Следуя такому примеру, один толстый мальчик, который не хотел служить в армии, стал также на уроке бить других логарифмической линейкой по голове просто так. Когда очередь остановилась на голове Беклемишева, её носитель взял с парты отцовский треугольник и как саблей рассёк кожу на голове толстяка, залившегося кровью и криком на всю школу.

Удивительно, но папа частично скальпированного потерпевшего с перевязанной как у красного командира Щорса головой, оказался на стороне Беклемишева и отвёз его домой на своём мотоцикле поздно вечером, когда учительница наконец-то отпустила их. Она держала их в классе до «посинения», не пуская в туалет, пытаясь скрыть свою вину и промахи в педагогике, ругая первоклашек в конфликте. Избиение мальчиков иродовой дочерью прекратилось на время – женщина-директор обезоружила её, отобрав указку, но тоже на время.

В школе учились, по выражению Медузы Горгоновны, одни хулиганы, промышлявшие вымогательством – давали ранетку и, когда мальчик её съедал, требовали 10 копеек из тех 15–20 копеек, которые имел каждый ученик на обед в школьной столовой. Всё не забирали. Беклемишев не брал ранетку только потому, что его предупредил о неблагоприятном для доверчивых мальчиков развитии событий друг из этой шайки. А какие вкусно-спелые ранетки предлагали эти условно вежливые ребята – и красные, и жёлтые, и какие хочешь! Эх, соблазн. Ну, как устоять, когда слюнки текут?

Именно поэтому Беклемишев смастерил себе пистолет, выпилив его хирургической пилой из доски. Примотал металлическую гильзу 20 калибра, в которую вставил на резинке от велосипедной камеры деревянный боёк с иглой, пробивавшей капсюль в патроне. Пристреливал самодельный пистолет на стройке. Вылетавший при выстреле капсюль пробивал многослойную полиэтиленовую плёнку с трёх шагов. При этом звук выстрела потрясал всякое воображение будущего воина, вынужденного ходить пешком в школу и обратно по пустырю в несколько километров. Конечно, можно было ездить на школьном автобусе, но свобода и воля дарили ему небесную радость бытия. Да и думать о жизни никто не мешал кроме ветра, гулявшего по степи.

На этом поле, возвращаясь со школы, Беклемишев встретил своего друга – маленького котёнка, который так и прилип к его ногам. Взяв котёнка за пазуху, он принёс его домой. Сколько радости принёс этот котёнок, оказавшийся умным и помогавший делать уроки быстро.

Однажды папа поехал по своим делам на мотоцикле и взял сына с собой. Пока папа был занят, Беклемишев сидел на мотоцикле и мечтал покататься, хотя его ноги ещё не доставали до земли. Вместо папы к нему вышел дядька и сказал ехать домой, не ждать больше. Взрослый человек завёл мотоцикл с сидящим за рулём Беклемишевым, снял с подножки и дал газ как медведю в цирке. Пришлось ехать с замирающим сердечком. Около дома, заметив штабель леса, он подъехал и одновременно с остановкой навалил мотоцикл на доски, ловко соскочив на них же. Мотоцикл припарковался удачно. Оказывается, папа попросил этого своего знакомого перегнать мотоцикл, но перегонять пришлось его малолетнему сыну, чему никто не поверил.

Зато папа выпилил сыну тачанку, ставшую гордостью школы. Беклемишев на переменах бегал к кабинету директора школы, около которого в шкафу под стеклом и замком на полке стояла его тачанка из дивизии Чапаева и любовался не только творческим произведением своего папы, но и табличкой с его именем и фамилией.

Ещё не окончив университет, Беклемишев исполнял обязанности следователя и ходил в тюрьму, где сначала встретил одноклассника, затем студенческого товарища в качестве арестантов. Он их знал лично и ничего предосудительного за ними не замечал, относился к ним по-дружески. Обоих осудили, но со временем реабилитировали, признав судебную ошибку уже в другом государстве. Каждый из них после своего освобождения из заключения заходил к Беклемишеву и рассказывал о причинах своих мытарств. Беклемишев в тюрьме не гнушался общением с ними и не верил в инкриминируемые каждому из них преступления, глядя в глаза обречённых на наказание. Серёгу посадили по доносу компаньона, а Ивана – по приказу партийного босса. Вероломное карательное воздействие со стороны государства отрицательно повлияло на здоровье каждого из них и сократило продолжительность их жизни. Один погиб в конце двадцатого века, другой умер в начале двадцать первого. Память о них обостряет понимание пословицы – семь раз отмерь, один раз отрежь.

Будучи молодыми людьми, они укрепили свою волю к жизни. Не благодаря, но вопреки тюрьме, потеряв деятельную часть своей единственной на земле жизни. Поэтому их глаза выдавали пережитое и сохраняли печать безвинного страдания. Совокупная травма, нанесённая общественным презрением, отчуждением и фактическим порабощением не затягивалась, посыпаемая солью бесправности, привитых «воспитанием» зависимостей и критически заниженной самооценки. Поразительно, что тот и другой остались добрыми людьми и всегда были готовы придти на помощь. Как будто торопились жить, поднимаясь с колен.

С их слов, идея презумпции невиновности чужда системе карательных органов, в которой руководит принцип: был бы человек, а статья найдётся. Оправдывая себя тем, что беспричинных явлений не существует, ведь дыма без огня не бывает.

Чтобы лучше понимать своих арестантов, число которых увеличивалось с каждым днём, и научиться разговаривать с ними по существу вопроса, следователь Беклемишев запирал себя в тюремных боксиках для временного содержания заключённых. Бездонная глубина порабощения ощущается до сих пор.

В период времени производимых арестов первых примерно пятидесяти задержанных им граждан, Беклемишев с трудом принимал пищу и мало спал. Сделал для себя вывод: без промедления расследовать уголовные дела для скорейшего рассмотрения их в суде, который и должен решить вопрос о виновности или невиновности его обвиняемых. Если человек виновен в совершении преступления, то подлежит справедливому наказанию. Если нет, то судом должен быть реабилитирован со всеми вытекающими последствиями.

Следователь завёл особый журнал для отметок своих обвиняемых, в отношении которых он предпочёл подписку о невыезде вместо заключения под стражу на свой страх и риск. Они приходили отмечаться или звонили в кабинет. Тех, кто ещё не побывал в тюрьме, Беклемишев водил на экскурсию в камеру потерянного времени. Болезненно воспринимал, когда суд лишал свободы тех, которые, по его мнению, заслуживали снисхождения и наказания, не связанного с реальным лишением свободы. Это объяснялось тем, что он пытался досконально изучать личность оступившихся обвиняемых, хотя и ошибался в людях.

Ускоряя расследование уголовных дел, Беклемишев отправился вечером после работы допрашивать свидетелей по месту их жительства в рабочем предместье промышленного города. Зайдя в одну из квартир деревянного барака, он оказался в собрании людей, сидящих за большим столом и пьющих водку по поводу освобождения из колонии одного из них. Все как-то странно и разом посмотрели через сизый папиросный дым, висевший над столом, на человека в запотевших очках и с папкой в руках, намеревавшегося их допросить. На кухне добрая женщина посоветовала ему скорее уходить, что он и сделал. А то убьют, одними губами прошептала она. Ему повезло, когда он успел на ходу заскочить в трамвай. Примерно в те же дни его сослуживцу не повезло – проломили голову чем-то тяжёлым, сделав инвалидом, а другого убили. Большая страна направляла народное достояние в частную собственность.

Одна девочка, не будучи субъектом преступления в силу малолетства, промышляла квартирными кражами с такими же подростками и была заводилой. Её деятельность по экспроприации держала в напряжении специально организованную группу оперативных сотрудников по борьбе с квартирными кражами в отдельно взятом районе города. Специалисты насчитали около 40 объектов проникновения через открытую форточку и с нетерпением ожидали праздничного для них 14-го дня рождения Гали, чтобы взять её с поличным на месте преступления и определить в детскую колонию на несколько лет.