Больше всего проблем оказалось с Сераной, которая перебрала, забыв, что уже не вампир и не в состоянии выпить столько же, сколько Тирион, без последствий для интеллекта и поведения. То и дело она порывалась залезть повыше и спеть: “Довакин, Довакин!..” И ладно бы, если бы этим дело и ограничилось: она успела еще и во всеуслышание заявить, что скоро выйдет за Джона замуж. Арья схватилась за голову, глядя, как вокруг болтушки стихийно собралась толпа. Безликая начала проталкиваться сквозь народ, жаждавший подробностей, надеясь увести Серану до того, как она растреплет какую-нибудь тайну похуже, но тут в небе зашумело и над площадью завис Вультурьйол. От взмахов гигантских крыльев погасла половина фонарей, гирлянды замотались по ветру, теряя ленты и лепестки, а дракон прогудел окаменевшей толпе:

- Счастья молодым!.. А Довакинью невесту я, позвольте, заберу.

И аккуратно снял Серану с фонаря, с которым та обнималась.

Когда Вультурьйол исчез в небе со своей добычей, Арья протолкалась к Тириону, растерянному и белому как мел, и для порядка двинула ему в печень.

- Ты что же за ней не следил, поганец?

- А ты сама-то пробовала за ней уследить? - возмутился он в ответ и бухнулся на лавку. Арья с ногами влезла на бочку по соседству, глянула поверх голов, отыскивая Харкона, и увидела, что тот с довольно-таки веселым видом наблюдает за этой маленькой сценкой. Может, старый гад знает что-то, чего не знают они, призадумалась Арья, глядя, как император со сдержанной улыбкой шепчет что-то Элизиф. Королева Скайрима, приятно скандализованная, распахнула глаза, и Безликая поняла, что план по превращению Сераны в бастарда, кажется, начинает осуществляться.

*

Серана не помнила, как вернулась обратно на корабль. Где-то в нетрезвом уме сохранилась смутная картина, как она вплывает в окно каюты, будто перышко на ветру, и ворочалось подозрение, что к этому причастен Вультурьйол. Но после всех бокалов, что она выхлебала на чужой свадьбе, мечтая о своей собственной - обещанной драконами, не кем-нибудь! - бедняжку совсем развезло.

Устав от попыток думать, она плюхнулась в кроватку, даже не раздеваясь и безнадежно смяв праздничный наряд. Наряд, к слову сказать, мама колдовским способом скроила из очередной парадной императорской мантии, которую забраковал отец. В этом вопросе ее родители сходились: вся имперская мода слишком мягкотелая и беззубая, будто зайцы шили. Никуда не годится.

И как же это прекрасно, думала Серана, уплывая в разнеженный сон, как непередаваемо чудесно, что они больше не пытаются друг друга поубивать. Знать бы еще, что с Джоном, и ее счастье было бы полным…

И словно в насмешку над этими размышлениями к ней пришел сон, тяжелый, безжалостный.

Она была в Соборе, вроде бы хорошо знакомом - и все же ином, полуразрушенном, заваленным грудами костей. Вместе с ней был Джон, но совсем чужой, отрешенный; лук в его руках мягко сиял в веере лучей из бойниц, а за спиной виднелся колчан с золотыми стрелами.

Ее отец тоже был там - он стоял перед ними, страшный, окончательно сдавшийся на милость безумия, обреченный. Слова, которые он говорил ей, казалось, не имели никакого смысла, как и ее собственные ответы; все это было неправильно, все было ошибкой, которая лишит их всякого будущего… Но сколько бы она не исходила криком в собственной голове - все должно быть не так, не так! - события шли своим чередом, и вот, обменявшись сквозь зубы последними оскорблениями, лорд Волкихара и Довакин пришли к неизбежному финалу. Бой, который завершит все, бой насмерть.

Первая золотая стрела сорвалась с тетивы и Собор встряхнуло от ярости крохотного солнца, засиявшего при ударе в живое. Серана заслонилась рукой, чувствуя, как маленькое злое светило выжигает ей глаза, и вслепую метнулась за тяжелую каменную опору галереи. Груда костей рядом с ней зашевелилась, стала складываться в ухмыляющийся скелет, откуда-то сверху, бухнув каменными ногами, прыгнула призванная горгулья - и тут же рассыпалась, пораженная еще одной сияющей стрелой. Новое солнце, вспыхнувшее прямо перед девушкой, едва не прикончило ее на месте, но Джон даже не оглянулся, шагнув вперед к противнику.

Тетива заскрипела снова, раздался треск магии. Справившись с болью, она растерянно высунулась из-за колонны - только чтобы увидеть, как Джон в полубеспамятстве отлетает к стене, едва не потеряв лук. Кинув взгляд на алтарь, она увидела над ним крутящийся кровавый шар и в его багровой глубине - зверя Хладной Гавани, исчадие Обливиона с рваными крыльями, которое когда-то было ее отцом.

Кого выбрать? Сумасшедшую тварь, окруженную вихрем алтарной крови? Или этого незнакомца с замерзшими черными глазами, мертвеца, пришедшего из ледяной пустыни?

- Я же любила вас обоих! - закричала она. - Неужели вам все равно?!..

Им было все равно. Новое солнце вспыхнуло над алтарем, кости поднятых скелетов с бряцанием посыпались на камни, а объятый вихрем зверь с рычанием согнулся и тут же алой волной метнулся вперед, к ненавистному врагу, единственному, кто стоял между ним и концом света.

Сползая спиной по колонне, не в силах убежать, спрятаться от палящих лучей, Серана плакала от боли и безнадежности, понимая, что кто бы ни взял вверх, следующей жертвой станет она. Даже если победителем окажется Джон… да Джон ли это?

“Мы для них кладбищенская гниль…”

Голос матери как живой зазвучал в ее ушах, и она съежилась под колонной в окружении рассыпанных костей.

Драконорожденный, разодранный чуть ли не в клочья, каким-то чудом отшвырнул от себя налетевшего монстра и крикнул:

- Кри Лун Аус!..

Серана из яви не понимала драконьего языка, но Серана из сна знала, что эти слова - смертный приговор. Монстра смяло, отбросило к алтарю, но он, даже не думая смиряться, поднялся и воздел над головой когтистую длань, облекаясь потоками синего света. Драконорожденный, шатаясь, распрямился и тетива снова заскрипела, готовясь нести смерть.

Синий, встрепенулась Серана, неверяще моргая заплаканными глазами. Это не боевая магия, что же отец делает, это не поможет…

Стрела слетела с тетивы, и она слабо закрылась руками, понимая, что это почти бесполезно. Яркий свет обжег ее, лишил сил, но треск и гул, а затем шорох осыпающегося пепла заставили ее снова раскрыть опаленные глаза.

Драконорожденный стоял посреди Собора, как статуя; казалось, он даже не дышал.

- Джон… - потянулась она к нему.

Тот медленно, с усилием, повернулся к ней, словно пытаясь понять, кто с ним заговорил.

- Что с тобой? - спросила она, начиная паниковать. - Ты какой-то…

- Это просто я, - ответил он, глядя на нее черными глазами покойника. - Я - Джон Сноу. А Джон Сноу мертв.

Серана растерянно смотрела на него, не в силах понять, что он такое говорит. По отдельности эти слова были просты и знакомы, но, составленные вместе, не имели никакого смысла.

Хватаясь за колонну, она поднялась на ноги и увидела рассыпанный у алтаря багровый прах. Откатился в сторону знакомый меч с нетопыриными крыльями на гарде, блестела в луче из бойницы застежка плаща. Тишина и обыденность наползали на этот разор, превращая его во что-то непостижимое - ее отец мертв, уничтожен, а время по-прежнему размеренно идет вперед, будто ничего не случилось.

На слабых, ватных ногах Серана побрела к алтарю - мимо костей, мимо застывшего столбом Драконорожденого. Что-то темное лежало сбоку, в тени, недалеко от ступеней. Камень Душ, черный Камень…

Протянув руку, она взяла его - и тут же почувствовала внутри биение жизни. Камень был заполнен, занят чьей-то душой, и она запоздало вспомнила синее свечение, окутавшее лорда Волкихара по мановению его же собственной руки.

Какие бы подозрения на ее счет ни терзали обезумевшего отца, в конце концов он все-таки нашел в себе крохотную искру доверия. Осознав, что смерти не избежать, он предпочел Хладной Гавани плен в Камне и Каирн, выбрал вверить свою душу и судьбу рукам дочери, а не Молаг Балу. Значит, он еще не совсем потерян…