— Сегодня лучше, — таинственно шепнул Грэм и понюхал ароматный напиток. — Но кальвадос тот же. Салют, Ганнибал.
— Салют, Уилл.
Они махом выпили алкоголь и сразу же заказали вторую порцию. Лектер пытался высчитать, сколько он сегодня выпил: вино с Чилтоном, целая бутылка в жутком клубе, а сейчас — кальвадос, но в этот раз он хотя бы плотно поужинал. Ему не хотелось напиваться. Этот новый Уилл сбивал его с толку, и хотелось бы иметь трезвую голову, чтобы снова всё не испортить, и он внимательнее присмотрелся к мужчине, сидящему напротив.
Уилл всё время не сводил с него взгляд, и это очень бросалось в глаза, заставляя его сердце стучать быстрее. Почти все сидящие вокруг парочки постоянно вертели головами по сторонам, да и сам доктор поглядывал то на один столик, то на другой, а Уилл смотрел только на него. Ему было безразлично, кто там что ест и пьёт, кто во что одет и чем занят бармен за стойкой — всё его внимание было сосредоточено на Ганнибале, и это делало его особенным.
Лектер наконец-то понял, почему в прошлый раз этот странный парень не запомнился ему.
Полная отдача тому, что занимает сейчас его мысли — вот что делало его таким разным и волнительным. Удивительная эмпатия, направленная не только на окружающих, но и на самого себя.
— Я так рад, что ты пришёл, — снова повторил Уилл. — Я ждал всё время. А когда увидел тебя сегодня в зале, чуть от радости не умер. С трудом смог исполнить свой романс.
— И спел его просто потрясающе, — улыбнулся Ганнибал. — Я даже ущипнул себя, так был удивлён. Подумал, что попал в другую реальность, так ты изменился. Скажи мне, Уилл, ты эмпат?
— Ты быстро раскусил меня. Это очень помогает мне в моей профессии, но иногда сильно мешает в жизни.
— Ты был так охвачен горем, что тогда я ничего больше и не заметил, — задумчиво сказал Лектер. — Ты — само несчастье, когда страдаешь, сама мелодия, когда поёшь, и…
— Сама любовь, когда люблю, — счастливо сверкнул глазами Уилл. — Да, это мой дар и моё проклятие.
«И само забвение, когда забываешь» — подумал доктор с лёгким приступом страха. В эту секунду он довольно чётко увидел, как и чем закончится их недолгий роман.
— Как долго ты страдал по своему умершему парню? — спросил Ганнибал, принимаясь за закуски. — Прости, я не помню его имени.
— Долго. Очень долго. Целую неделю.
— Неделю? — поразился Лектер, уже даже не решаясь назвать их отношения будущим романом. — Разве неделя это много?
— Много, — отрицательно покачал головой Грэм. — Очень много, если ты несчастен по-настоящему. Я страдал и мучился весь целиком. Я был несчастен сам, мои волосы и руки тоже, вся одежда, все мысли и даже воздух. Не было ничего, кроме боли утраты и тоски. Через неделю во мне не осталось ни одной клеточки, которая бы не испытывала печаль, и когда она охватила меня полностью, она иссякла и отпустила меня.
— Поразительно, — усмехнулся доктор, снова вспоминая весь сегодняшний вечер. — А о чём была твоя песня? Та, которую я слушал в клубе.
— Господи, ты самый умный мужчина, которого я встречал в жизни, — с благоговением прошептал Уилл. — Ты заметил моё состояние, поэтому такой вопрос? Это романс о несчастной любви, точнее, о желании близости, которое мучает парня, запавшего на свою кузину. Я же говорю, таков мой дар: я погружаюсь в то, о чём пою, поэтому…
— Ты был возбуждён, когда пел, — со смехом перебил его Ганнибал. — Ты специально подбираешь такой репертуар?
— А как же. Работа в таком месте стоит не дёшево. Я отдаю 500 евро за смену тому, кто согласился меня взять на работу. Приходится выкручиваться и обирать старых извращенцев. Я жду свою удачу. Надеюсь, когда-нибудь сюда забредёт кто-нибудь стоящий, продюсер или режиссёр, и тщательно просматриваю все визитки, что попадают в мой карман. Мечтаю попасть в мюзикл.
— Я даже не сомневаюсь, что так и будет, — немного грустно улыбнулся Лектер.
— Ты можешь не волноваться, Ганнибал, — проникновенно сказал Уилл, вставая и быстро целуя его в губы. — Ты в моём сердце навсегда. Ты особенный, понимаешь. Я же сказал, что теперь я принадлежу тебе.
— Тебе удаётся меня смутить, — растерянно поморгал глазами доктор. — Тебе надо тщательнее следить за тем, что ты говоришь, Уилл. Люди имеют склонность верить тому, что слышат, тем более от такого парня, как ты.
— Но это правда, — упрямо сказал Грэм. — Знаешь, как меня называл Клайв? Голубем.
— Голубем?
— Ну да, птица есть такая. Голубь, — улыбнулся Уилл, придвигая себе закуски и начиная «клевать» из тарелки. — Есть такая поговорка — в голове мыслей, как у голубя, то есть всего одна. Или ем, или лечу, или гажу людям на голову. Я такой же, но в эмоциональном плане. Когда я охвачен чем-нибудь, то не замечаю вокруг никого и ничего. Конечно, я вижу и замечаю людей, но меня ничего не трогает. Кроме тебя, Ганнибал. Со временем ты мне поверишь, я уверен в этом. Я страдал от потери друга, устраивался на новую работу, даже когда пел, я всегда думал о тебе. Такое со мной впервые, мысли о тебе были со мной постоянно. Поэтому я так ждал тебя.
— А я где-то ходил, чем-то занимался, забыл тебя и твоё имя, а ты меня ждал, — Ганнибал поджал губы и немного нахмурился. — Мне не было до тебя никакого дела. Прости за прошлое, мы можем начать всё сначала?
— Конечно, любимый, — ответил Уилл. — Я всегда тебя прощу, чтобы ты не сделал и что бы не сказал.
— Советую прекратить быть таким откровенным, — доктор смутился по-настоящему, наверное, впервые в жизни. — Ты вгоняешь меня в краску своими словами.
— Пошли к тебе? — шепнул Уилл, беря ладонь Лектера и прижимаясь к ней щекой.
— Пошли, — счастливо улыбнулся в ответ Ганнибал, прося жестом счёт у официанта.
Оказавшись на улице, они с удивлением осмотрелись вокруг. Пронизывающий ветер закончился, зато повалил сырой и липкий снег, превратив унылую улицу в белоснежную сказку. Снег облепил всё вокруг: дороги, машины, фонарные столбы, лавочки — и радостно накинулся на двух удивлённых мужчин, сделав из них два огромных одуванчика. Уилл, как маленький, бегал под снегопадом, ловил снежинки языком и бросился собирать снег руками, катая небольшой шарик.
— Давай-ка выясним ещё пару вопросов, Ганнибал, — мило улыбнулся Уилл, поигрывая снежком в руках. — Ты спишь и с мужчинами, и женщинами?
— Да, — ответил доктор, тоже формируя снежок. — А ты?
— Блин, — реально расстроился Грэм, со злостью кидая снежок в стену. — Ты увеличил мои поводы для ревности вдвое, точнее, сделал их стопроцентными.
— Ревновать меня? — рассмеялся Лектер и запустил снежок Уиллу в спину. — Это самая большая глупость, которую я слышал. Ты говоришь так, как будто мы только что вышли из церкви. Что тебе делать рядом со мной? Я довольно скучный тип, уверен, ты сбежишь от меня через неделю, а то и раньше.
— Это уж мне решать, — отрезал Уилл, и они медленно пошли вперёд. Он снова отбежал в сторону, чтобы сделать ещё один снежный шарик. — У тебя были серьёзные отношения?
— Пару раз, — пожал плечами доктор, пытаясь стряхнуть снег с волос. — И то, это сложно так назвать. Просто мы встречались и созванивались какое-то время с одним и тем же человеком. Обычно я избегаю чего-то серьёзного.
— От меня ты так просто не избавишься, — угрожающе сказал Грэм, тоже кидая в него снежком, но не попадая. — И кто это был? С кем у тебя получалось?
— Просто для секса я предпочитаю женщин. А для общения и чего-то большего — мужчин.
— Почему?
— Меньше хлопот, — откровенно ответил Лектер. — Чтобы переспать с женщиной, не нужно так много времени на подготовку, если ты понимаешь о чём я, но встречаться с ними я бы не смог. Слишком болтливы, капризны и требовательны. Мигом оказываешься чего-то должен, появляется мама, или, того хуже, дети, кругом волосы, сильный запах косметики, разделение обязанностей и выяснение отношений… В этом они сильны. С парнями проще.
— Логично, — искренне посмеялся Уилл, беря Ганнибала под руку. — Я могу только с парнями. Я понял это в школьном театре, когда мне было 14. Мы репетировали одну сценку с подружкой, она затащила меня в гримёрку и там поцеловала. Меня чуть не вывернуло наизнанку. Слишком мягкие губы, какой-то вялый язык, не знаю, но мне стало противно. К тому времени я уже занимался любовью с парнем, ну так, мы просто подрочили друг другу и поцеловались, и после того поцелуя я понял, что женщины — это не моё.
