Пройти освещённым коридором до самого конца и упереться в тяжёлую, окованную железом дверь, которая распахивалась от одного прикосновения. Разумеется, если предварительно окунуть пальцы в колбу с серебристым порошком, чьё широкое горлышко было плотно зажато в железном кольце, вделанным в стену.

В комнате для занятий было так светло, что я зажмурилась. Я отгородилась от яркого белоснежного света ладонями, но он всё равно проникал под пальцы, причиняя жгучую режущую боль. Глаза защипало так, что выступили слёзы.

Но тут раздался громкий женский смех, заставивший меня превозмочь светобоязнь и открыть глаза. Смахнув капли с ресниц платком, найденным наощупь в кармане платья, я попыталась посмотреть прямо перед собой.

– Сейчас-с, – прошелестел совсем рядом голос рыжеволосой соратницы Флоринды, и через минуту, прошептав что-то на незнакомом языке, она дунула мне в лицо.

Боль начала успокаиваться, а потом и вовсе стихла. Я часто заморгала и спросила:

– Что это было?

Яркий свет пропал, предметы и мебель в комнате теперь источали вполне ровное, еле заметное беловатое свечение.

– Ты взяла слишком много проявительного порошка. О чём только думала? Так и ослепнуть на неделю можно, – когда рыжеволосая Дарина говорила быстро, то змеиный акцент почти исчезал. – Разве ты этого не знала? Достаточно тонкого слоя, чтобы открыть самую тяжёлую дверь.

В учебной комнате, выглядящей точь-в-точь как те, что я покинула, закончив школу и высшие курсы благородных дам дома, находились двое: Флоринда и её рыжеволосая союзница.

Первая сидела у окна третьего ряда и, положив ногу на ногу, безо всякой улыбки смотрела на меня. Её локти покоились на учебном столе, девушка положила подбородок на ладони, вся её поза выражала ленивый интерес: «Чем ещё ты сможешь удивить нас, провинциальное чудо?» – говорила она.

– Знала. Просто волновалась, вот и переборщила, – ответила я Дарине и, поблагодарив, села за парту во втором ряду.

Девушка заняла место прямо за мной.

– Надеясь, это не был твой приветственный фокус, Иоланта, – улыбнулась Флоринда и переглянулась с Дариной.

Я должна была сидеть прямо и не оборачиваться, но вся новая обстановка пустого учебного класса и мелкие неудачи заставляли нервничать. Казалось, упусти я остальных девушек, изначально более искусных, из поля зрения, как случится что-то более неприятное, чем прокол с проявительным порошком.

Я слышала о нём, читала в книгах, но в Саклене его почти не используют из-за высокой стоимости ингредиентов для его изготовления.

И в наших краях нет умельцев, могущих истолочь корень душелиста так мелко, чтобы получить самый настоящий проявительный порошок, не только открывающий запертые двери, но и позволяющий увидеть комнату такой, какова она есть на самом деле. Без примеси магического воздействия.

Дверь снова распахнулась, и на этот раз в класс впорхнула Мидара.

– Ох, я не опоздала? – спросила она, убирая налипшую на лоб прядь тёмных волос. – Слава богам! Гранда Моррисон убьёт меня, если я опоздаю ещё раз. Или превратит в ящерицу. Она так и сказала.

Последние фразы девушка сказала, присаживаясь на соседнюю парту во втором ряду справа от меня.

– Занятия ведёт гранда Моррисон? – У меня даже волосы на голове зашевелились.

И снова дало о себе знать чувство опасности и предчувствие дурного, но времени бояться не было. Дверь снова плавно раскрылась, и на пороге появилась та, что и вызывала у меня эти ощущения.

Мы встали, приветствуя декана, и опустили головы:

– Присаживайтесь, девушки, – произнёс уже знакомый, слегка простуженный голос, и я рухнула на стул, потому как ноги сделались ватными, а во рту появилось такое ощущение, будто я съела лягушку. – Нас уже четверо, и на этом можно считать набор на курс оконченным.

Я оторвала взгляд от папки, что положила на стол, но так и не раскрыла, и посмотрела в сторону гранды Моррисон. Почему-то страх продолжал владеть мной, диктуя правила поведения: я так и не могла заставить себя взглянуть на декана прямо, пусть не в глаза, но в лицо, а скользнув по её платью, задержалась на нашивке на правой стороне пиджака.

Сокол Смеаргл, расправивший крылья, будто приготовился взлететь, смотрел на меня ярко-красными глазами-бусинками так, словно умел читать мысли. Глупости, конечно, я переволновалась, не более того.

– Сегодня, мы продолжим изучать мелкие заклинания, без которых невозможно изменение морфоформы. Напоминаю, знания эти пригодятся вам на первом испытании. А оно уже… напомните, госпожа Лефевр, когда?

– Через шесть дней, гранда, – отчеканила Флоринда с места.

В тоне девушки не было заметно и отголосков того ужаса, что испытала я. Шесть дней, о боги, как же это ничтожно мало! Неужели это неведомое испытание волнует лишь меня?

Наверное, остальным нет нужды опасаться уехать отсюда опозоренными…

Декан не оставила незамеченным моё поведение: я посмела обернуться, чтобы посмотреть на лица девушек, ища на них хоть отголосок смятения, и обратилась лично ко мне:

– Госпожа Астрос, простите, что проигноривала ваш выход. Сегодня ведь ваше первое занятие, – уловить насмешку в словах гранды декана было несложно.

В животе разлилась тяжесть, а в душе я почувствовала досаду. Вот и настал тот миг, когда мне надо что-то изобразить. Но досадно было не это: я ведь обманываю всех. Сначала с меткой, чьё появление инициировала против всяких правил, теперь вот с приветственным фокусом.

Получается, они правы, что не доверяют мне и смеются. И вот сейчас я снова пытаюсь представиться тем, кем не являюсь.

Эх, хорошо бы перемотать время вперёд и уже катить в экипаже домой, оставив все унижения первого испытания позади! Вот вроде бы должна привыкнуть: всю жизнь меня считали слабым магом, да я им и была, один раз получила шанс на другую жизнь и почему-то цепляюсь за него, как утопающий за воздух.

Эти мысли пронеслись в одно мгновение, когда, стоя лицом к почти пустому классу, я готовилась к фокусу. Достала из папки заранее срезанный цветок, поставила его в маленькую вазочку, наполненную обычной водой и открыла флакон со снадобьем, приготовленным по рецепту Мидары.

– Готовы? – спросила гранда декан, терпеливо и с любопытством посматривая на все тщательные приготовления и задержавшись взглядом на чуть подрагивающих пальцах.

Я кивнула, шумно втянула в себя воздух и выдохнула все страхи. Боги, такого тремора я не испытывала даже за роялем на отчётном концерте, когда поняла что не только не знаю сложную нотную композицию, но ещё и умудрилась её забыть.

После того провала матушка махнула рукой, а отец сказал, что мне лучше и не упоминать об обучении музыке.

– Приступайте, дорогая. Не робейте. Судить вас строго не будут, да и фокус, должно быть вам знаком до покалывания в кончиках пальцев. Вон как они дрожат от нетерпения, – мелодично произнесла Моррисон, и снова мне показалось, что она всё знает и смеётся надо мной.

Но и это было не самым страшным. Я просто отказалась верить своим глазам, когда в классе бесшумно открылась маленькая дверь, обычно ведущая в подсобку со всякой всячиной, и в комнате появился тот, осрамиться второй раз перед которым было для меня хуже смерти. Мой куратор.

Мысли разлетелись, как бабочки, выпущенные неловкой рукой из стеклянной колбы. И тем не менее все ждали моего выступления, промедление казалось подобно признанию бессилия, а я не могла сдаться, не сделав ни единой попытки.

Только не теперь. Не в его присутствии.

Покашляв, словно прочищая горло, я произнесла нехитрые слова заклятия и замерла перед финальным аккордом, прислушиваясь к замершему звуку собственного голоса. А потом закрыла глаза и, вытянув руку, вылила содержимое флакона.

По классу разнёсся густой запах солёной карамели и пропал с характерным шипением. Открыть глаза было боязно, но я преодолела робость и заставила себя посмотреть на дело своих рук.