Нет, конечно, он не против того, чтобы «Адмирал Макаров» прервёт исследовательские работы, включит «форсаж» и в режиме полного хода пойдёт в точку SOS. Если пришёл призыв о помощи, надо спешить. И всё же… Обидно… Не состоялось открытие…

– А совесть у тебя есть?!

Игорь вздрогнул и оглянулся на голос. Это пришёл принимать вахту начальник лоцийно-навигационной группы капитан-лейтенант Ганин.

– Журнал не заполнен, контрольные показатели не сняты, стол завален макулатурой, сам не весел… Нет, вахту я у тебя не приму. Что? Какой СОС?.. А, радиограмма Корнилова. Так нам до Ленинградской знаешь сколько чапать? Дён десять, не меньше. Ещё остынешь и даже переохладишься, потому что море Сомова сплошь забито льдами, к тому же огромный припай. Так что начальство ещё немного редьку поморщит, карандашиком на карте почирикает и объявит: в виду невозможности прохода через море Сомова остаёмся на маршруте. К тому же, к Ленинградской уже подходит американский ледокол. Повторяю: ле-до-кол, с толстым стальным брюхом, а не какой-нибудь соломенный «адмиралишка».

Неизвестно, сколько бы ещё продолжался этот приступ словесного поноса, если бы Ганина не прервал вошедший в лабораторию старпом – «бог порядка и пиит устава»:

– Двенадцать часов ноль три минуты! Почему вахту ещё не приняли?

Ганина старпомовская строгость не смутила:

– Как сказал в прошлом опытный моряк, а ныне популярный бард «служение стихиям не терпит суеты».

– Почему нарушаете форму одежды? Где ваш галстук?

– Э… Так вот же он, у меня в руках. Спешил.

Ганин принялся поспешно застёгивать под несвежим воротником кремовой рубашки тугие резинки галстука. Он вновь овладел собой и его мулермановские усы разъехались в сардонической усмешке:

– К чему такой тон, Геннадий Владимирович. Мы ведь не на параде, а в море. И не просто в море, а можно сказать, у чёрта в зубах.

Капитан 3 ранга Кундинов не моргая смотрел на Ганина.

– Ещё Суворов говорил: «Война – это не парад, а только работа, причём, тяжёлая».

Старпом сразу не нашёлся что ответить. И Ганин не минул этим воспользоваться:

– Товарищ капитан третьего ранга, на вахту я явился вовремя, но старший лейтенант…

– Товарищ капитан-лейтенант, являются только черти во сне, а на вахту офицер прибывает.

Кундинов круто повернулся и вышел из гидрографической лаборатории. Потом вспомнив, зачем приходил, коротко бросил:

– Анисимов, быстро сменяйтесь, вас ждут в кают-компании.

В кают-компанию Игорь спускался совсем в расстроенных чувствах. Ко всему ещё эта стычка Эдика Ганина со старпомом. Анисимов знал, что у них взаимная неприязнь. Ганин считал старпома «углом в 180 градусов» и за спиной Кундинова называл его не «богом порядка» и не «пиитом устава», а значительно короче «Ать-два».

Кундинова больше всего раздражала демонстрируемая Ганиным независимость от «табеля о рангах». Игорь же среди них не выделял ни правого, ни виноватого и очень хотел бы примирить конфликтующие стороны. Но не знал, как.

Ступив на мягкий палас кают-компании, он замер, ошеломлённый. Все находившиеся здесь офицеры, в том числе и начальник экспедиции, и командир корабля стоя аплодировали ему. Такое внимание к себе за всю свою жизнь он испытывал только один раз – за свадебным столом, в роли жениха. Но что же, собственно, произошло? А ведь там, в лаборатории, он не придал значения словам старпома: почему вдруг собравшиеся офицеры ждут его одного.

Опаздывать в кают-компанию к обеду или ужину категорически нельзя – вековая флотская традиция, ставшая непреложным законом. Всегда офицеры за несколько минут до трапезы приходят в кают-компанию и, не садясь за свои столы, развлекают друг друга байками, анекдотами, чем угодно, но разговоры о службе абсолютно исключены. И только когда в кают-компанию входит командир корабля со словами: «Товарищи офицеры, прошу к столу», все собравшиеся рассаживаются каждый на своё место и кают-компания сразу же наполняется звоном приборов о тарелки.

Однако нарушать такой строгий порядок позволительно только сменившимся с вахты офицерам. Игорь хорошо понимал, что нет ничего зазорного в том, что он пришёл на обед после командира.

А тут от командирского стола навстречу старшему лейтенанту Анисимову направлялся старший кок мичман Окропилашвили. В руках он держал поднос с метровым шампуром сочного кавказского шашлыка. Его безукоризненно белые одежды подчёркивали торжественность момента.

Начальник экспедиции был немногословен:

– Честь дать название новой подводной горе предлагаю предоставить её первооткрывателю старшему лейтенанту Анисимову.

Все вновь зааплодировали. Игорь во второй раз почувствовал себя женихом на свадьбе, хотя понимал, что открытие новой подводной горы в этой экспедиции событие уже не уникальное. Если поверхность Мирового океана картографирована только на 22 процента, а «Адмирал Макаров» сейчас находится в его самых малоисследованных районах, то как тут не случаться открытиям. Как понимал и другое – эта наверняка командирская затея с колоритным поздравлением предназначалась не столько ему, ещё юному инженеру гидрографической службы Черноморского флота, сколько всем участникам экспедиции.

Место Анисимова за столом было не очень далеко от командирского стола. И он стал невольно прислушиваться – о чём, нарушая флотскую традицию говорить только о «бабах или о погоде», шёл такой оживлённый разговор между командиром корабля и начальником экспедиции.

– Космические снимки, Николай Николаевич, дают отвратительную картину. Море Дюрвиля задержит нас только надвигающимся с северо-запада циклоном. А вот северо-восточная часть моря Сомова забита крупнобитым дрейфующим льдом и множеством айсбергов. Дальше, до кромки припайного льда – чистая вода. Допустим, мы пробьёмся на чистую воду, но в любой момент при изменениях направления ветра ловушка за нашей кормой может захлопнуться…

В это время зазвонил висящий рядом с командиром на переборке телефон. С усилием сорвав с рычагов-фиксаторов трубку, Романов послушал и сказал Асташову:

– Докладывает вахтенный на промере глубин капитан-лейтенант Ганин. Снова обнаружены отличительные глубины…

Асташов резко ткнул вилкой в кусок говядины словно поставил точку:

– Курс не менять.

Защёлкнув трубку на место, командир продолжал:

– Если американцам удастся снять наших полярников, мы можем встретить их по эту сторону ледовой перемычки.

– На американцев, Виталий Евгеньевич, надейся, а сам не плошай!

Асташов встал из-за стола, не допив компот и не подождав, когда закончит обед командир корабля. Такого раньше он себе не позволял.

Грохот стоял такой, что объясняться можно было только жестами. Вертолёт трясло словно в ознобе от студёного стокового ветра. Игорь сидел прямо на полу, подложив под себя захваченные с корабля очень тёплые на оленьем меху альпаки. Вообще-то в вертолёте было всё на случай вынужденной посадки: палатка, спальные мешки, надувная лодка ЛАС-5, месячный запас продуктов на пять человек, спирт, ракеты, дымовые шашки и ещё, и ещё, и ещё…

Обутыми в унты ногами Анисимов упирался в непонятный для него блок приборов, правой рукой придерживая носилки с больным полярником, а левой, хватаясь за скобу, и время от времени приподнимался, чтобы посмотреть на стрелку радиокомпаса. Стрелка по-прежнему бесновато дёргалась то вправо, то влево, и с каждой минутой полёта уходила надежда на то, что она, наконец, зацепится за отметку, на которой работал радиопривод «Адмирала Макарова». Судя по времени полёта горючего оставалось не больше чем на десять-пятнадцать минут. А вокруг надёжного «Камова» – непрекращающийся снежный заряд. Сплошная снежная пелена. Ни горизонта, ни поверхности океана с его возможно спасительными большими льдинами – ничего не видно.

…Не просто было решиться на этот полёт командиру Ка-25 майору Лебедю. Пробившись через ледовую перемычку, «Адмирал Макаров» не долго шёл по чистой воде. Вскоре путь ему преградил тянущийся до самого берега мощный припайный лёд. Ширина припая равнялась предельному радиусу полёта корабельного «Камова». По всем расчётам выходило, что вертолётчики будут иметь в запасе не более десяти-пятнадцати минут. Если собьются с курса на пути к полярной станции или обратно и проблуждают эти минуты, вынужденной посадки не миновать. Просто закончится горючее. Кто же тогда будет спасать их? Выходило, что некому.