Джон рухнул на пол рядом с мертвым врагом, чувствуя, как внутри мерзко скребутся и хрустят сломанные ребра, вставая на место и срастаясь. Он обернулся, ожидая очередной атаки, и увидел, что алтарь развалился окончательно, а следом за ним начал разъезжаться пол. Обломки ухнули в черную яму, а еще раньше туда же, видимо, провалились и оба даэдрота.
Неужели все, понадеялся он, но ворчание за спиной напомнило ему о самом первом враге, который, кажется, как раз доел Виртура…
Последнее ребро с щелчком встало на место, легкие заработали, но Крики ему все еще не давались. Джон занял оборонительную позицию, глядя, как монстр топочет к нему, а потом, решив, что ждать слишком опасно, все-таки метнулся в сторону, обходя неповоротливого противника. Пол ходил ходуном, скользили сапоги, измазанные в алтарной крови, весь Собор грохотал, но спасительный выход был уже совсем рядом - в трех шагах, в двух, одном… Протянув руку, он вцепился в кольцо и дернул дверь на себя.
Она даже не шелохнулась. Даэдрот за его спиной кровожадно зашипел, и Джон обернулся, готовясь к новой неизбежной схватке. Твари оставалось до него рукой подать, когда Собор тряхнуло, как встряхивают тряпку от налипшего мусора, пол провалился, и их обоих бросило в непроглядную тьму.
Падая вниз, он еще успел увидеть, как разлетаются осколками окна-бойницы и внутрь начинает струиться туман Обливиона. На одно крохотное, кратчайшее мгновение ему померещилось вверху что-то странно знакомое, будто бы виденное прежде - острые грани, яркий, полуденный блеск солнца, - но все тут же заволок туман. Словно тулово какого-то неведомого громоздкого зверя, он втиснулся следом в провал, окутал Джона - и рассеялся, оставив лишь беспросветный мрак.
Кувыркаясь в потемках, он горько подумал о том, что с ним, кажется, провернули ту же хитрость, что он сам - с Мираком. Однажды Дюрневир оптимистично предположил, что при встрече с ним Молаг Бал может помереть от смеха, и Джон вдруг с ужасом осознал, что, кажется, это его единственная надежда.
- Ох ты ж, упал. Какие мы неуклюжие, - послышался тягучий голос, и Джон прямо на лету сжался в комок, спасаясь от мучительной боли во всех костях и поранившись при этом собственным мечом, который по-прежнему сжимал в руке.
Падение кончилось внезапно и ужасно. Его почти размазало о каменное дно, где плескалась кровь Обливиона. Распластавшись на боку, он почувствовал, как в рот ему затекает знакомая смолянистая жидкость с железным вкусом. Еле шевелясь, он приподнялся, не желая снова нахлебаться этой дряни и остаться совсем уж без всякой надежды на спасение… хотя какая тут могла быть надежда?
Глянув вверх, он увидел далекое пятно мутного света.
- О нет, - протянул голос, - это уже не Волкихар. Это моя Гавань. Будь как дома, Довакин.
Джон здорово сомневался, что владения Молаг Бала ограничиваются этим колодцем, но знакомиться с окрестностями и уж тем более быть как дома не желал. Впрочем, ему не нужно было лишнее подтверждение того, что он в Обливионе. Запретное Слово, изглодавшее ему душу до дыр, на время унялось и не высовывалось, успокоенное безвременьем. А может, даже слегка струхнуло, чуя рядом силу большую, чем оно само. Против Молаг Бала оно было бесполезно.
- Лук не отдам, - сипло заявил Сноу.
- Я, конечно, могу просто тебя прихлопнуть и забрать его, - лениво проронил Принц, - а могу подождать, пока сам помрешь… проявить выдумку…
- Кажется, кто-то забыл, что я вампир, - упирался Джон, в порыве отчаяния и впрямь решивший довести Молаг Бала до колик.
- Это легко исправить, - задумчиво высказалось чудовище, даже не хихикнув. - Но вот в чем штука: учить уму-разуму зарвавшихся вампиров куда интереснее, чем хлипких смертных. Дольше, разнообразнее. Ты сам будешь молить, чтобы я забрал лук, а тебе подарил смерть полегче. Правда, и после смерти ты попадешь ко мне, - тут он наконец-то засмеялся, но Джона это не обрадовало. Не тот это был смех, совсем не тот…
И зачем я всю дорогу ныл насчет лука, в отчаянии подумал Сноу. Ах, если бы лук, лук - это хорошо… И вот лук наконец-то есть, а дела - хуже некуда.
- Твоя жена плачет, зовет тебя, - неодобрительно сказал Молаг Бал. - А ты упираешься, убогий. Что тебе Тамриэль? Обливион повсюду. Отдай мне лук - и я верну тебя домой прямо сейчас.
“Ты его план номер три.”
Слова Харкона прозвучали в его голове так отчетливо, словно древний вампир только что повторил их, наклонившись к самому уху Джона.
- Нет, - безнадежно ответил Сноу.
- Значит, будет по-плохому, - театрально вздохнул Принц Господства. - Что ж, посиди тут, подумай. Когда-нибудь я за тобой вернусь.
Теперь понятно, где и у кого Харкон набрался такого изысканного обхождения, подумал Джон и тут же задался вопросом: а почему Молаг Бал просто не забрал лук у Виртура?
Может, потому, безнадежно вздохнул он, что решил не суетиться и получить все сразу: и лук, и прямой доступ в другой мир. А еще потому, что все это его забавляет.
Послышался странный, какой-то ржавый скрежет и Джон нервно встрепенулся, оглядываясь. Но далекий, слабый свет наверху не достигал дна колодца, и понять, что было причиной мерзкого звука, не получалось.
Что-то кольнуло его. Джон дернулся, отодвигаясь назад и чувствуя спиной новые уколы. Поднявшись на колени, он вслепую отмахнулся клинком и услышал железный лязг, а Длинный Коготь, отлетев от препятствия, чуть не вырвался из руки. Боги, только бы не потерять его… он же обещал не терять… обещал Старому Медведю…
Его снова укололо, на этот раз сильнее. Какой-то шип, растущий прямо из стены, вонзился ему в бок и продолжал продвигаться внутрь, медленно и неумолимо. Кривясь от боли, Джон подался в сторону, но другой шип впился ему в плечо, еще один - в бедро, и сразу три уткнулись в спину. Его будто снова убивали его же собратья. Руку пришпилило к боку, пальцы онемели на рукоятке меча, и обещание больше не терять фамильное сокровище вдруг показалось давно приснившимся сном.
Ни увернуться, не отодвинуться. Шипы были повсюду, только темнота и шипы, и запах крови. Даже сидеть на цепи и то было приятнее… Отчаяние, которое он тогда испытывал, сейчас сошло бы, пожалуй, за умиротворение.
Его спасли с башни, но сюда… сюда никто не придет. Ни Серана, ни драконы, ни даже Призрак.
Призрак! Джон вдруг осознал, что родной волк, получается, заперт здесь вместе с ним, и снова дернулся, пытаясь освободиться, но иглы, пронзившие его насквозь, не дали сдвинуться с места. Он запрокинул голову, ища в высоте мутное пятнышко света, и в который раз безнадежно спросил сам себя, почему же с ним вечно такое случается.
Он не раз с ужасом пытался представить, каково пришлось Нуминексу. Каково было Арье умирать посреди пустого океана? Теперь он все узнает сам.
“…а если застряну я - Нуминекс за мной когда-нибудь придет?..”
Нет. Не придет. Уж точно не сюда.
А где-то далеко плачет Дени. Остаться последним Таргариеном - ужасно…
Но он ведь Джон Сноу, а Джон Сноу мертв. Его вообще не должно быть в мире живых - хоть в Тамриэле, хоть в Вестеросе. И пусть этот тупик совсем не похож на ту ледяную, полную бликов расселину, но с задачей навеки схоронить мертвеца он справится так же успешно. В Обливионе нет времени; мелькнуло еще одно мгновение, повторилось снова и снова. Каждое было мимолетным, каждое длилось годы.
Ему мерещилось, что он снова болен оспой и мучается в жару, как в далеком детстве. Мерещились ледяные тюремные камеры в Стене и винтерфелльская крипта. Время от времени его снова стискивала хрустальная расселина, и солнце светило сквозь острые грани пролома, и тем страшнее было потом возвращаться в темноту жуткой ямы. Разум плавал по волнам прошлого, будто нарочно выискивая самые мрачные и болезненные воспоминания, и чем дальше, тем чаще он начинал тонуть, погружаясь в кромешный бред. Ему казалось, что кровь Обливиона поднимается со дна колодца, готовая захлестнуть его окончательно, раз и навсегда. Он обещал Дени вернуться, но вернуться отсюда ему не по силам.