====== Глава 14. На грани ======
Следующие недели были тяжелыми: ужасный ливень лил как из ведра, прекращаясь лишь на пару часов, чтобы вновь вонзиться в мягкую землю потоком ужасающей силы. Как объяснил мне Адаже, продолжительные ливни для убежища являлись серьезной причиной для волнения: в сезон дождей растительность росла значительно сильнее, забирая из мягкой почвы основную часть питательных веществ, что в долгосрочной перспективе приводило к обеднению урожая. Для жителей, не желающих принимать пайки от Гончих, скудное плодоношение было подобно смерти. Но главная опасность состояла в том, что в этот раз вслед за дождем в убежище пришло тяжелое заболевание, что быстро губило жизни старых и ослабших. Адаже много работал, откликаясь на каждую мольбу о помощи. Он исходил весь район вдоль и поперек, оказывая помощь всем, кто пострадал от жестокой шутки судьбы, а я, как его ассистентка, неизменно следовала за лекарем, куда бы ни завело его ремесло.
Когда ливни прекратились, земля высохла, а количество заболевших постепенно начало сокращаться, я вздохнула с облечением: скоро это закончится, все станет как прежде. Но что не давало мне покоя — угрюмое изможденное лицо Адаже. Он мало ел и спал в эти дни, но его настроение стремительно ухудшалось не от физической усталости, а от морального давления, что он испытывал каждый раз, когда из его рук ускользала жизнь, что он так старался сохранить. Первое время я злилась на него за то, что он игнорировал некоторых пострадавших, даже не пытаясь помочь им, но смягчилась, когда поняла истинную причину его жестокой позиции. Время в его работе играло большую роль, и он не хотел тратить его на тех, кого не сможет излечить, сколько бы ни затратил сил и лекарств. Избирательность была необходима лекарю, чтобы успеть спасти того, у кого был шанс пережить эту схватку со смертью. Но и его опыта порой было недостаточно, чтобы удержать ослабших, утомленных вечной борьбой людей. Временами казалось, что до выздоровления осталось всего ничего, но болезнь внезапно наносила свой коварный удар и пожирала несчастных за считанные дни. Каждую смерть Адаже принимал на свой счет. Его лицо мрачнело все больше, и, когда в районе наступили тихие дни, от привычного спокойствия лекаря не осталось и следа: за этот период умерло семь пациентов, чье выздоровление не вызывало у Адаже ни капли сомнения, и еще больше тех, кому он не ставил уверенных прогнозов. Среди погибших оказались Лайна и Нирон. Мальчика сожгло заживо собственное тело. Лайна ничего не могла сделать: она бредила в лихорадке и не могла заметить плачевного состояния сына. Она чудом выкарабкалась из лап болезни, но слабая чуткая душа не выдержала утраты смысла ее жизни. Когда мы с Адаже пришли к ним в дом на регулярный осмотр, доктор констатировал смерть обоих. Мать умерла от разрыва сердца.
Мне стоило стыдиться облегчения, что я испытала, когда увидела их бледные лица, но я не могла побороть этого низкого омерзительного чувства. Мысли о том, сколько боли они испытали и сколько им еще предстояло, не отпускали меня до того рокового дня. Болезнь сильно подкосила Лайну, даже выздоровление не избавило бы ее от мучительных осложнений. Она могла остаться инвалидом и в любом случае уже не протянула бы достаточно долго, чтобы увидеть взросление сына. Нирон был вынужден повзрослеть слишком рано, чтобы суметь выжить самостоятельно в этом жестоком мире. Адаже всеми силами старался излечить мать, но уже дал мне понять, что заберет мальчика себе, если она не выкарабкается. Вместо хороших новостей в их бедном доме нас ждали хладные трупы. В тот день я лишилась всяких чувств. Я запрещала себе думать о них, пока мы кружили по улицам и домам убежища в вечной борьбе за жизнь выживших, и только глубокой ночью, услышав размеренное дыхание Адаже, позволила себе залиться слезами. Разрывающая изнутри боль стекала по щекам вместе с солеными каплями, пропитав мою подушку, но так же, как и слезы, высохла к утру, оставив за собой лишь глухое напоминание — новый рубец на душе. Горечь сменилась смирением.
Адаже переживал случившееся как собственную ошибку и долго не мог прийти в себя. Я уже заметила эту существенную разницу между нами: пока я переживала за живых, лекарь болезненно отпускал мертвых. Чувство вины держало его за горло мертвой хваткой, стремительно выпивало силы, и, кажется, готово было вот-вот иссушить его. Но когда мне казалось, что он достиг своего предела и вскоре упадет без сил под тяжестью совести, Адаже будто воскресал со своей неизменной мантрой: «я должен спасти того, кого могу спасти» — и продолжал работать с еще большим усердием.
Сегодня было первое утро, когда мы могли позавтракать спокойно. Эпидемия постепенно сходила на нет, вскоре жизнь в убежище вернется в привычный ритм. Как объяснил Адаже, все не закончилось бы так быстро, не среагируй Гончие на ситуацию. Я и сама прекрасно это понимала. Каким бы хорошим врачом ни был Адаже, но в одиночку справиться с целым районом невозможно даже при полном отсутствии сна. В спальном комплексе для рабочих Гончие открыли пункт помощи пострадавшим и лечили изможденных жителей под надежным руководством Глиссаде. На время открылся второй пункт выдачи пайков, порции стали несколько больше, Гончие работали быстро, перестав издеваться над просящими пищи. Я не видела командира, но мысленно была благодарна Заксену за оперативное вмешательство. Уверена, именно он дал распоряжение начать активные действия. Больше-то и некому. Адаже не дал мне размечтаться и напомнил о том, что большое количество трупов лишь стало бы источником по-настоящему тяжелой инфекции. Врачей внизу слишком мало, без вмешательства сверху решить эту ситуацию не представлялось возможным. Что бы я себе ни думала, Заксен был вынужден подавить болезнь, пока она не нанесла серьезного ущерба Гончим и самому командиру. Мне же уже не важны причины. Достаточно и того, что весь этот кошмар наконец закончился.
— Я схожу сегодня на рынок, — сказала я Адаже за завтраком. — Хочу в конце концов уже приготовить овощи с мясом, как хотела тогда. Отпразднуем возвращение спокойных дней.
— Буду ждать, — серьезно сказал лекарь. — Когда я указал на обилие яиц в твоих блюдах, имел в виду, что ты больше не должна использовать их. Я уверен в этом. Совершенно точно я имел в виду именно это, — настойчиво сказал Адаже, прямо смотря на меня. — Я не просил забыть все рецепты и готовить только яичницу.
— Знаю, я прекрасно поняла тебя еще в тот раз, — вздохнула я. — Но я купила слишком много, их нужно было для начала доесть, прежде чем покупать что-то новое.
— Ты ими все шкафы забила что ли? — скривился Адаже.
— Нет. Или да? Почти.
— Так и знал. Хорошо, что не решился проверить.
Я, очевидно, перестаралась, когда при каждом походе на рынок покупала мешок яиц. Адаже все еще ест мои блюда лишь потому, что способен вытерпеть вкус куда омерзительнее, чем то, на что жалуется сейчас. Боюсь, даже его силы скоро иссякнут.
— Их больше нет. Сегодня я пойду за продуктами. Обещаю не покупать яиц.
— Ты обещала в прошлый раз, — недоверчиво сощурился Адаже. — Поверю тогда, когда увижу сумку собственными глазами.
— Договорилось.
Взяв деньги и список покупок для Адаже, я покинула дом. На сегодня у меня не так много дел, я наконец-то могу расслабиться и никуда не спешить. Завтра мне предстоит поход к Глиссаде. Я должна была отправиться к нему намного раньше, но он приметил меня на улице, когда я возвращалась с рынка с травами для Адаже, и перенес встречу. Это было вполне ожидаемо: Глиссаде был занят с пациентами даже больше Адаже, я всегда видела его на пункте помощи, когда мы с лекарем выбирались в город. В один из таких дней я предложила Адаже скооперироваться с Гончими, будучи уверенной, что ни Глиссаде, ни кто-либо другой не отказался бы от его помощи, но в ответ на это медик нахмурился и посмотрел на меня так, что в последствии у меня и мысли не возникло предлагать подобное вновь. Я не поняла, что послужило причиной его реакции, ведь при мне Адаже уже помогал Гончим, но не стала доставать его вопросами. Остаток дня он был сам не свой и никак не хотел идти на контакт. Я решила оставить его в покое.
