Литмир - Электронная Библиотека
A
A

В то же время это качество российской политики на Балканах не оправдывает обвинений в недостатке «реализма» с российских правителей или представителей российской элиты. Хотя ни один из противостоявших друг другу идеалов в случае своей реализации не обещал России каких-либо материальных приобретений или экономической выгоды, не надо забывать, что ни одна континентальная империя не была успешным бизнес-предприятием. Стоит только осознать бессмысленность сведения политического «реализма» к его меркантильной составляющей, и сразу становится ясно, что ничто не обладало большей реальностью для имперских правителей и элит, чем те самые идеалы, в соответствии с которыми они стремились переустроить мир.

Глава 1. Ранние контакты

С момента своего становления в середине XIV столетия Валахия и Молдавия составляли пограничное пространство, оспаривавшееся более сильными соседями – такими, как клонившиеся к упадку Византия и Золотая Орда или восходящие Венгерское и Польское королевства[51]. На протяжении первых 100 лет своего существования княжества испытывали влияние увядающей Византии и соседних славянских народов[52]. Несмотря на то что этнические румыны, по-видимому, составляли большинство подданных валашского и молдавского господарей с самого начала, использование церковнославянского языка в господарских канцеляриях вплоть до конца XVI столетия свидетельствует об уровне славянских влияний на княжества в ранний период их существования[53]. К концу Средневековья Молдавия и Валахия вошли в орбиту Османской империи и оставались в ней вплоть до XIX столетия.

В отличие от славянских государств к югу от Дуная, где османское завоевание сопровождалось истреблением или обращением в ислам местных правящих элит и разрушением государственных структур, Молдавия и Валахия сохранили автономию. Их господари стали вассалами османских султанов, обязуясь выплачивать ежегодную дань, а также оказывать военную поддержку Османам во время кампаний[54]. Со временем Порта ужесточила свой контроль над княжествами, лишив их эффективного войска и независимости во внешних сношениях, а также установив контроль над внешней торговлей. Тем не менее Молдавия и Валахия сохранили свое институциональное своеобразие в системе османских владений и остались православными странами, в которых мусульманам в принципе запрещалось селиться. В рамках исламской правовой традиции статус княжеств регулировался понятием «ахд», или соглашения, что свидетельствовало об их промежуточном положении между Пределом ислама и Пределом войны[55].

Усиление османского контроля над княжествами способствовало ослаблению власти господарей, которые изначально позиционировали себя как византийские автократоры, а также укрепляло позиции боярства, которое стремилось к более интенсивной эксплуатации крестьян. Упадок таких «эгалитарных» институтов, как «Большое войско» и «Собрание страны», а также постепенное истощение фонда господарских земельных владений способствовали дальнейшему усилению бояр, которые превратились, наряду с монастырями, в крупнейших землевладельцев. После установления османской торговой монополии в княжествах бояре стали поставщиками скота и зерна для Константинополя. Цена экономического сотрудничества легла на плечи крестьянства, которое вскоре оказалось закрепощенным. Господство боярства в сельской местности сопровождалось их экономическим и социальным преобладанием в городах, многие из которых находились в частном владении крупных бояр[56].

Экономическое и социальное господство бояр сопровождалось усилением их политического влияния, что превратило политическую систему княжеств в разновидность олигархии[57]. Это особенно характерно для XVII столетия, когда несколько боярских семейств (Мовилэ, Уреке, Костин) монополизировали важные государственные должности и контролировали избрание господарей, навязывая им условия, подобные тем, которые в этот же период польская шляхта сумела наложить на королевскую власть в Польско-Литовском государстве[58]. В то же время, несмотря на многие приобретения, бояре не смогли трансформировать свое влияние в формальный конституционный режим. Сословное единство боярского класса подрывалось борьбой различных группировок, а также проникновением в боярскую среду представителей других этнических групп (особенно греков)[59]. Отсутствие института примогенитуры, низкая производительность боярских поместий, а также постоянное измельчение боярских владений в процессе раздела наследства объясняют, почему боярство не превратилось в настоящую земельную аристократию и оставалось зависимым (особенно в Валахии) от государственной службы и приносимых ею доходов[60]. В результате XVII столетие охарактеризовалось борьбой различных боярских кланов за влияние на господарей, в ходе которой боярству в целом так и не удалось установить «аристократическую республику», подобную Речи Посполитой[61].

Неполная консолидация боярского сословия компенсировалась растущей зависимостью господарей от Порты. Последняя контролировала процесс их избрания с 1462 года в Валахии и с 1538 года в Молдавии. Со временем османское вмешательство становилось все более частым и произвольным. С началом относительного упадка Османской империи султаны нашли в частой смене господарей способ гарантировать сохранение контроля над княжествами и повышения своих доходов. Уже в первой половине XVI века претенденты на господарский престол платили большие суммы османским чиновникам, для того чтобы обеспечить подтверждение Портой своего избрания. В XVII столетии средняя продолжительность правления господарей составляла 4,5 года в Валахии и 2,5 года в Молдавии, а дань княжеств Порте постоянно росла[62].

В то же время на протяжении всего периода османского господства княжества оспаривались другими великими державами, чье влияние было особенно ощутимым в период временных ослаблений Османов. Так, первый период кризиса Османской империи в конце XVI – начале XVII столетия сопровождался попытками польских аристократов и предводителей украинских казаков посадить своих ставленников на престолы Молдавии и Валахии. После относительной стабилизации османской гегемонии в княжествах во второй четверти XVII века Молдавия и Валахия вновь превратились в предмет соперничества соседних держав. Помимо украинских казаков Богдана Хмельницкого и победоносного польского воинства Яна Собеского, в этой борьбе все чаще участвовала единственная на тот момент суверенная православная держава – Московское царство.

Российско-османский конфликт

«Свет приходит к нам из Москвы», – говорил молдавский митрополит Досифей (Дософтей) в конце XVII столетия. Крупный православный писатель, Досифей занимает важное место в истории православной церкви благодаря своим переводам литургических книг с церковнославянского языка на старорумынский. Напечатанные с помощью печатного станка, присланного Алексеем Михайловичем, эти тексты сделали возможным перевести церковную службу на румынский язык в период, когда усиление греческих элементов в православной иерархии Османской империи сделало проблематичным сохранение церковнославянской литургии в княжествах[63]. Досифей возглавлял молдавскую церковь на протяжении 14 лет, в течение которых он участвовал в переговорах по приведению Молдавии «под высокую руку» московского государя[64]. Разумеется, такая деятельность не способствовала хорошему отношению к Досифею со стороны Османов, так что в конце концов он был вынужден покинуть Молдавию в обозе армии Яна Собеского во время ее отступления из Молдавии в 1686 году[65]. В то время как большинство историков полагают, что Досифей умер в Польше в 1696 году, некоторые авторы утверждают, что Досифей покинул в этом году польские пределы и переселился в Россию, был благосклонно принят Петром Великим и назначен митрополитом Азовским незадолго до своей кончины в 1701 году[66].

вернуться

51

Papacostea Ș. Relaţiile internaţionale în răsăritul şi sudestul Europei în secolul XIV–XV // Papacostea Ș. Geneza statului românesc în Evul Mediu. Bucureşti: Corint, 1999. P. 254–277.

вернуться

52

О византийских влияниях см.: Georgescu Val. Bizanţul şi instituţiile româneşti pînă la mijlocul secolului al XVIII-lea. Bucharest: Editura Academiei Republicii Socialiste România, 1980.

вернуться

53

Замена церковнославянского румынским в качестве языка богослужения в XVII столетии была вызвана резким сокращением количества славянских священников в православной церковной иерархии Османской империи ввиду усиления греков. См.: Xenopol A. Istoria românilor din Dacia Traiană. București: Cartea Românească, 1929. Vol. 7. P. 71–75. Господари-греки, правившие княжествами в XVIII в., поддерживали богослужение на румынском ради дальнейшего осабления славянского элемента. В этом им помогал приток трансильванских румын в Молдавию и Валахию. С середины XVI столетия Трансильвания была местом противостояния различных протестантских течений и католической контрреформации, что способствовало развитию румынской письменности и, в конечном итоге, модерного румынского национализма.

вернуться

54

Guboglu M. Le tribut payé par les principautés roumaines à la Porte jusqu’au début du XVIsiècle d’ après les sources turques // Revue des études islamiques. 1969. No. 1. P. 49–80; Gemil T. Românii și otomanii în secolele XIV–XVI. București: Editura Academiei Române, 1991.

вернуться

55

Согласно Виорелу Панаите, в XIV и XV столетиях княжества рассматривались Османами как часть Предела войны. См.: Panaite V. Pace, război și comerț în Islam. Țările române și dreptul otoman al popoarelor (secolele XV–XVII). București: B. I. C. ALL, 1997. P. 280–283. В XVI в. Османы все чаще стали называть княжества «завоеванными мечом» и «включенными в Предел ислама»: Ibid. P. 410–413. Эта тенденция продолжилась и в XVIII – начале XIX столетия, когда султаны называли княжества своей «собственностью», составлявшей их «наследие»: Ibid. P. 414–415. Согласно Панаите, юридический статус княжеств выражался категориями dar al muvada’a (Предел перемирия) и dar al dhimma (Предел защиты и дани), составлявшими в рамках используемой османами ханафитской правовой традиции наиболее близкие понятия к категории dar al ahd (Предел соглашения), которая использовалась шафиитской школой: Ibid. P. 421. См. также: Maxim M. Țările Române și Înalta Poarta cadrul juridic al relațiilor româno-otomane în evul mediu. Prefața de Halil Inalcik. Bucharest: Editura Enciclopedică, 1993.

вернуться

56

Sugar P. South Eastern Europe under the Ottoman Rule 1354–1804. Seattle and London: University of Washington Press, 1977. P. 127.

вернуться

57

Hitchins K. The Romanians, 1774–1866. Oxford: Clarendon Press, 1996. P. 19.

вернуться

58

Sugar. South Eastern Europe under the Ottoman Rule. P. 126.

вернуться

59

Istoria Romîniei / Eds. P. Constantinescu-Iași et als. București: Editura Academiei R. P. R., 1960–1964. Vol. 3. P. 201.

вернуться

60

Djuvara N. Le Grands Boïars ont-ils constitué dans les principautés roumaines une véritable oligarchie institutionnelle et héréditaire? // Südost Forschungen. 1987. Vol. 26. P. 1–56.

вернуться

61

О взаимоотношениях княжеств с Польским государством в раннемодерный период см.: Ciobanu V. Țările Române și Polonia, secolele XIV–XVI. București: Editura Academiei Republicii Socialiste România, 1985; Idem. Politica și diplomația în secolul al XVII-lea: Țările Române și relațiile polono-otomano-habsburgice. București: Editura Academiei Române, 1994.

вернуться

62

Hitchins. The Romanians. P. 11.

вернуться

63

См. просьбу Досифея о присылке печатного пресса, адресованную московскому патриарху Иоакиму, от 15 августа 1679 г.: Исторические связи народов СССР и Румынии / Под ред. Я. С. Гросула, А. А. Новосельского, Л. В. Черепнина. М.: Наука, 1970. Т. 3. С. 58.

вернуться

64

См. обращения молдавских господарей и царские ответы на них в 1674 и в 1684 гг.: ПСЗ. Сер. 1. № 1324. Т. 2. С. 965–971, 957–959 соответственно.

вернуться

65

См. просьбу Досифея, обращенную к Ивану V и Петру I, от 23 ноября 1688 г.: Исторические связи народов СССР и Румынии. Т. 3. С. 99–100.

вернуться

66

О Досифее см.: Чебан С. Н. Досифей, митрополит Сочавский и его книжная деятельность. Киев: Отделение русской словесности Академии наук, 1915; Грекул И. Д. Дософтей, свет приходит из Москвы. Кишинев: Картя молдовеняскэ, 1960; Стадницкий А. Исследования по истории молдавской церкви. СПб.: Вайсберг и Гершунин, 1904. С. 52–56.

5
{"b":"742048","o":1}