— Ты потерял сознание не от болезни, а от недосыпа и усталости, — уверенно сказал ему Сёма. — А может, даже просто уснул. Говорил я тебе, Дима, что ты идиот безалаберный, а ты меня не слушал!

Фаддей только и смог, что кивнуть ему. Было видно, что он хотел сменить позу на диване, но поморщился от боли.

— Почему не надо скорую? — спросила Алла.

— Потому что он буквально только что был в больнице. И будь он на грани смерти, сюда бы его никто не выпустил, — серьезно сказал Сёма, делая глоток черного чая. Им он тоже сделал черное-причерное варево без сахара, от которого хотелось плеваться. — Дима, а ты лучше вправду выспись, а потом я отвезу тебя в больницу на машине. Еще заедем к тебе домой, взять вещи.

Фаддей ничего не ответил. Он уже спал, подминая под себя одеяло. От этого зрелища у Аллы защемило сердце.

— Вы давно дружите? — спросила Алла, до этого никогда не задумываясь об этом.

— Мы познакомились в столице, оба работали на «Арсенале», — начал Сёма, а потом, заметив непонимающий взгляд Аллы, добавил: — завод такой, «Арсенал». Собирали фотоаппараты, года три там проработали вместе, потом уехали, я потому, что устал в столице, а Фаддей поехал за мной. Теперь я понимаю, почему — ему нужно менять города, чтобы не вызвать подозрения. Он-то там работал лет десять, вроде, и все стали подмечать, что лицо его не стареет, — Алла подумала, что Сёма обладал странной для нее манерой речи — литературной, как у книжных персонажей.

Они так и сидели, переговариваясь о мелочах из своей жизни.

Лицо спящего Фаддея выглядело изможденным, усталым, но страшно молодым, будто даже болезнь не смогла заставить его перешагнуть порог двадцати лет.

***

Фаддей курил как в последний раз. Он сидел на ступеньках в подъезде, а Алла молча наблюдала за ним. Сёма ушел на работу ранним утром, сказав Алле присмотреть за Фаддеем. И она вправду сначала попробовала забрать у него сигареты, как делала с отцом, но получила выговор и оставила эту идею.

— Дерьмово, — сказал он коротко. Она заметила, что его зеленые глаза потускнели и стали напоминать болото.

— Ты выспался? — спросила Алла не из интереса, просто, чтобы не молчать. Ей было патологически страшно находиться рядом с Фаддеем, в голове все никак не укладывалось все, что с ней произошло.

— Нет.

Это отвлекло ее от невеселых мыслей.

— Может, тогда вернемся в квартиру?.. Сёма должен придти где-то через час.

Он промолчал, а потом вдруг спросил:

— Почему мы попали именно сюда? До твоего рождения?

В подъезде воняло сыростью и мочой.

— Думаю, я попробую что-то изменить в моих родителях.

Фаддей криво улыбнулся. Его тусклые глаза на мгновение стали яркими.

— Аллочка, ты не можешь изменить кого-то без его желания.

— Это мы посмотрим.

Они еще помолчали, Фаддей зажег новую сигарету. Дым пах вишней и это почему-то показалось особенно диким в старом облупленном подъезде. Алла уже давно обдумывала план того, чем она будет заниматься. Сначала, конечно же, стоило проверить год — вдруг все это оказались бы большой игрой, в которую ее не посвятили?

— Я хочу записаться в бассейн. Я ходила в бассейн.

— В той больнице, куда я лягу, есть бассейн. Если у тебя проблемы со спиной, а если нет, то просто скажи, что у тебя сколиоз. Тогда будет бесплатно.

Алла хотела поблагодарить, но вместо этого спросила:

— Не хочешь со мной?

— Я плохо плаваю.

Вторым пунктом было устроиться на работу. А плаванье оставалось в самом конце списка, но почему-то именно это она решила сообщить Фаддею. Алле показалось странным, что он не умел плавать, но она вовремя промолчала.

Сёма скоро должен был прийти с работы и отвезти Фаддея в больницу. Они вернулись в квартиру.

В больницу она не заходила — холодно там, темно и равнодушные врачи. Кто же смог бы вылечить последнюю стадию рака в 90-х? Да и вообще какую-то стадию. Алла сидела в машине Сёмы — старая даже для этого времени Лада была, без сомнений, крошечной коробочкой, в которой и плечи-то не расправить. На бардачке остались сигареты, ведь Сёма тоже малодушно продолжал курить, зная, что Фаддей умирал от рака. Наверно, его успокоило, что в будущем, как говорил Фаддей, он был полностью здоровым человеком.

Алле хотелось заплакать. Она вышла из машины, не закрывая двери, сжимая во вспотевшей ладошке Сёмину пачку. Бонд синий. Она достала сигарету, медленно поднесла ее к губам. Чиркнула спичками. Едкая гадость наполнила ее горло, она вздохнула еще раз, делая тягу. Ноги стали ватными. Алла не закашлялась. Выбросила едва начатую сигарету на асфальт, грубо придавила ее каблуком ботинка и снова села в машину.

У нее еще не было возможности самостоятельно выйти на улицу, поэтому первый пункт плана она еще не выполнила. Алла не доверяла никому, кроме себя.

Через какое-то время вернулся Сёма. Он точно почувствовал запах сигарет от нее, но промолчал. Лицо было серым, как тот асфальт, на который она выбросила окурок.

— Ты будешь приезжать к нему? — спросил он с нажимом. Сам достал сигарету. Подкурил. Ей не предложил.

— Да. Давай по очереди.

— Хорошо. Договоримся.

Он завел машину. Лада, словно старая кобыла, фыркнула двигателем и тронулась. Алла решила озвучить ему второй пункт своего плана.

— Я хочу найти работу.

Сёма ничего не ответил. Он был хмурым, даже можно предположить, что злым.

— Я так не хочу, чтобы он умирал. Дима мне братом стал, — через время сказал Сёма. — Чтобы ты не хотела, я все свои деньги готов отдать ему на лечение. Точнее, на поддержание жизни.

— Я тоже так поступлю. Он хороший человек, — ответила она, хотя так не думала. Фаддей был странным, пока очень непонятным. Хороший ли он? Не нажился ли он этом свете? Алла подумала, что он в любом случае умрет, и лучше, если будет помогать ему жить — она же, в конце концов, не была эгоисткой.

— Спасибо. Я помогу тебе найти работу, — он скупо улыбнулся.

— Моя мама работала в ресторане, — вдруг вспомнила Алла. — Я устроюсь к ней.

— И как ты собираешься это провернуть? — спросил Сёма. В его голосе она уловила насмешку. — Мы не в сказке, деточка.

«Колкий» — подумала Алла и отвернулась к окну. Они поехали домой.

***

Алла проснулась посреди ночи, перед рассветом. Она встала с дивана, чтобы закрыть окно — в комнате было холодно. В горле что-то неприятно скребло и саднило. Она сглотнула и чуть не прикусила язык, когда в темноте споткнулась об раскладушку, на которой спал Сёма. Он перевернулся на другой бок.

— Спи.

Сама она не могла здесь спать. Она не могла здесь жить. После больницы Алла почти сразу пошла на улицу, искать киоски. Даже купила себе карманный календарик, на котором упрямо значилось «1994». Значит, первый пункт плана она выполнила. Или же стоило поискать еще доказательств?

На кухне было темно. Алла провела рукой по скатерти на столе, на секунду сжимая ее край. У нее дома была такая же или очень похожая. Она выпила воды, со странным для себя усердием сжимая граненый стакан. В ее времени в модных кофейных в такие наливали эспрессо или холодный латте. Тут же это посчитали бы убожеством. Алла скривилась.

В соседних квартирах горел свет, освещая кухонный подоконник. Она поставила граненый стакан на стол с глухим «стук» и наклонилась, чтобы закрыть окно. Она заметила пыльный сборник рассказов Чехова, хотя в предрассветном мраке трудно было должным образом рассмотреть обложку. Алла закрыла дверь на кухню, включила свет и достала турку с самой верхней полки, — у нее дома турка тоже была на самой верхней полке — и поставила ее на плиту, чтобы прогреть. Алла любила запах кофе.

Странно было скучать по Фаддею. Это чувство обескуражило Аллу. Она не хотела зацикливаться на нем, поэтому села читать Чехова, как только закипел кофе.

«И обложки раньше делали другие» — ни к месту подумала она, открывая рассказ «Учитель словесности». Увлеченная книгой, Алла просидела на кухне до рассвета, но этого рассвета не заметила. Читала, не отрываясь.