К завтраку я вышел с такой сияющей физиономий, что наши и без моего доклада догадались о ночных событиях и их последствиях.

– Собираемся, босс? – подскочил с лавки Аристофан.

– Кощеюшка весточку прислал, внучек? – дед поставил передо мной миску с политой маслом и посыпанной зеленью отварной картошкой.

– Даже ещё и лучше, деда! Сам приходил ко мне!

– А я только привыкать к жизни в провинции стала, – протянула Маша. – Ну, ладно, раз надо… Когда выезжаем?

Как мы не торопились вернуться, а уехать в этот же день не смогли. Узнав об окончания наших вакаций, к нам прибежал местный староста и, рухнув на колени, завыл на всю деревню мол, просто так благодетелей отпустить он не может мол, жители в благодарность за нашу помощь мечтают нам прощальный праздник устроить и всё такое. Отказываться было неудобно, да и сдружились мы с деревенскими за эти дни, поэтому решив, что за ещё один день без нас царство Кощеево не развалится, приняли приглашение осчастливить сельский праздник своим присутствием. Описывать не буду, но в целом всё прошло душевно, вкусно и весело.

А утром следующего дня мы отправились домой.

– Не может царь думать о кажном, царь должен думать о важном!

К/ф «Варвара-краса, длинная коса»

Мы хотели отправиться в город пораньше, даже поднялись в шесть утра, что для меня совершенно не свойственно, но выехали только около девяти. И вовсе не потому, что вчера праздновали, нет. Мы специально пить не стали, так только, язык в стакан опускали для приличия и всё. Даже бесы. Нас задержали селяне со своими дарами природы. Как мы не отбивались, но они загрузили несколько телег яйцами, яблоками и всякими там грушами, ну и ещё много чего, я не присматривался. А отказываться и неудобно как-то, всё же от чистого сердца принесли в благодарность за нашу помощь. А вообще, мы – молодцы. Скелетики, заскучавшие на воинской службе у Калымдая, с удовольствием переключились на бытовые дела и всего за несколько дней наших каникул Рябово изменилось ну очень сильно. И я тут даже не про бесов, копошившихся на огородах у селян. Они больше от скуки там возились, ну и за благодарность самогоном. А вот скелеты мало того что все озимые в скирды окучили… или что там на полях делают? Совершенно не в курсе. Короче, они не только полевые и огородные работы завершили, но и подправили избы, сараи, а старосте большой каменный дом отгрохали, ну и ещё домики для пары самых бедных семей, только уже попроще и поменьше. Даже и не знаю, чем они там ещё помогли селянам, но вот высокий плетень вокруг всего Рябово я лично видел. Конечно, жители и кинулись нас грузить припасами. В городе-то голод наверняка, а если и есть какая морковка, то гнилая и высохшая, а вот у них в деревне… Короче, пришлось ждать пока не погрузят телеги и не выберут счастливчиков, которым на халяву повезёт побывать в культурной столице страны, пока они будут управлять транспортными средствами.

Бесы, прихватив мои железки, отправились в город своими подземными путями, а я, Михалыч, Маша и Тишка да Гришка, потряслись на телегах под мелким противным дождиком. Хорошо ещё хоть дороги не успело размыть.

Но эти десять вёрст до города мы одолели часа за три не меньше. Пешком бы быстрее добрались. Да ещё на полпути остановились на каменоломне поздороваться с Баголопусом, толстым бесом, заведующим там работами. Но как бы то ни было, дорогу мы всё же одолели и слегка за полдень въехали в город через Северные ворота.

Которые так и валялись рядом со стеной!

– Я Сидора с Иваном убью! – поклялся я. – Виноватых они ищут вместо того, чтобы порядок навести, паразиты!

Сразу за стенами мы слезли с телеги, решив пройтись пешком, а Тишку да Гришку оставили с возчиками – указать им дорогу к нижнему входу во Дворец.

Вот только вместо того, чтобы растрогаться, вернувшись в родной город, да умилиться от знакомых пейзажей, я сначала находился в недоумении, а потом и вовсе стал наливаться лютой яростью.

– Да что же тут творится, деда?! – почти орал я, пока мы шагали от стен к Холму. – Грязь, мусор! А вон смотри – какие-то обрубки, поленья валяются!

– Бардак, внучек! – зашипел Михалыч, грациозно вступивши в свежую коровью лепёшку.

– Ничего не понимаю… У нас же налажено всё было! И городские службы вполне прилично работали… Неужели за каких-то полторы недели всё могло рухнуть, а, деда? Деда?

А Михалыч не отвечал, очень занят был. Когда я повернулся к нему, он как раз влупил обухом своего топорика по лбу какому-то мужику. Мужик выронил нож и мягко осел в грязь. В грязь! Да у нас тут только в самом начале грязь была, пока не замостили все улицы! Ну, Иван!

– Ты чего это, деда?

– Да я-то и ничего, внучек, – проворчал он, роясь в карманах валявшегося в отключке мужика, – а вот ты рот раззявил и идёшь, возмущаешься, а по сторонам и не глядишь. С ножом он к нам подкрадывался, лиходей. А не густо он наработал-то, – дед, близоруко щурясь, поднёс горсть с медными монетками к глазам. – Лентяй. Давай, Федь, помоги перевернуть, я свяжу его.

– Заказное убийство? Акт политического терроризма, направленного против государственных служащих?

– Да просто бандит, внучек. За наши головы ему, небось, золотом бы насыпали.

– Грабёж?! Да ну, деда, – нерешительно протянул я, – у нас же с подобным давно уже покончили в городе…

– Как бы с нами не покончили, внучек, пока мы до Канцелярии доберёмся.

– Ну, Иван! – опять заорал я.

– Бросьте вы этого разбойника прямо тут, дедушка Михалыч, – предложила Маша. – Ну не нести же его на себе в полицию?

– А и то, – пнул напоследок дед этого бандюгана, а потом повернулся ко мне: – Направо или налево, внучек?

У нас же теперь две лестницы на Холм. С месяц назад ещё и с восточной стороны, где магическая школа, построили.

– Направо, – скомандовал я. – Проследим, как там наши телеги добрались да по Центральной площади прогуляемся.

А в городе было неладно. Пару раз нам попадались спящие явно пьяные мужики и ещё несколько шатались по площади, завывая песни и приставая к прохожим. А ближе к центру во дворе кабака Сократа шла пьяная же драка. И грязь. Плиты, которыми была уложена площадь, покрывал слой мусора. Не знаю, но именно эта грязь меня бесила больше всего.

– Всё, деда, хватит с меня, насмотрелся, – заявил я, когда мы распрощались с возчиками, отправившимися разгружать телеги и, прихватив бесенят, пошли по лестнице на Холм. По грязной лестнице!

А во Дворце тоже было очень неуютно. Даже не знаю, как объяснить… Пыли и мусора не было, вроде всё как всегда, но… Придворные, монстрики, бесы, люди и даже скелеты, проскакивали мимо нас, вжимаясь в стены, передвигаясь чуть ли не на цыпочках, не разговаривая и опустив головы.

– Ничего не понимаю, деда, – вздохнул я, когда мы свернули в коридор, в котором располагалась Канцелярия.

– А я вот начинаю понимать, – промолвил Михалыч и толкнул нашу дверь.

– Ура, – выдохнул я и рванул… Угадайте куда? Правильно – на диванчик. – О-о-о… Красота… Наконец-то мы дома!

– А ты всё валяешься, Федька? – в Канцелярию зашёл Кощей, остановился и махнул рукой кому-то в коридоре: – Давайте заносите.

Десяток скелетов с шумом и клацаньем стали затаскивать к нам большой стол.

– Подарок, – пояснил царь-батюшка. – От меня, любимого.

– Спасибо, Ваше Величество, – я с неохотой поднялся. – Классный стол. Большой, крепкий.

– Ну а то, – согласился Кощей. – Лично столярному цеху заявку подавал. Ну, всё? Работайте тогда, – и он быстрым шагам покинул Канцелярию.

– Работаем, – пробормотал я, вновь укладываясь на диван.

– А и ничего вроде, – дед попинал ножку стола, а потом провёл ладонью по столешнице. – Сойдёт. Чайку, внучек?

– Чайку, деда, – согласился я и взялся за булавку-говорушку. – Гюнтер? Зайди к нам на кружечку чая со сгущёнкой.

– Тишка, Гришка! – тут же среагировал дед. – Марш рысью к Иван Палычу за сгущёнкой! Да печива какого-нить прихватите, понятно? Да смотрите мне, чтобы вежливо да с поклонами к Иван Палычу обращались! И никуда больше не сворачивайте, проказники, а то ухи надеру, ясно?!