— Хорошо, Уилл, — кивнула девушка, открыто принюхиваясь. — Вы тоже любите собак? У вас их много?
— Тоже? — встрепенулся Уилл, осматриваясь по сторонам. — Да, я люблю собак, и у меня их шесть штук, и каждая из них по-своему уникальна.
— Обычно так говорят о своих детях, — тихо рассмеялась Луиза. — Мой Герцог сейчас на медосмотре, ребята из общества защиты животных помогают мне с этими вопросами, но он живёт со мной всего два месяца, что мало для собаки-поводыря, и мы пока гуляем только около дома. А зачем вам столько собак, Уилл? Что они вам дают?
— Что дают? — моргнул Уилл, бросив взгляд на доктора Лектера, который со странным интересом смотрел на него. — Ощущение комфорта, наверное. Я не тот человек, который заведёт собаку, чтобы гладить её по голове и делать красивые фотографии. Они придают моей жизни смысл, привязывают к реальности, когда я их кормлю, я вспоминаю, что сам не пообедал и тоже сажусь есть. Когда ты одинок, собаки вносят в твою жизнь порядок и определённые обязательства.
— Вы беспорядочны, Уилл? — внезапно спросил психиатр, слегка наклонив голову. — Мне показалось, или вы рвётесь в обе стороны одновременно?
— В каком смысле? — нахмурился Уилл, резко вспоминая, что он ненавидит врачей.
— Собаки дают вам чувство успокоения и чем больше собак, тем сильнее это чувство? — с голодным любопытством спросил доктор Лектер, наклоняясь вперёд и пожирая глазами Уилла. — Они ваш якорь, который заставляет вас возвращаться домой, оставаться частью общества, и делают вас почти таким же, как все? Вы идёте в магазин, чтобы купить им еды, встаёте по утрам пораньше, чтобы выпустить их на улицу, они создают вам заботы, которых вы жаждете, но при этом они ваша молчаливая семья, которую всегда легко можно покинуть, ничего ей не объясняя.
Уилл почувствовал неприятный холод, как будто кто-то резко открыл дверь в его личный мир и впустил туда свежий воздух. Его оглушило дежавю, что-то близкое к раздражению от того, что третий человек за день так внимательно пытается его разглядеть и понять, и он вскочил на ноги быстрее, чем понял, как это глупо. Психиатр тут же поднялся следом, смотря на него, как на пугливое животное.
— Доктор Лектер, — неприязненно прошипел Уилл, стараясь не выйти за рамки вежливости, — мы здесь не для того, чтобы меня анализировать, и вы не мой…
— Мистер Грэм, прошу вас, — перебил его Ганнибал, делая шаг назад и миролюбиво улыбаясь. — Это полностью моя вина. Простите, иногда это бывает тяжело, не смотреть, и я перешёл этическую грань нашей беседы. Ещё раз, простите, и в качестве извинения, а я вижу, что вы даже ещё не завтракали, разрешите угостить вас сэндвичем и напоить чаем.
Уилл непонимающе уставился на эту странную парочку, но Луиза тоже быстро встала на ноги и постучала тростью по полу, привлекая внимание к себе.
— Прошу вас, Уилл, я хоть и не вижу, но отлично слышу, как раздуваются ваши ноздри, — искренне рассмеялась девушка, начиная медленно двигаться в его сторону. — Не сердитесь и простите доктора Лектера, он и правда иногда бывает слишком прямолинеен, но лишь так нам удаётся двигаться вперёд. Я тоже не люблю сеансы психотерапии, не могла себя заставить идти на них и пытаться что-то объяснить человеку, который только в теории может знать то, что я пережила, но доктор Лектер не сдавался, начал приезжать ко мне домой, и вот, я уже живу полной жизнью. Мы не сидим в удобных креслах и не беседуем в тишине. Мы пьём чай, едим сэндвичи и просто разговариваем. Давайте попробуем?
Девушка подошла к столу, пошарив по нему рукой и, сделав ещё пару шагов вперёд, она ухватилась за спинку стула и снова улыбнулась. Вряд ли она понимала, насколько пугающе выглядит её улыбка на фоне огромных очков и красных борозд обгоревшего мяса, вырывающихся из-под них, и Уилл едва смог удержаться на месте. Нет, ему не захотелось убежать, наоборот, он захотел сорвать эти очки и посмотреть на то, что они скрывают. Как сегодня утром он хотел посмотреть в глаза Ворона и понять его, он был уверен, что что-то ему откроется, если он увидит то, что она там прячет.
Глаза — зеркало души. Они передают и получают информацию, выражают радость и горе, они способны показать весь спектр эмоций, но подражатель отбирает у них эту возможность. Он запирает их во времени, как скульптор, как художник, он запечатляет в их сознании лишь свой образ и больше ничей. Он — их последнее воспоминание, а они — его творения, которыми он… Уилл слегка вздрогнул, когда страшная мысль пробралась к нему в голову, и быстро моргнул, чтобы закрепить её в своём сознании.
Он плавал в обрывках собственных образов и видений, стараясь собрать их в одно целое и выстроить в правильном порядке. Он привык доверять себе. Почему он применил слово «запечатляет»? «Запечатление» или «эффект утёнка», так это называется. Тот, кого первым увидит утёнок, он будет считает своей матерью, даже если это крокодил или собака. А тут подражатель становится их последним воспоминанием. Больше ничего. После него больше ничего нет. Только пустота и темнота.
— Мистер Грэм, с вами всё в порядке? — как будто откуда-то издалека позвал его доктор Лектер. — Так что, могу я угостить вас своим фирменным сэндвичем?
— Да, да, конечно, — попытался улыбнуться Уилл, медленно возвращаясь в реальность, — извините, я задумался. Вам помочь? Могу я чем-то вам помочь? Я неплохо управляюсь с ножом.
— Ваша компания будет мне приятна, — тепло улыбнулся Ганнибал, жестом приглашая его идти за собой. — Луиза, отдохните пока, мы ненадолго.
Доктор Лектер уверенно прошёл на кухню, где, судя по всему, отлично ориентировался и начал быстро и ловко раскладывать продукты на столешнице. Уилл прошёл следом и замер в дверном проёме, облокотившись плечом о деревянный косяк.
— Не бойтесь, я не кусаюсь, — криво усмехнулся Ганнибал, снимая пиджак, закатывая рукава и начиная мыть руки. — Ещё раз простите, что влез в вашу беседу и неумело попытался вам что-то доказать. Обычно я более сдержан, но вы и ваши слова меня очень заинтересовали, и я не смог удержаться.
— Да ничего, я уже привык, — отмахнулся Уилл, пряча руки в карманы.
Доктор Лектер бросил на него признательный взгляд, который показался Уиллу фальшивым, взялся за большой нож и начал профессионально крошить овощи. Странный доктор извинился за несдержанность, но это явно было ложью. Импульсивность? У человека, которые за долю секунды планирует то, куда он пойдёт, где сядет и как сложит ноги, вдруг вырвался глупый вопрос?
Уилл рассматривал Ганнибала Лектера, который неожиданно показался ему подозрительным и неестественным. Костюм был слишком дорогой и сидел на нём удивительно идеально, а идеальность редко бывает естественной. Она создаётся долго, аккуратно и вдумчиво, шлифуется каждая мелочь, подбирается каждый оттенок, и он снова подумал, зачем простому психиатру такие сложности. Нож казался продолжением руки, настолько уверенно и ловко он им управлял, ни одна прядка волос не сползла на лоб, и даже рубашка выглядела новой и ни разу не стиранной, и Уилл никак не мог оторвать от него взгляд, пытаясь понять, что его напрягает.
Нагромождение идеальностей в одном человеке, наверное, это. Слишком большой слой идеальности, призванный что-то скрыть от посторонних глаз. Это как пытаться замазать синяк под глазом. Ты наносишь и наносишь слой за слоем и не успокоишься, пока ничего не будет видно.
Ганнибал Лектер. Откуда он знает это имя?
— Мистер Грэм, извините, я не спросил…
— Прошу вас, доктор, просто Уилл…
— В таком случае, просто Ганнибал, — довольно кивнул доктор, доставая из холодильника мясо. — Я не уточнил ваши вкусы. Мы с Луизой уже давно…
— Если вы о мясе, луке и прочей ерунде, то сразу скажу, я всеяден, — снова перебил его Уилл, на этот раз уже намеренно и, наблюдая за доктором, — даже если вы завернёте в лаваш хорошо прожаренную крысу, я вряд ли смогу это понять.
Ганнибал никак не отреагировал ни на лёгкую грубость, ни на нетерпеливость, продолжая оставаться идеальным человеком, собирающим для него идеальный сэндвич, и Уилл ещё раз убедился, что его импульсивность была фальшивой.
