...А хуже всего, пожалуй, то, что волей-неволей приходится вступать в различные сношения с сильными мира сего. Не знаю уж, чего здесь больше: то ли наверх в иерархии любой планеты пробиваются исключительно люди со специфическим складом ума, то ли власть действительно настолько развращает…

Не могу сказать, что, например, генерал К. из ВС ОРК — такой уж плохой человек. Или, скажем, Х. из Аль-Каримской Особой Палаты, даром что любимая жена султана — а на такую должность пробиться у них посложнее, чем у нас стать премьер-министром (во всяком случае, меньше шансов, что тебя отравят). Просто для них для всех характерно одно: уравнивание блага государства с собственным благом, государственной казны с собственным достатком. Единицы делают это в хорошем смысле, то бишь заботятся об интересах своей планеты или страны (ну, как они их понимают), словно о своих. Да и в этом случае привычка смотреть по верхам, на так называемую big picture , играет с этими деятелями дурную службу, поскольку они полностью перестают заботиться об интересах среднего человека. В большинстве же своем они просто не рассматривают никаких вариантов действий, которые могут не то чтобы повредить их престижу или благосостоянию, а хотя бы помешать набить карман потуже!

Ей-богу, мои хищные заиньки-спруты куда симпатичнее.

Но и от них не одни только приятные эмоции. Очень переживаю за то, как протекает беременность у Елены II . В прошлый раз я потерял самку по собственной вине, хорошо хоть, удалось сохранить выводок. Постараюсь не повторить своих ошибок.

___

Терновый венец связывает чувства корабля и пилота. Иногда Бэле казалось, что недостаточно: связь бывала неглубокой, порой трудно становилось управлять кораблем, особенно если речь шла о каких-нибудь сложных маневрах — вроде того раза, когда они шли через Мельницу. А иногда думалось, что можно обойтись и куда менее мощными чарами.

Как сейчас, например.

Бэла не знала точно, теряла ли она сознание или нет. Вроде бы нет — во всяком случае, ненадолго. Но у нее было ощущение, что мир мигнул и погас, а потом, когда она пришла в себя, то одновременно видела и гурьбу мелких спрутов, разлетающихся в разные стороны от корабля (в смысле, в эфире увидела, как будто продолжала смотреть восприятием корабельного духа), и Сашку, устало распластавшегося по штурманскому креслу.

Вдобавок у нее болело все тело, в том числе в тех частях, которых у нее никогда не было — например, в районе киля. Или правой скулы корпуса… И казалось, что нежная обшивка там, где горели левитационные печати, вот-вот прорвется.

Выдержат ли эти печати посадку? Бэла не поручилась бы.

Что теперь делать? Может, погнаться за этой толпой мелких прозрачных ублюдков? Смогут ли они? Например, если Санька сообразит какое-то заклятье наподобие сети...

«Нет уж, — подумала Белка, — в таком состоянии я даже не буду пытаться!"

Причем она не поручилась бы, о чьем состоянии думает — своем или корабля. Кстати… а свое-то состояние она и не...

Бэла сдернула с головы терновый венец.

Тут же стало полегче: тело перестало так болеть. Зато Бэла ощутила, насколько ей хочется спать и как болит голова. Заявила о себе и спина — долгие мышечные спазмы не пошли ей на пользу — и ноги, которые немилосердно затекли.

— Мы выжили? — спросил Володька тоном умирающего лебедя.

Бэла понимала, почему он сомневается. Ей тоже казалось это странным. Не то чтобы она настолько свыклась с мыслью о неминуемой гибели, скорее наоборот — все как-то слишком быстро происходило, она даже испугаться не успела. Просто казалось невероятным, что в такой заварушке им удалось уцелеть.

— Более-менее, — пробормотал Сашка, рывком садясь.

Он приложил руки к лицу, с силой потер его. Когда убрал их, Бэла увидела, что белки его глаз настолько покраснели от лопнувших сосудов, что сделались целиком розовыми.

Крышка в полу рубки откинулась, в проеме показалась голова Людоедки.

— Вы как, живые? — спросила она.

— Более-менее, — повторила Сандра Сашкины слова. Она сидела на полу, привалившись затылком к стенке корабля. — А вы с Катериной?

— Ее пушка до последнего работала…

— Живая-живая, — откликнулась Катерина снизу, — а если Людмила Иосифовна подвинется, то даже залезу сюда…

В рубке моментально стало очень тесно и душно, иллюминатор опять запотел. Впрочем, Бэла до сих пор держала в руках терновый венец, а значит, поняла бы, если бы за пределами корабля случилось бы что-то, требующее срочной реакции. Ну, она надеялась. Раньше понимала, но сейчас и дух, и она сама были на последнем издыхании. В таком состоянии реакция неизбежно замедляется.

— Нам нужно срочно решать, — устало сказал Сашка, — мы сдаемся властям или пытаемся убежать?

— Смотря каким властям, — пробормотал Володька.

— Ну каким? Вариант один — ОРК. Этот Одинцов, командир одного из фрегатов сопровождения гигантского линкора… я его знаю. Можно попробовать сдаться лично ему.

— А у него есть такие полномочия? — нахмурилась Сандра.

— Есть, — без тени сомнения ответила Людмила Иосифовна. Ну да, уж она-то такие вещи наверняка знала. — Вопрос, захочет ли он за нас вписаться…

— В каком смысле? — не поняла Белка.

Честно говоря, соображалось ей туго. С одной стороны, накатила эйфория: ура, они выжили и всех (ну ладно, многих) спасли, молодцы! С другой стороны, замучила усталость. С третьей — где-то на задворках сознания ленивой серой стеной стояла тоска: «Какой в этом смысл, если ты никогда не станешь лисой снова и не побежишь по влажной земле, принюхиваясь к осенним сумеркам?» Осень — любимое время для лис, а последняя Белкина осень пришлась на Порт-Суглат… Неважно. Проехали.

— В том смысле, — терпеливым тоном проговорила Людмила Иосифовна, — что у каперанга, пусть даже непосредственно подчиненного адмиралу, может быть недостаточно полномочий, чтобы прикрыть нас от претензий разведки. Или их может хватать впритык. Например, придется просить об одолжении людей, чьи услуги лучше приберечь для своих дел…

Все переглянулись.

— Я не предсказатель, — устало сказал Сашка. — Не могу сказать. Мало ли какая репутация у него была в Академии, вдруг он перед кадетами выделывался, а в реале другой совсем?

— Я считаю, что надо рискнуть, — кивнула Сандра. — Это же тот самый Суровый Одинец, которому все сдавали по три раза, и ты один как-то умудрился проскочить? Ты мне рассказывал эту байку…

— Ага, он, — сказал Сашка. — Я, кстати, знал, что он каждый год пишет рапорты о переводе на действительную, его директор Академии не отпускал. А года три назад старый адмирал ушел в отставку, там кого-то нового поставили, не помню уж. Видно, этот новый и отпустил.

Бэла заметила, что Катерина как-то особо внимательно смотрит на нее, как будто пытается общаться телепатически. Бесполезно: если в Катерине и была вампирская кровь, то в Бэле — ни полпроцента, так что никакой телепатемы она не получила.

— Я знаю одно, — сказала она, игнорируя эти загадочные знаки. — В таком состоянии мы не убежим.

Катерина посмотрела на Людоедку:

— Людмила Иосифовна, а по-вашему, какого рода неприятности с законом нам грозят?

— Не думаю, что они смогут нам что-то пришить, если мы будем держать язык за зубами, — та дернула плечом. — В этой заварушке со стороны мы смотримся героями. Главное, чтобы нас не взяли за жабры те, на кого работала Марина. Разведка или ее подразделение.

— Я думаю, не все так страшно, — сказал Володька. — Сейчас из-за этой заварушки всем причастным выгодно изобразить, будто они ни при чем. Тем более, если никто не заподозрит, что Балл не было на «Пенелопе». Погибла и погибла.

— То есть главное, — медленно проговорил Сашка, — ни в коем случае не проговориться, что мы побывали на «Пенелопе» и там никого не нашли?

— Именно, — сухо сказал Володька. — Тем более, что тогда вообще не удастся скрыть, что у нас есть пустотник небывалой силы…