“…и вот так, на драконьем хвосте, наш Довакин спасся из страшной-престрашной ямки…”
Не в этот раз.
Он запрокинул усталую, почти не способную думать голову и положил ее на длинную иглу, пролегшую под затылком. Колени немели в холодной крови Обливиона, рука отнялась, но пальцы - он это знал, - все еще упрямо стискивали знакомую рукоять. Безжизненно вися на иглах, он вдруг задался безумным вопросом: а что сказал бы на все это Безумный Бог? Партурнакс советовал никогда о нем не вспоминать, но теперь все советы стали бессмысленными.
Разум снова попытался уплыть в забытье, но, цепляясь за краткий момент прояснения, Джон упрямо пытался думать. В который раз в своей жизни он вспомнил слова, произнесенные Шеогоратом в тронном зале: “Кто сможет остановить огненную бурю? Ты, Джон Сноу? Да ведь ты умер!”
Как же хохотал тогда Энн Мари…
И сейчас, вдоволь насмеявшись, он сказал бы: ты умер, смирись с этим. Тебе, покойнику, тени за чертой, подарили еще один шанс побродить по миру, но на деле ты уже давно лежишь в той расселине, потому что ты - мертв.
Мертв, совсем как Дени, обмякшая в его руках. Распахнутые глаза смотрят в неведомую пустоту, и единственное, что еще движется в ее лице - тонкая струйка крови, текущая изо рта.
Джон тяжело перекатил голову, царапая затылок об иглу, пытаясь вырваться из очередного морока. Дени жива… Жива, потому что он нарушил ход времен.
Тид-Аран, Рана Во Времени. Он создал ее, когда вернулся в прошлое с помощью Кель, и с тех пор Партурнакс сторожит ее, потому что она опасна. Потому что прошлое - неслучившееся будущее - все еще скрыто в ней, как зародыш в яйце, и эта угроза исчезнет только вместе с ним, ее создателем.
Он вспомнил ворчание умирающего Алдуина: “Ты сидишь на моем месте.” Вспомнил слова Дюрневира в Каирне - странные и страшные слова о том, что его душа поймана в три клетки: времени, проклятия и смерти.
Старый дракон с самого начала видел в нем того, кем он и был, - мертвеца, который по незнанию ранил Время, а потом, став вампиром, был и вовсе из этого Времени выброшен.
Я должен быть там, в Тид-Аран, понял Джон, поникая, опуская голову. Я уже там, с самого начала; мне просто надо с этим смириться. Я обещал Дени, что вернусь, но вернуться я смогу только как тень за чертой, как призрак…
Призрак.
Жить в волчьем теле - так ли это плохо? Уж точно не хуже, чем остаться здесь и висеть на ржавых иглах, будто на клинках Железного Трона.
Но как ему вернуться хотя бы в собственную смерть? Мучительно пробиваясь сквозь тягучий туман, затянувший мысли, Джон попытался вспомнить, что говорил тогда в Каирне Дюрневир.
“…когда ты проснешься, ты снова будешь в Нирне, ведь там осталось твое тело, твой якорь… Песчинки твоей души здесь… Тебе не уйти от Каирна и будущего у тебя нет.”
Каирн тянул его к себе во сне, но Тид-Аран - о, как хорошо он помнил это даже сейчас, - не желала отпускать и наяву. Его кровь вмерзла в ее лед, его тело все еще лежит там, в одном из времен. Призрак вдвоем с Арьей еле справились, пытаясь спасти его из ловушки.
Но что, если ему не удастся, если он так и останется здесь? С Молаг Балом все ясно: он будет мучить его, пока не добьется своего, - для этого у Принца Даэдра есть вся вечность. А вот Партурнакс… устав ждать, он может отправить за луком другого Драконорожденного. Ведь мы созданы, чтобы сражаться в Обливионе…
Дени. Он отправит сюда Дени.
И она погибнет ради того, кого уже и на свете-то нет. И все будет напрасно…
Он снова поднял голову вверх и уже без всякой надежды, принимая судьбу, подумал: я должен быть там, где должен быть. Должен отпустить Призрака. И отпустить себя. Ради Дени.
Джор. За. Фрул…
Сухие губы шевельнулись, но Крик так и остался внутри. Слова Драконобоя, которые он впервые обратил внутрь, против самого себя, не были ту’умом, от которого раскалывались небеса; они были шорохом бабочек под черепом, тихой колыбельной, обещавшей покой, и глухой колодец вдруг откликнулся эхом, бесконечно швыряя в него собственный слабый вздох.
Он даже не удивился, когда в темноте забрезжило. Умирать легче, чем кажется. Еще легче, когда ты и так трижды мертв. В колодец пролился солнечный свет, и острые ледяные грани знакомо блеснули против ясного голубого - такого счастливого - неба. Уже почти, почти…
Иглы исчезли и он обмяк, оседая наземь, звякнув мечом об лед.
- Призрак, - почти неслышно позвал он. Пробитые легкие свистели, пока раны неторопливо стягивались. Волк не появлялся.
Джон оглядел мерзлые стены и ему показалось, что они какие-то прозрачные. Вглядевшись, он увидел смутные пятна за толщей льда, и чем дольше он смотрел, тем отчетливее становились две фигуры, терпеливо, со скрываемым волнением ждавшие его за чертой.
Белый дракон и белый волк. Будто воплощения двух частей его собственной души, звавшие третью - Джона Сноу - обратно в жизнь.
Не веря собственным глазам, он поднялся на ноги и шагнул вперед, прямо сквозь ледяной морок. Тид-Аран отпустила его без возражений, не держала, как в первый раз, и следующий шаг привел его на снежную заплатку, так и не тающую в этом лесном закутке под горой.
- С возвращением, Довакин, - раздался голос Партурнакса.
Джон запнулся и остановился в нерешительности, внезапно холодея от мысли, что все это может быть еще одной ловушкой. Сможет ли он вообще когда-нибудь поверить, что сумел спастись из лап Молаг Бала?..
Призрак, пугливо косясь исподлобья, бочком подтрусил к нему и жалобно засопел. Джон бухнулся перед ним на колени, глядя в алые глаза и снова будто уносясь под крону чардрева в богороще Винтерфелла. Если и это обман… зачем тогда вообще жить?
Призрак ласково лизнул его в щеку и тут же расстроенно заплевался, пытаясь избавиться от крови Обливиона, запачкавшей ему всю пасть. Сноу засмеялся, понимая, что на самом деле хочет плакать - но почему-то не получается.
- Драконобой, - несчастно промолвил Партурнакс. - Да ты совсем спятил, малыш.
Белый дракон смотрел на него с искренним состраданием, и Джон, вдруг вспомнив горькие всхлипы в Соборе, с мольбой потянулся к нему, забыв меч в снегу.
- Что с Дени? - прохрипел он. - Она плакала! Что с ней?
Его одолевал кромешный ужас. Что там случилось? Что могло заставить дракона плакать?..
К его изумлению Партурнакс смущенно, словно некстати вспомнив глупую шутку, закряхтел, пытаясь не хихикать:
- С ней все хорошо. Ей просто… было неловко. За свое поведение.
- Что? - моргнул Сноу.
- Мы еще поговорим, - успокоил его дракон. - Но сейчас ты здесь оставаться не можешь… Ох, горе ты мое, - он вдруг отчаянно всплеснул крыльями, вспушив елки по соседству, - да как ты мог?! Мы тянули тебя сюда… помаленьку, потихоньку… ждали, пока ты поддашься… знал бы ты, как крепко сидит в тебе жизнь! А потом раз! - и сразу Драконобой! Ты меня так в могилу сведешь, - слезно пожаловался он и Призрак добавил к этому упреку убедительное поскуливание.
- Тянули? - тупо переспросил Джон. - Сюда?
Партурнакс кивнул.
- Я пытался перехватить тебя сразу, как распался алтарь и с Волкихара сошел туман, но не справился. Кросис.
Джон обернулся к Тид-Аран и сказал:
- Ее надо закрыть.
- Надо, - согласился Партурнакс. - Когда мы все подготовим.
Стянув с плеча лук, Сноу бросил его на снег:
- Забери его. Спрячь куда-нибудь. Пожалуйста… Видеть его не хочу.
- Я бы тебя обнял, - признался Партурнакс, - но боюсь помять.
- Ты все-таки попробуй, - бледно улыбнулся Джон, и дракон, осторожно протянув крыло, обхватил его когтем на сгибе. Прижавшись к исполинской челюсти, пластинчатой и теплой, Джон на миг почувствовал искреннее счастье, но потом на него накатила чугунная усталость, и все на свете потеряло значение.
- Вот говорю же, - вздохнул Партурнакс, убирая его от щеки и опуская на землю, - не можешь ты тут оставаться. Приключения совсем тебя доконали.
Джон вяло посмотрел на него и увидел, что глаза у старого интригана на мокром месте - но даже такое невероятное зрелище оставило его почти равнодушным. Усталость давила его, сминала в бесформенный комок, и все, чего ему хотелось, это просто лечь и исчезнуть.
