— На то она и мама, чтобы верить своему ребенку, и если надо, то сможет защитить и утешить.
— Мама была против осмотра, но отец ее не послушал, сделал по-своему.
— Забудь об этом, все уже прошло, никаких претензий к тебе нет. Ко мне тоже, чему я несказанно рад, как ты можешь догадаться. Живи, как жила раньше, и ни о чем плохом не думай.
— Жить, как раньше, я уже не смогу, во мне многое изменилось за период пребывания на острове. Я поняла, что наша жизнь во многом зависит от случайностей. Не окажись ты рядом, я бы умерла на берегу. А так ты меня спас, и я тебе за это благодарна.
— Ты уже несколько раз мне говорила слова благодарности. Но и ты нас спасла в море, когда шторм швырял по волнам шлюпку — я тоже тебе благодарен.
— Я тогда трусила сильно, но чувствуя рядом твое плечо, в меня вселялась уверенность в том, что мы спасемся и попадем в Венецию.
— Все-все, забудь о плохом, радуйся жизни, читай книги, встречайся с подругами, и вообще занимайся, чем хочешь.
— А ты чем будешь занят?
— Я сюда ехал лечить, а сейчас не знаю, получится ли арендовать помещение под лечебницу, ведь я все потерял вместе с утонувшей «Агнессой». Надеюсь на помощь сеньора Гаспаро.
— Попрошу отца помочь тебе.
— От помощи не откажусь, но прошу тебя, не сильно усердствуй, пусть сеньор Гаспаро сам решит, как поступить лучше.
Потом Кьяра рассказывала мне о цветах, которых в саду весной высаживают великое множество. Их садовник Джакомо, настоящий фанат своего дела, целые дни возится в земле. По словам девушки, подобного по красоте парка нет в Венеции. В период цветения в гости к судье приезжают художники, и тогда все дорожки парка уставлены мольбертами. В комнате Кьяры есть картина, написанная выдающимся художником Венеции Ладислао Сарто. Прекрасный и огромный букет красных роз на ней изображен. Иногда Кьяре кажется, что она чувствует запах этих роз.
После прогулки слуга проводил меня в комнату, и я завалился на кровать, не снимая башмаков, захотелось немного расслабиться. Даже не заметил, как задремал.
Проснулся от звука шагов за дверью. Вскочил с кровати, и поправил покрывало. Постучав в дверь, попросил разрешения войти слуга, я его голос запомнил. Меня желал видеть сеньор Гаспаро.
— С матерью покойного Алонсини я все уладил, — довольно потирал руки судья. — Она отдала мне в аренду на сто лет пустующий на окраине Венеции особняк. Я уже осмотрел его. Жить там пока нельзя, нужно провести небольшой ремонт, все почистить, помыть, короче привести особняк в жилое состояние.
— Не стоило так беспокоиться, сеньор Гаспаро, я бы обошелся небольшим помещением, — благодарно кивнув головой, сказал я, хотя в душе ликовал, работа в особняке позволяла мне принимать большое количество больных.
— Стоило-стоило, если будет наплыв желающих излечиться, то тебе нужно много помещений. Я найму слуг, они займутся ведением твоего хозяйства.
— Спасибо вам, сеньор Гаспаро, ваша доброта безгранична, но у меня пока за душой ни гроша, и я не заработал еще ни единого золотого цехина, платить за аренду нечем.
— Это я тебе должен платить за спасение дочери, а это никакими деньгами не измеришь. Так вот, сеньора Алонсини, на десять лет отказалась от арендной платы, но поставила условие. Прах ее сына надо доставить в Венецию, она хочет похоронить его в семейном склепе. Единственный, кто знает место его могилы на острове — ты. Поэтому, через три дня из порта Венеции на Улитку отправляется шхуна. Ты отправишься на остров и укажешь место. Я уверен, ты не будешь возражать против небольшого, но уже комфортного путешествия, ради такого дела, не так ли? Остальное сделают специальные люди. За время твоего отсутствия, особняк приведут в порядок, и ты сможешь начать работу. Кстати, о твоем совместном с Кьярой плавании я никому ничего не говорил. Ты спасался на шлюпке один.
— Ну, сеньор Гаспаро, — развел я в стороны руки, — мне возразить нечего, все выполню.
— Рад, что мы пришли к соглашению. Я думал, что ты не захочешь плыть на остров, слишком свежи в памяти неприятные воспоминания.
— Я не могу вам отказать, в такой малости, а прогулка по морю меня не страшит.
За три дня до отплытия я успел экипироваться на все случаи жизни, вернее, управляющий сеньора судьи оказал мне всестороннюю в этом помощь. Накупили ворох одежды и обуви. А одежду для появления в свете заказали у самого модного в Венеции портного. Потратился судья на мою одежду, прилично потратился, не скоро я верну ему долг, хотя Гаспаро заверил, что не возьмет с меня даже медной монеты.
И вот я стою на носу шхуны «Русалка», затянутый в непромокаемую кожаную одежду, а на плечах накинут длинный до пола кожаный плащ. Ветер и брызги мне не страшны. Двухмачтовая «Русалка» медленно проходит створ между двумя передовыми фортами, защищающими Венецию с моря. Высокие каменные форты ощетинились во все стороны стволами пушек солидного калибра, это вам не казацкие «ладошки», похоже они метают в противника ядра размером с мою голову. Когда мы прошли форты, я посмотрел по сторонам и убедился, что все морское побережье Венеции защищено подобными фортами, опасается местный дож нападений с моря, потому и настроили здесь такие мощные укрепления.
Переход на остров прошел без проблем. Качало в меру, дул юго-восточный ветер, поэтому «Русалка» шла галсами — это мне капитан шхуны объяснил. Через сутки мы бросили якорь возле Улитки. На остров отправились на шлюпках. Кстати, корабль, который нам помог убраться с острова, за время моего отсутствия почти полностью исчез. О его существовании напоминала большая груда поломанных досок, выброшенных на берег. Похоже, пережитый мной с Кьярой шторм повеселился, и довершил ранее начатое свое черное дело.
Привел всю экспедицию к могиле сеньора Алонсини. Крест немного покосился, но остался на месте, ветер его не сорвал. Пока матросы и пара хмурых мужчин, облаченных в длинные черные балахоны, занимались раскопками, я пошел проведать домик. Он уцелел, и совершенно не пострадал, ведь от сильных ветров его защищала стена кустарника. Кьяра, забрав наши вещи, заботливо прикрыла вход дверью. Вовнутрь заходить не стал, и так достаточно много разных, и довольно неприятных воспоминаний. Права оказалась моя теща из далекого Южного королевства, с морем у меня проблемы. На тартаре чуть не утонул, чудом спасся. Потом только благодаря мастерству сеньориты-капитана, смогли выбраться из серьезной передряги. Вот и сейчас, плывя на шхуне, я внутренне был готов к очередному кораблекрушению, не раздевался, медицинскую сумку не снимал, и даже приготовил корзину с продуктами, нагрузив ее окороком, вяленой рыбой и хлебом. Точно так же проведу обратный путь. Береженого Бог бережет!!!
На берег вернулся, когда мужчины в балахонах грузили в шлюпку лакированный гроб. На свежем холмике был установлен деревянный крест с табличкой — «Матрос Петер», его решили оставить здесь.
Возвращение в Венецию прошло без эксцессов, при попутном ветре.
Судья торжественно вручил мне ключи от особняка и кошель со ста цехинами, на приобретение всего необходимого для лекарской деятельности. Порекомендовал мне, в случае возникновения каких-либо сложностей, ссылаться на личное с ним знакомство и дружбу. Затем на подрессоренной повозке меня отвезли по нужному адресу.
Ожидал увидеть скромное здание, а то, что открылось взору, впечатлило. Из-за высокой каменной стены устремились ввысь разлапистые ели, полностью скрывающие само здание. Пройдя через калитку в воротах, я подумал, что попал в густой и непроходимый лес. Кроны елей создавали плотный зонтик по периметру всего обширного двора, только центральная часть одноэтажного здания не покрыта ветками. А это просто замечательно, в жаркую погоду здесь будет прохладно, не так будут прогреваться стены. Кстати, окружающие особняк стены и все само здание, построены из крупных каменных блоков светло-серого цвета, шершавых на ощупь. Крыша здания покрыта красной черепицей.
Войдя в здание, я понял, что домом это сооружение назвать язык не повернется. Пройдя через массивные двери, оказался в просторном холле. Направо и налево от холла уходила анфилада комнат. Встретивший меня мужчина, представился именем Винченцо, и сказал, что он является моим управляющим. Также доложил, что штат слуг набран, обед уже готовят и подадут в столовую, через час. Винченцо провел меня по всему особняку. Я только вертел головой, казалось, что нахожусь в музее. Все стены комнат, коридоров и переходов расписаны фресками на библейские темы. Даже в комнате, в которой мне предстояло жить, стены покрыты чудной росписью. Мебель, на мой взгляд, среди такого художественного великолепия, смотрелась чужеродно. Полагаю, это с непривычки мне так показалось, а со временем все в моей голове станет на свои места. Выбрал самую светлую комнату: здесь оборудую операционную. Попросил управляющего установить здесь стол, оббить его толстой кожей и добавить несколько подсвечников.
