои утренние тосты не вышли наружу.

Господи, не верю.

Не верю, что Доминик на такое способен. То что это был именно он, была уверена. Он всегда был таким. Импульсивным, одержимый. Однажды он сломал руку своему другу за то, что он по-дружески обнял меня.

Не на моих глазах, нет. Но потом он сам рассказал мне это, говоря, что Нику пора лечиться. Тогда у него и пропал этот друг.

— По результатам судебной экспертизы на Эрика напал голодный медведь, который не пожалел молодого человека, — снова слышу голос ведущей отчего ноги подкашиваются и чуть не падаю, но сильные руки моего мужа-убийцы держат меня крепко, не давая упасть. — Мистер Матисон ехал в загородный домик для отдыха по сведению его друзей. Найденная машина на обочине оказалась сломанной, именно поэтому Эрик оказался в лесу, ища помощь. Но её он не нашёл, зато обнаружил голодного животного. Дело закрыто, труп доставлен в морг.

Медведь! Медведь!

Чувствую, как меня несут на руках, и я прихожу в себя только когда оказываюсь на кожаном диване, не разбирая где что. Рука Доминика гладит меня по лицу, и я устремляю на него свой взгляд. По щёкам текли слёзы, потому что знала — этот молодой парень ушёл из жизни только из-за меня, из-за глупого прикосновения.

— Я не хотел, чтобы ты это видела, — мягко и как-то успокаивающе произносит Доминик, а меня чуть ли не воротит от его лица. На что он ещё способен?

Он ведь даже не стал отрицать, что это он. Никогда не делает этого, не оправдывается. Творит, что хочет.

— Это ненормально, Доминик! — кричу, чуть ли не захлёбываясь слезами. — Ты убил человека! И всё из-за чего? Он просто взял меня за запястье!

Я замахиваюсь рукой в сторону мужа, пытаясь отдалиться от Форда, но он перехватывает мою ладонь и грубо сжимает.

— Схватил. Схватил за руку и принёс боль, — цедит он сквозь зубы. — Только я могу делать малышке Бель больно. Он виноват, а таких людей нужно наказывать.

Плакала я минут пятнадцать, пока меня не накрыла полная апатия и осознание того, что мой муж — убийца. Что я могла сделать, узнав это? Закатить истерику? Уже. И это помогло вернуть того молодого журналиста к жизни? Нет.

Уйти от него? Была уже попытка, и совсем не удачная.

Я просто смирилась, обмякла в его руках, и позволила отнести в машину, а после привезти домой.

Пока он отходил, схватила сменную одежду из шкафа, и вышла из спальни, направляясь в гостевые комнаты. Выбрала самую дальнюю, и, не запираясь, упала на кровать. Замки в этом доме не были преградой для Доминика — от каждой комнаты у него был ключ, поэтому смысла закрываться не было.

Так и лежала ни о чём не думая. Голова была совершенно пустой, и я просто не представляла, как жить с той мыслью, что Доминик кого-то убил.

Только закрывая глаза, перед лицом всплывали его кровавые руки.

— Анабель, — послышался со стороны недовольный голос Доминика, который я сначала не расслышала. — Мне надоели твои игры.

Я не ответила, потому что сил банально не было. Продолжила лежать на кровати, смотря на белый потолок с рисунком.

— Блять, надоела, — слышу его мат и снова никак не реагирую.

Надоела? Так может, выкинешь, наконец. Но вот так думала только я, потому что в следующее мгновение была вжата массивным телом Доминика в кровать, слушая его крики мне в лицо: — Шлюха, которая не знает своего места. Сейчас я выбью всю эту дурь из тебя.

Мгновенно напрягаюсь, и прихожу в себя, от этих слов.

— Роберт! — кричу, чувствуя, как он хватается за мои запястья, и гадко улыбается.

Узнала этого подонка не сразу. Только тогда, когда он открыл свой грязный рот. Нет, Доминик говорил также. Но это он делал по-своему, со своей долбанной маниакальной любовью.