Глава 39 УПК РФ содержит исчерпывающие требования к приговору суда, который должен быть законным, обоснованным и справедливым, каковым признается приговор, если он постановлен в соответствии с требованиями Уголовно-процессуального кодекса РФ и основан на правильном применении уголовного закона. При этом обвинительный приговор не может быть основан на предположениях и постановляется лишь при условии, что в ходе судебного разбирательства виновность подсудимого в совершении преступления подтверждена совокупностью исследованных судом доказательств.
Вина имеет формы, одна из которых представлена умыслом. Признаками прямого умысла являются сознание – если лицо осознавало общественную опасность своих действий (бездействия), цель – если предвидело возможность или неизбежность наступления общественно опасных последствий и мотив – если желало их наступления.
Отсутствие перечисленных в законе признаков преступления, хотя бы одного из них, как основного, так и факультативного в деянии лица, – исключает его виновность. Что, в свою очередь, исключает постановление обвинительного приговора.
Поэтому суд, руководствуясь законом и совестью, установил истинный мотив совершённого Саниным преступления, что дало возможность правильно квалифицировать его действия и вынести правосудный приговор, вступивший в законную силу.
Вот как излагает существо этого уголовного дела Верховный Суд Российской Федерации[2]:
Так, приговором областного суда Санин был осуждён по статьям 300 и 292 УК. Он был признан виновным в том, что, работая следователем, путём должностного подлога незаконно освободил от уголовной ответственности Рыбина, обвинявшегося по части 3 статьи 327 УК, то есть в использовании заведомо подложного документа (водительского удостоверения).
Из показаний свидетеля Рыбина усматривается, что следователь Санин допросил его в качестве обвиняемого, однако согласия на прекращение уголовного дела он, то есть Рыбин, не давал и записи в протоколе об этом не делал, с заключением эксперта, проводившего судебно-почерковедческую экспертизу, Санин его не знакомил и протокол об ознакомлении с этим заключением он не подписывал.
Свидетель Кустов также показал, что следователь Санин не допрашивал его по факту утраты им водительского удостоверения, протокол допроса он не подписывал.
Согласно выводам эксперта, подписи в протоколах допроса Рыбина и Кустова, выполнены не ими.
Таким образом, при вынесении постановления об освобождении Рыбина от уголовной ответственности, законные основания к этому отсутствовали: согласия на прекращение уголовного дела от Рыбина получено не было, а при вынесении указанного постановления были использованы подложные документы. Впоследствии постановление было отменено как незаконное, а Рыбин осуждён по части 3 статьи 327 УК.
Как установил суд, мотивом совершённого Саниным преступления явилась его личная заинтересованность, выразившаяся в нежелании производить дальнейшее расследование уголовного дела в установленном законом порядке. Рассмотрев дело в отношении Санина по его кассационной жалобе, Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда РФ оставила приговор без изменения[3].
Субъективная сторона этого состава преступления характеризуется только прямым умыслом, поскольку имеет место заведомая незаконность освобождения подозреваемого или обвиняемого от уголовной ответственности. Поэтому следователь Санин по части 1 статьи 285, части 2 статьи 303 УК РФ судом этим же приговором был оправдан за отсутствием в его деянии состава этих преступлений.
При установлении действительного мотива совершённого следователем преступления против правосудия, под влиянием которого оформился его прямой умысел на совершение конкретного преступления (незаконное освобождение от уголовной ответственности) путём совершения другого преступления (служебный подлог), то есть реальной совокупности должностных преступлений, судья исходил не столько из системы мотивов данной категории преступлений, исходящей из индивидуалистического отношения к закону и к своим служебным обязанностям, что нашло своё отражение в действиях Санина и в этом случае, сколько из глубинной установки сознания этого человека. А именно, судья исходил из проверенных в судебном заседании данных о личности подсудимого, внешне образцового офицера и квалифицированного следователя, примерного семьянина и волевого человека, оказавшегося в далёком северном городе с женой – таким же следователем и маленьким ребенком в общежитии при скромном довольствии с невысокой перспективой. Анализ совокупности собранных сведений о личности и поведении Санина, обстоятельств дела и хода реальных событий до и после преступления, ясно выявил глубинную установку сознания – человеческое своеволие, сформировавшее указанные выше цель и мотив преступления против правосудия, которые в свою очередь породили прямой умысел на реализацию задуманного. Такова причинно-следственная связь внутренней установки сознания и её внешнее проявление в данном случае – в порочной части природы человека, подавляющей тем самым его личность. Последнее обстоятельство объясняется тем, что не всё в человеке сводимо к его природе, он имеет также и личностное достоинство. Двойственность человеческой природы производит конфликт «плоти» и «духа», как борющихся между собой принципах нашей внутренней жизни.
Следует заметить, что описанный процесс не является социальной перцепцией, представляющей из себя механизм восприятия одним человеком другого. Хотя действия следователя были прямо направлены на незаконное освобождение от уголовной ответственности другого конкретного человека, обвиняемого этим же следователем в совершении преступления, в чём заключается объективная сторона состава преступления, совершённого следователем. На первый взгляд – тот же абсурд. Поэтому феномен социальной перцепции не помог органам следствия и государственному обвинителю предложить суду истинный мотив совершённого следователем Саниным преступления против правосудия.
Суд установил искомое по делу неизвестное – мотив, исходя из внутреннего процесса отношения к себе следователя, из своего личного интереса, преступно нарушившего установленный законом порядок, умышленно создавшего путём совершения другого должностного преступления прямо противоположный правосудию результат по уголовному делу, находящемуся в его производстве. То есть следователь умышленно разрушил то, что умышленно созидал, не желая производить дальнейшее расследование уголовного дела в установленном законом порядке. Такие признаки раздвоения личности – результат своеволия. В этом и заключается глубинная установка сознания Санина, проявившая себя в совершённом им преступлении против правосудия.
Что касается проблемы раздвоения личности, то такое состояние психической деятельности возможно при конфликтах сознательного и бессознательного, а так же в процессе творчества. Хотя по этой проблеме накоплен огромный материал, но мы до настоящего времени не располагаем единой теорией по этой актуальной проблеме[4].
Может быть следователь Санин уникален? Как личность – да, а как следователь? Вот следователь Серова осуждена вступившим в законную силу приговором суда по части 2 статьи 303 УК РФ с назначением уголовного наказания и лишением права занимать должности следователя. Этим же приговором она оправдана судом по части 1 статьи 285 УК РФ за отсутствием в деянии состава преступления.
В таких уголовных делах, как обычно, следовало установить в содеянном Серовой наличие или отсутствие признаков инкриминируемых ей, во-первых, преступления против государственной власти, интересов государственной службы и, во-вторых, преступления против правосудия. Эту задачу ранее суд в ином составе возлагал на органы предварительного расследования, обращая дело к доследованию. Однако вышестоящий суд согласился с прокурором, принёсшим протест, в том, что такой недостаток в деле суд сам может восполнить и отменил промежуточное судебное постановление. Возможность решения задачи открылась в результате судебного разбирательства благодаря установлению судом истинного мотива-страсти в действиях следователя-подсудимой. Но это обстоятельство, установленное судом, позволившее правильно квалифицировать действия следователя, направленные на фальсификацию доказательств по уголовному делу, а не на злоупотребление своими должностными полномочиями, оказалось за рамками предъявленного Серовой обвинения, хотя никак не ухудшало её положения, а напротив – упорядочивало суть дела. Государственный обвинитель – прокурор не исправил положение, поскольку существо дела раскрывалось в глубинах сознания следователя. Суд состоялся в тишине совещательной комнаты, тайна которой охраняется законом.
