- Нет, это… это уже позже. Я его похоронил. Сжег тело на берегу, - Джон мотнул головой в сторону. - Когда он просил о помощи, он сказал, что позвал друга, но тот уже не успеет.
Увидев, как лицо лорда еле заметно дернулось, Джон почувствовал проблеск сострадания к тому, кто не задумываясь превратит его жизнь в ад, если узнает, что перед ним Довакин.
Серана говорила, что ее отец всегда мечтал вернуть лето в Атмору - вот только у Молаг Бала были иные планы на своего питомца и он не собирался позволять Харкону следовать желанным путем. Джон вдруг понял, что никогда не задумывался, как именно вампиру, страдавшему от безумия почти такого же древнего, как он сам, удалось вырваться из тисков одержимости. Сколько воли требуется, чтобы противостоять Молаг Балу? Исходя из печального личного опыта, Джон мог предположить, что очень, очень много. Много воли, много желания - и крохотная искра памяти, точка отсчета, опора, за которую можно ухватиться в момент затмения.
А вдруг именно для того он и оказался на этом озере? Он не изменил будущего, рассказав Корсту о Херма-Море. Напротив, теперь оно пойдет именно так, как должно. Может, и Харкона надо лишь немного подтолкнуть, и тогда в нужный момент его слова принесут плоды - потом, позже, когда древний вампир увидит пророчество и поймет, что очень скоро на его глазах еще один континент будет стерт из жизни вслед за Атморой.
- Это меня он ждал, - признал Харкон сухо и холодно. - Я опоздал. Он говорил что-нибудь перед смертью?
- Кое-что, - ответил Джон и полез под волчий мех за ворот кафтана. Оборвав со шнурка кольцо Аэслипа и понимая, что этим не то чтобы роет себе могилу, а скорее строит замковую башню, он протянул дар драугра Харкону. - Кажется, он бредил. Просил передать другу… И еще кое-что сказал, но я не понял…
- Что сказал? - нетерпеливо спросил лорд, забирая и рассматривая кольцо.
- Атмору можно вернуть, - просто ответил Джон. - Так он сказал.
Харкон вскинул на него ошеломленные глаза, а потом рванулся вперед и сжал его плечо так, что Джон чуть не закричал от боли. Тошнотворное чувство опасности, неправильности происходящего нахлынуло на него, заслонив собой даже ауру безумия, и мир повис на ниточке, готовый сорваться в пропасть.
- Ты слышал его последние слова, - встряхнул его Харкон со знакомым бесовским огоньком в глазах, наконец-то сверкнувшим сквозь апатию - и, увы, не сулившим хорошего. - И видел, как он закрыл портал.
- Я не…
- Не силен в магии, да, - усмехнулся Папуля. - Но я уверен, что смогу достать из тебя это воспоминание. А дальше не твоя забота.
В голове Джона пронеслись панические мысли о подземелье, в котором ему уже довелось побывать, и о том, что будущее нельзя менять, а значит, Харкона нельзя ни убивать, ни прятать - да и как его спрячешь? Только Голосом, а это прямая дорога все в то же подземелье…
А между тем вторая рука лорда уже вцепилась в его локоть, сосредоточенное лицо приблизилось и в зеленых глазах вдруг начал посвечивать знакомый янтарь. Джон почувствовал, как чужая воля, смешанная с магией Обливиона, пробивается сквозь защитные барьеры его разума, и понял, что с ним того и гляди случится та же беда, что с заговорщицами из семейки Северин. Харкон, не желая лишних хлопот, а также писков, визгов и прочей жалкой борьбы за жизнь, решил без затей очаровать смертного, а уж разобраться с его памятью лорд сможет и попозже.
А ведь чего там только нет, в этой памяти! Драконья кровь, Серана, Свитки… Джон отчаянно пытался вытолкнуть чужака из своего разума, понимая, что еще немного - и мир будет не спасти, а на горизонте мыслей уже трепетало подлое желание сдаться и больше никогда ни о чем не переживать.
Уязвимость к Обливиону, обреченно вспомнил он, с дрожью ощущая, как рушатся одна за другой преграды в его сознании и вампирское жало приближается к свободной воле. Драконы внушению не поддаются, но даже будь он хоть трижды драконом, Шеогорат здорово подкосил его своей печатью.
Харкон снова встряхнул свою жертву и сощурился, явно удивленный, что внушение все еще не подействовало. Того и гляди вампир начнет что-нибудь подозревать, обмер Джон, а если он начнет подозревать…
Среди черного отчаяния он вдруг вспомнил, что у него все еще стоит метка около замка Карстаага, и привычно шевельнул рукой, надеясь, что заклинание не подведет.
Перед ним расстелился морской берег. Помятое плечо и локоть до сих пор стонали от хватки вампира, но самого Харкона нигде не было видно. Джон неверяще закрутился на месте, выискивая своего кошмарного противника, и увидел вокруг себя лишь тихий снег, сыпавший на гальку и лед побережья.
Лишь теперь он понял, по краю какой пропасти только что прошелся, и бухнулся на берег, переводя дух.
Нельзя играть с такими, как Харкон. Нельзя рисковать. Джон Старк, дурень каких мало, неужели ты до сих пор этого не понял?
И все же, и все же… Мир снова выровнялся, гнетущая искривленность исчезла. Более того, он чувствовал себя так, словно совершил нечто правильное, пусть и очень рискованное. Даже во время сражения с рогатым демоном, аспектом самого Хирсина, Джон не чувствовал такой запредельной опасности. Наверное, подумал он, лорду Волкихара это польстило бы.
Что ж, форту, кораблю и Каю Косадесу придется подождать. Сегодня он уже не посмеет соваться туда, где вампир может начать его искать.
Вздохнув, он потрогал надоевшие бинты и пошел через снега к кургану Хротмунда, чтобы переждать опасное время и подумать, что ему делать дальше.
Хочешь не хочешь, а нужно признать очевидное. Харкон проснулся, вышел из своего странного убитого настроения - и теперь он не успокоится. Особенно после того, как Джон обнадежил его насчет Атморы. Но где он станет его искать - у скаалов? Корст знает, что он из Хай Рока. В форте? Да, наверное, там помнят, что он приплыл из Хуула, но не знают, откуда он пришел в сам Хуул. На Солстхейм его никто не отправлял, у него не было здесь никаких дел, кроме сугубо личных, о которых он и не думал кому-то рассказывать. В форте могут назвать имя Джулиан, но мало ли сирот называют в честь богов…
Казалось бы, беспокоиться особо не о чем, но Джон все равно волновался. Настолько, что в конце концов распотрошил и стянул с себя повязку, переоделся в вварденфелльскую куртку, спрятал заодно с булавой приметный плащ и кожаный кафтан, а потом - была не была! - произнес заклинание Вмешательства Альмсиви, которое должно было перенести его в ближайший храм Трибунала. Он не был уверен, что из этой затеи что-то выйдет, но что он теряет?
Курган исчез, а взамен него вокруг волшебно возникли тусклые глинобитные стены. С вечернего неба шел мягкий теплый дождь.
Джон оглянулся и увидел позади себя арочную дверь храма Трибунала, а сбоку от нее какого-то данмера, воспринявшего его появление как нечто само собой разумеющееся.
- Где я? - спросил Джон.
- В Гнисисе, - незаинтересованно отвечал эльф, а потом вдруг насупился, указывая на рытвину на его лице: - Мор подцепил?
- Тюкнули топориком, - мотнул он головой и толкнул дверь в храм.
В храме на него посмотрели, обозвали чужеземцем, недовольно покрутили носами, тыча в рану какими-то стеклянными палочками, и попеняли, что так долго тянул. Наконец произнесли пару заклинаний с весьма болезненным эффектом и сообщили:
- С вас семьдесят дрейков.
Я в Морровинде, воспарило сердце Джона. Тут всем плевать, почему у н’ваха демонический рубец на пол-лица. Тут не Скайрим. Это Морровинд, мир пыли, вранья и кагути, мир скампов и корысти, мир, где никто его не знает.
Расплатившись, он вышел наружу, шевеля щекой и радуясь тому, что лицо снова целое. Казалось бы, мелочь, но такие простые вещи люди начинают ценить лишь тогда, когда есть с чем сравнивать.
Он направился к помосту с силт страйдером, но, поднявшись наверх, замешкался, приметив внизу, в реке, какого-то эльфа.
- Что это он там сидит? - спросил он у погонщика.
- Не знаю. Но сидит давненько.
