Я рассеял картинку. Противник неожиданным образом сместился влево. Это трудно описать. Видеть, что противник стоит в одном месте, но верить, будто бы он стоит правее. И бить, бить, бить, отчаянно прокалывая пустоту бесполезными тычками. А ему достаточно одного точного удара… который мне только что едва не достался.

Тогда я решил схитрить. Вроде бы направил клинок в то место, куда хотелось ударить, но потом резко повернул его туда, где видел врага. Видел ТЕПЕРЬ, когда закончились заморочки с додумками.

И мне удалось задеть пальцы, сжимающие кинжал. Оружие его выпало, расколошматив ещё одну плитку из уцелевших после низвержения робота. Рывком он нагнулся, чтобы подхватить выпавший клинок, а я, пытаясь не зажмуривать глаза, воткнул кинжал прямо ему в живот.

„Вот так-то, — со сладостной мстительностью подумалось мне. — Это тебе за дедушку, которому и осталось-то разнести девятнадцать подарков. Нет же, надо было порезать. Глянь-ка теперь сам, каково было дедушке“.

Однако, он глядеть не пожелал. Коридор наполнился густыми клубами чёрного дыма, который быстро рассеялся. Меня же отбросило к стенке. Предчувствуя коварный удар из-за двери, оказавшейся за спиной, я мигом вскочил и выставил клинок в сторону золотого кренделя, висевшего в качестве дверной ручки.

Роскошная, я вам скажу, была дверца. Такую разве что в Петергофе увидишь. Белая, чуть ли не до потолка. С золотыми загогулинами. Казалось, отворится сейчас, и выбегут оттуда радостной толпой десятки лакеев и фрейлин. Но среди них затаился опасный враг, напяливший следующее обличье.

Но за дверцей царствовало безмолвие. Да и сама она не горела желанием распахиваться. Тревогу начало вытеснять какое-то блаженное оцепенение. Но его тут же прогнал скрип.

Мысли ещё не сложились в чёткий план, а тело уже развернулось, и остриё клинка смотрело в сторону предполагаемой опасности. Отворилась другая дверь. Та, что слева. Створки которой напоминали две крышки от пианино. Красивые, шоколадно-коричневые, отполированные до невозможности. Ни пятнышка, ни царапинки.

Перед ходом в неведомое стоял боец, готовый бить и кромсать любое мерзкое чудище, которое посмеет оскалить свою гнилозубую пасть. Но из щели выглянуло всего лишь несколько испуганных девушек. Мне почему-то сразу показалось, что это — моя группа поддержки, переживающая за судьбу героя-одиночки, которого должны были завалить уже в первом раунде. Поэтому я ободряюще улыбнулся прелестницам. Ведь девушки, болеющие за меня, не могут быть ординарными или ничем не примечательными.

А девушки нырнули обратно, не обратив внимания на улыбку победителя. Более того, дверь стала стремительно закрываться. Кипя от возмущения, я хотел броситься за красотками, чтобы объяснить им политику партии и правительства, но тут моё внимание привлёк кинжал.

Хороший, надо сказать, кинжал. Оставшийся от первого обличья моего врага. И я вдруг мгновенно ощутил, чем оно обернётся, ближайшее будущее. Перед глазами отпечаталась картинка, как из кинжала вырастает враг, нагло утвержающий, что первый раунд ещё не закончен. Вырастает, как вырастали из драконьих зубов злые воины, которых должен был победить легендарный Язон.

Мысли эти пронеслись за долю секунды, а руки уже подхватили оружие за жёлтую рукоятку. Та оказалась мягкой, словно из нежной пористой резины. Но я не решился оставить находку себе, а швырнул её в узкую щель между сходившимися створками, вслед красавицам, которые не сумели оценить меня по достоинству. Я ещё видел, как кинжал воткнулся в тёмные доски пола. Я ещё слышал, как испуганно взвизгнули девушки. А потом дверь захлопнулась.

Глаза внимательно обшарили каждый дюйм коридора. Никаких следов. Никаких сомнений, что я выиграл первый бой.

Раздался громкий щелчок, заставивший меня вздрогнуть. Между дверей проявились туманные часы. Это секундная стрелка перескочила на деление. Мои часы тоже сделали шажок вперёд и показывали две секунды до полуночи.

— Ну хорошо же, — раздалось свистящее шипение из пустоты, куда свет тусклой лампы уже боялся заглянуть, — посмотрим, как ты справишься с жёлтым дьяволом.

Вспоминая детские книжки, когда-то разысканные на бабушкином чердаке, я решил, что меня сейчас будут подкупать, сулить немыслимые взятки, пододвигать к ногам картонные коробки, наполненные вперемешку зелёными купюрами и золотыми монетами. Но всё получилось не так.

Теперь распахнулась дверь справа. Невысокая, угольно-чёрная, из цельного листа металла. Оттуда выскочил он в облике жёлтого дьявола. Огромные выпуклые глаза, лицо червонного золота, изборождённое глубокими морщинами, ярко-лимонный костюм. Буйство красок действовало раздражающе. Но я не успел возмутиться. Что-то внутри затряслось и сжалось. Теперь я чувствовал, что напуган до невозможности. Вот незадача. Вместо подкупа на меня обрушилось психическое воздействие.

Я было сунулся поразмышлять, как это психическое воздействие может обрушиться. Но тот, который внутри, завопил благим матом: „БОЮ-Ю-У-У-УСССЬ!!!!!“ И тут же что-то бешено и больно заколотилось с левой стороны шеи. Жёлтый дьявол не бил меня, он обволакивал, обтекал. Сознание помутилось…

Но я подготовился на славу. Как можно победить непобеждаемое? Прежде всего, стать таким же. Тогда, по крайней мере, уже не проиграешь. Я даже представил, как по коридору, свиваясь двумя верёвочками, прыгают два жёлтых дьявола. Сознание радостно восприняло манящую лазейку. Быть жёлтым дьяволом, куда легче, чем порезанным Дедом Морозом, и уж намного престижнее каких-то Зимних Снайперов, чьё призвание — выискивать в мёрзлых ночах кандидатов в настоящие Деды Морозы.

Стоп! А ведь это мы уже проходили! Костюмчик Зимнего Снайпера я примерял. Я мог стать Зимним Снайпером. Я мог не добраться до полуночи, повернуть обратно и никогда больше не смотреть на часы, где остановилось время. Теперь я имел полное право обернуться жёлтым дьяволом. Вот только до полуночи оставались всё те же две секунды. В общем, „и вечный бой, покой нам только снится“. Я неимоверно устал, отбивая мягкие завораживающие атаки, и мне дико хотелось выспаться. Тот, который внутри, уже сладко спал. А жёлтый дьявол, несмотря на прилипчивость, ещё не успел об этом догадаться.

Шея начала раздуваться. Она готовилась вспучиться отвратительным волдырём и лопнуть, забросив голову в пыльный угол. Щас, разбежалась. „Положи на больное место что-нибудь холодное“, — свербила в мозгу откуда-то всплывшая мысль. Да только где взять в жаркой битве хоть что-то холодное.

Но ведь Герыч знал, что я и есть — настоящий Дед Мороз.

Пальцы легли на распухшую шею и налились льдом. Шея протестующе пульсировала. Пальцы не таяли. Шея притихла и испуганно съёжилась. Теперь заволновался жёлтый дьявол. Наше знакомство переставало быть близким. Требовалось принять решительные меры, пока желтолицее чудище не перенесло позиции за пределы моей досягаемости. Я растопырил пятерню правой руки и ухватил липко-скользкую морщинистую морду.

Теперь сморщилось не только его лицо, но и вся фигура. Он злобно оскалился, и шея снова запульсировала болью. Нет-нет, дяденька, это уже не поможет. Руки-то у меня две. И шеи тоже две… у нас, у двоих-то!

Пальцы сорвались со склизкой кожи, но я не давал ему увильнуть и отчаянно лапал, куда мог дотянуться. Каждое прикосновение заставляло его отступать, кривиться и строить такие отвратительные рожи, что меня передёргивало. Локомотивом я ринулся вперёд, пальцы прорвали сначала пиджак, потом что-то водянисто-холодное и вцепились в рёбра, словно отлитые из чугуна. И он взорвался, обдав меня кисло-лимонным соком.

Не сразу я понял, что случилось. Только туманные часы, на которых до полуночи оставалась всего лишь секунда, подсказали мне, что второй раунд окончен.