— Где вам удалось поймать живность? — отгоняя от себя холодящую догадку, спросил Ганнибал. — Здесь давно никто не водится. Что это за зверь? Странный вкус у мяса…
Мародёры снова рассмеялись и начали по одному покидать подвал. Лишь последний задержался у дверей и подло улыбнулся:
— Зверь, не зверь… Могу сказать одно: твоя сестрёнка действительно милая и нежная девочка. Особенно нежной она оказалась на вкус. Тебе понравилось мясо? Могу принести добавки.
И, громко расхохотавшись, он захлопнул дверь перед застывшим от шока парнем.
Когда до Ганнибала дошло, кого он только что съел, он упал на карачки, стараясь принять и осознать произошедшее. Первобытный рвотный рефлекс, подкативший к горлу при мысли, что он съел Мишу, мальчик тут же попытался сдержать в себе — раз он больше никогда её не увидит, нельзя позволить ей покинуть его тело сейчас. Лектер глубоко и часто дышал, давая своему телу и мозгу привыкнуть к тому, что у него внутри. Боль от потери была такой сильной, что хотелось разорвать грудную клетку и вырвать ноющее сердце, чтобы оно перестало рваться на части, парализуя всё тело убийственными судорогами.
В эти мгновения на забытой богом и людьми земле, в подвале разрушенного особняка, умирал обычный, добрый литовский мальчик, умирал мучительно и болезненно, со слезами на глазах и тоскующим сердцем. Вместо него появилось что-то новое, опасное и равнодушное, закрывшее свою душу от всех, спрятавшее свои эмоции так глубоко, что при желании и он сам бы не смог их отыскать. Любовь, радость, вера, боль и искреннее сопереживание — все эти чувства Ганнибал загнал вглубь сердца, которое замуровал толстой скорлупой, очищая мозг от ненужных переживаний, и не собирался никогда выпускать их оттуда, что бы ни случилось.
Туда же, под непробиваемую броню, Лектер загнал ещё одно важное чувство — страх. Он больше не боялся. Ничего и никого. Ничего страшнее того, что он только что пережил, случиться уже не могло. А человек, который перестал бояться и чувствовать, — это даже хуже больного на всю голову психопата, с которым можно хотя бы попытаться договориться.
Ганнибала перестало трясти, мозг очистился от боли и страха. Новое существо, которому бы даже все психологи мира не поставили диагноз, перестало царапать пол, ломая ногти и сдирая пальцы в кровь, и поднялось на ноги, подбирая забытую на полу вилку. Любые роды болезненны, и Лектер не стал мгновенно жестоким и безжалостным убийцей. Хаос в голове улёгся, но отголоски боли ещё пульсировали в теле.
Мозг, избавившись от эмоций, заработал быстро и рационально. Убить пятерых взрослых мужчин, у которых было огнестрельное оружие, взаимная поддержка и превосходящая физическая сила, с помощью одной вилки и жажды отмщения? Не вариант. Только бежать — пока он мог сделать только это. Лектер закрыл глаза, сохраняя в памяти лица и приметы всех пятерых мужчин, которые смеялись над ним, пока он жадно ел свою сестру. Миша… Он знал, что воспоминания о ней всегда будут причинять страдания, как бы глубоко он их не прятал, и обнял себя за талию, поглаживая живот, зная, что она рядом и частичка её останется с ним навсегда.
Он обшарил весь подвал в поисках подходящего оружия, но смог найти лишь доску, покрытую кривыми гвоздями, и несколько камней. Его гости-каннибалы даже не связали парня: он выглядел слишком слабым и измождённым, чтобы оказать сопротивление. Ганнибал сложил всё, что смог найти, у самых дверей и сел ждать, облокотившись на стену. За ним пришли довольно быстро. Видимо, мужчинам наверху было скучно, и забавный парень мог бы их поразвлечь, хотя даже спустя годы Лектер так и не смог понять, что они хотели с ним сделать. Может, тоже съесть, или развратить, а возможно — позвать к себе в банду, но скорее всего — просто убить, это самый вероятный ответ. Надо было действовать, ведь его доверчивость уже сыграла с ним злую шутку.
Он прислушался: шаги принадлежали одному человеку, и Ганнибал даже не стал отходить от двери. Клацнул засов, распахнулась дверь, освещая парня на пороге, с доской в одной руке и вилкой в другой. Грабитель даже не успел вскрикнуть, когда Ганнибал напал на него. Вилка со всей силы вошла в горло, достав почти до языка, разрывая голосовые связки и лишая возможности кричать. Мужчина сделал несколько рваных шагов под внимательным взглядом подростка, прижимая руки к шее в жалкой попытке остановить кровотечение, и свалился вниз, заливая и пачкая кровью всё вокруг. Тёплые капли крови попали и на Лектера, и ему показалось, что это единственное, что может его сейчас согреть. Возникло желание спуститься, помучить, вырезать органы и заставить ими давиться. Или съесть самому, чтобы они попали к Мише. Она бы поняла, зачем он это сделал. Но времени было мало, надо бежать: если будет два или три противника, ему уже не справиться.
Ганнибал обыскал умирающего мужчину и смог найти перочинный нож, небольшой, но довольно острый, и, недолго думая, добил мародёра, вскрыв ему живот и запуская руки внутрь, чтобы согреться. Теперь у него был нож и вилка, и парень выскочил из подвала и ворвался в гостиную, где сидели остальные грабители. Ему надо было ещё раз посмотреть на них, запомнить каждую чёрточку, услышать и запомнить их голоса и язык, на котором они разговаривали, чтобы навсегда занести эту информацию в свой дворец памяти.
Сказать, что расслабленные мужики обалдели, — ничего не сказать. Высокий, лохматый подросток, залитый кровью до самых локтей, сжимающий нож и смотрящий на них сканирующим взглядом, парализовал их на какое-то время. Ганнибал кинулся мимо них, выскочил за дверь и скрылся в редком лесу. Двое грабителей бросились за ним, другие, видимо, пошли искать своего друга. Лектер быстро бежал по знакомому лесу, прислушиваясь к погоне. Он сделал ещё одно открытие: оказывается, его организм не так обессилен, как ему казалось. Стоило лишь перестать себя жалеть, как тело отблагодарило его за очищение от мук совести, и открылось второе дыхание.
Он услышал, как один из преследователей, споткнувшись, упал и выбыл из погони, но второй приближался довольно резво, и Ганнибал быстро обернулся. Мужчина был без оружия — видимо, не успел схватить, когда бросился в погоню — и Лектер дал по тормозам, резко развернулся и кинулся на своего преследователя сам. Его он убивал уже дольше и жёстче. Горло, живот, глаза — он всаживал свой ножик куда попало, ловя ладонями каждую каплю крови и наслаждаясь тёплой жидкостью, пока не устали руки. Он не успел насладиться его смертью: был слишком зол, эмоции всё ещё прорывались наружу, мешая жажду мести и логику в кучу, и лишь звуки новой погони вернули его в реальный мир.
Он быстро убил в себе желание вступить в открытый бой и убежал, скидывая с себя пропитанные кровью вещи, оставшись в одних трусах. Он бродил по лесу почти сутки, потерянный и отрешённый, как Уилл Грэм, которого он подобрал сегодня на мосту, и лишь случайная встреча с лесником спасла его от неминуемой гибели. Егерь подобрал полуживого подростка, согрел и накормил тушёной капустой с лисичками, одел в поношенные вещи и отвёз в город, где поселил у своей одинокой сестры. Женщина долечила его от простуды и заботилась о парне, пока он восстанавливал документы и не смог покинуть страну.
Дальше время побежало быстрее. Тётка смогла пробиться через железный занавес и увезти подростка из страны к себе, во Францию, где он поступил учиться медицине. Женщина оказалась не такой, каких привык видеть подросток. В его стране тётка — это что-то толстое, в пуховом платке и пахнущее потом и луком, но здесь, в Париже, таких женщин не было. Красивая и утончённая, несмотря на 10 лет разницы в возрасте, она смогла заставить Ганнибала почувствовать что-то, похожее на страсть. Через пару лет он оказался у неё в постели, где учился французской любви и феерическому сексу, а когда к ним присоединился и муж женщины, Лектер побывал во всех возможных позициях и положениях, научившись забываться в страсти.
Эти несколько лет их жизни втроём, возможно, и смогли бы помочь вернуться обычному и неплохому литовскому парню обратно, в нормальный мир, и забыть о мести, но снова всё пошло не так. Однажды у него отменили занятия, и он вернулся домой раньше времени, где увидел, что его сожители вполне могут обходиться и без него. Он сидел около приоткрытой двери, наблюдая, как они занимаются любовью, ревнуя то одного, то другого, и снова почувствовал себя одиноким — таким же, как и в ту ночь, когда он бродил по лесу в одном нижнем белье. Прорвавшиеся наружу чувства опять принесли страдания и дискомфорт, и он вспомнил, что однажды уже решил отказаться от них, но забылся в заботе и внимании.
