Солнце потускнело, и запах булочек поблек. Берт закрыл глаза и беспомощно уткнулся в папино плечо, снова вхлипнув.

– Я ничего не хочу…

– Бывает, – отец обнял его, пару раз качнул и погладил по спине. – Все будет хорошо. Я обещаю. Теперь ты пообещай.

– Угу…

– Молодец, Кнопка.

Через пару минут он лежал в своей постели, укрывшись почти с головой. Лереси дала ему лечебное зелье, сказала, чтоб не обижался на нее, и тихонько закрыла дверь. Берт стал смотреть в окно.

Лучи проникали в комнату через крону вяза, и на одеяло ложились пятнистые тени. А потом на подоконник вспорхнул воробей. Гилберт вспомнил птицу счастья с Саммерсета и уснул.

***

– Фи-и-и-иу!

Берт открыл глаза и оторвался от подушки. Солнце светило еще ярче и горячее. В комнате стояла духота. Берт подумал, что ему приснилось, но тут снова:

– Фи-и-и-иу!

Свистели снаружи. Окно выходило на задний двор. И тут Гилберт понял.

Он вскочил с постели и кинулся открывать створки. В комнату влетела волна свежего, хоть и знойного воздуха. Берт пощурился от солнца и посмотрел вниз. Сердце радостно взвилось под самое горло.

Во дворе стоял Фуфел, засунув руки в карманы и улыбчиво жуя. Он смотрел на Берта, точно так же прищурив один глаз, хотя свет на него не падал.

– Я принес, – сообщил он и улыбнулся шире.

– Ага! А ты сможешь докинуть?

– Не вопрос. Но сперва кидай деньги.

Проклятье, деньги! Напрочь из головы вылетело. Но ничего, в комоде, кажется, должен быть кошелек, который на днях стибрил у пьяницы.

– Давай вместе? – предложил Берт.

– Что, не доверяешь? – усмехнулся Аксель.

– Ну…

– Да я угараю. Конечно, вместе, дурик. “Одновременно” это называется.

– Сам ты дурик, понял?!

Фуфел рассмеялся и покачал головой.

– Ну вот, растешь наконец-то. Понял я, понял. Давай уже.

Берт кивнул, подбежал к комоду и выдвинул верхний ящик. Там валялись всякие ножи, кинжалы и заточки, которые забывали гости в тавернах. Нивенир говорил, что их можно будет продавать. Хорошо, что никто не лазит в этот комод, а то бы завоняли.

Во втором ящике лежала одежда. В третьем – любимые книги. Про Лорхана и Барензию, а еще “Поучения благой Альмалексии”. В нижнем – всякая всячина вроде дешевых украшений и старых потускневших монет. Все это Берт тоже выуживал из карманов пьяниц и думал продать. Туда же он закинул и кошелек.

Он пересчитал деньги и оставил десять монет, сложив лишние в ящик. Затем ринулся к окну, будто боясь, что Фуфел ему привиделся и исчез. Но тот стоял, как стоял – с руками в карманах и жевал.

– Вот! – Гилберт помахал кошельком в воздухе.

– Слушай, я тут подумал… Давай-ка ты лучше спустишься. Вдруг ты мне кошелек с камнями кинешь?

– И ты тоже.

– И я тоже. Так что давай, спускайся, чтобы никто никого не нае*ал.

“Нае*ал”. Тоже смешное слово.

Берт невольно улыбнулся и ответил:

– Ладно, подожди, я оденусь только.

– Да тебе и сорочка эта идет, – с наигранным кокетством ухмыльнулся Фуфел. Берт почувствовал странную дрожь и жар.

– Чего?

– Ничего, спускайся давай. А по дереву сможешь? – Аксель кивнул на молодой вяз, тянущийся ветками прямо к окну.

Гилберт опасливо глянул на ближайшую ветку, но для него она была еще далековата.

– Не дотянусь, – он выпростал руку, чтобы Фуфел увидел, как до ветки оставалась еще примерно такая же рука. – А на подоконник не залезу.

– Мгм. Ладно, иди уже.

Гилберт быстренько нацепил первую попавшуюся одежду, – легкую рубашку и штаны, – сунул в карман кошелек и поспешил вниз. Лереси уже ушла, а папа выгребал пепел из печи. Он заметил Берта и окликнул:

– Тебе еще надо позавтракать, помнишь?

– Да, сейчас приду, – ответил тот из коридора.

– Ты куда-то собрался?

– Я Лирена на улице заметил, хочу позвать гулять.

Папа недоверчиво выпрямился, но промолчал. Берт вышел на залитую солнцем улицу и обогнул дом, скрывшись в тени деревьев на заднем дворе. Фуфел ждал у самой стены, так что из окна его было не видно.

– Симпатично, – он окинул Берта взглядом и хитренько улыбнулся.

Гилберт замялся, поймав тот же странный восторг, что и с Бьюли.

– Ага. Вот, – он вынул кошелек.

– Мгм, – Аксель тоже достал кошелек и развязал, показав Берту шесть блестящих розовых кристаллов сахара.

Ноздри затрепетали, когда в памяти всколыхнулся приторный запах. Берт кивнул и так же открыл свой кошелек. На свету блеснули монеты.

– Десять.

– Вижу. Махаемся.

Они передали друг другу мешочки. Фуфел сунул свой за пазуху и улыбнулся:

– С тобой приятно иметь дело. Я всем это говорю, но с тобой и правда приятно.

– Почему? – Гилберт убрал драгоценный кошель в тот же карман.

– Ты мой самый молодой клиент, в курсе? Раньше самой малой у меня была 10-летняя сопля, редгардка. Честно, я даже удивился, когда ты сахар попросил, вот от тебя вообще не ожидал. Я ж тебя еще совсем мелким помню, ни бе, ни ме. Прямо только из пи*ды вылез.

– Откуда?

– Из мамки.

– А-а, – Берт усмехнулся, хотя слабо понял. – А в замке что было?

– Да ничего, твой батя штраф впаял и нахер послал. Сказал, еще раз поймает – в каталажку упрячет. Он у тебя ровный мужик, не вредный. Как-то и гадить ему не хочется.

– Он запретил с тобой разговаривать.

– Я знаю, он у меня сомиков отобрал. Я самокрутки так называю. Но, короче, раз ты вышел, то яйца у тебя растут.

Гилберт криво улыбнулся, снова ничего не поняв. Тут же вспомнил, про что давно хотел спросить у Лирена. Но с ним еще неясно, когда получится встретиться. Можно ведь спросить и у Фуфела. С ним, правда, Гилберт знаком не так давно, зато он старше. Гораздо старше, на целых семь лет.

– Фуфел, а кто такие пи*оры?

Улыбка Акселя поблекла. Он перестал жевать и пристально посмотрел на Берта.

– А что?

– Просто меня Чума так назвал. Мы никогда раньше не виделись. Он сразу так назвал, и я не знаю, почему.

Фуфел расслабился и усмехнулся:

– А, да он просто так. Ты забей. Это что-то типа “мудак”, “дурак”, “придурок” и все такое.

– Но я же ничего ему не сделал. Это он первый начал.

– Иногда это просто слово, так что не бери в голову. Хотя…

Он опустил на Берта глаза и оценивающе смерил взглядом.

– Ну, кто ж его знает.

– Что?

– Ты и правда похож на педика. Тебе хоть и всего шесть…

– Шесть с половиной!

– …Но ты и правда похож.

– Почему? Кто это?

– Рассказать тебе? – лукаво прищурился Фуфел. – Это ведь не шутки, если что. Короче, педики – это такие пацаны, которые трутся с другими пацанами. И выглядят, как девки, вот как ты.

– Да хватит! Мы же тоже с мошкарой ходим.

– А, нет! – засмеялся Фуфел. – Мы просто дружим, а педики мутят друг с другом. Как Чума с Бьюли.

– А так можно?

Аксель снова захохотал.

– Вот о чем я и говорю! Я с тебя обоссусь сейчас, мелкий! – он отсмеялся и стал переводить дыхание. – Так можно, но так нельзя. Пиз*ец, сам тебе тут комплименты отвешивал, а теперь… Короче, быть настоящим пи*ором – плохо, за такое и втащить могут. В смысле, побить, понял? Так что лучше помалкивай.

– Я ни разу таких не видел.

– В зеркало посмотри, – Фуфел взорвался смехом.

Берт недоуменно замолчал. Мысли смешались, и он изо всех сил старался понять, почему это плохо. Но никак не мог.

– Аксель, а почему это плохо?

– Что? – он вытирал слезы. – С другими пацанами мутить? Это противно, вот почему. Собственно, девки на что? Нет, мутить надо с девками, а с пацанами дружить. Иначе так кабину начистят, что мать родная не узнает.

– А почему противно?

– Мелкий, я серьезно сдохну с тебя! – Фуфел скрючился от смеха.

– Я правда не понимаю!

Аксель кряхтел, шлепая себя по коленкам, и едва смог выпрямиться. Лицо у него блестело от слез.

– Что, уже присмотрел себе мальчугана что ли? – простонал он, вытирая глаза обеими руками.