1969 «Теперь я буду сохнуть от тоски…» Теперь я буду сохнуть от тоски И сожалеть, проглатывая слюни, Что недоел в Батуми шашлыки И глупо отказался от сулгуни. Пусть много говорил белиберды Наш тамада – вы тамаду не троньте, — За Родину был тост алаверды, За Сталина, – я думал – я на фронте. И вот уж за столом никто не ест И тамада над всем царит шерифом, — Как будто бы двадцатый с чем-то съезд Другой – двадцатый – объявляет мифом. Пил тамада за город, за аул И всех подряд хвалил с остервененьем, — При этом он ни разу не икнул — И я к нему проникся уваженьем. Правда, был у тамады Длинный тост алаверды За него – вождя народов, И за все его труды. Мне тамада сказал, что я – родной, Что если плохо мне – ему не спится, — Потом спросил меня: «Ты кто такой?» А я сказал: «Бандит и кровопийца». В умах царил шашлык и алкоголь, — Вот кто-то крикнул, что не любит прозы, Что в море не поваренная соль — Что в море человеческие слезы. Но вот конец – уже из рога пьют, Уже едят инжир и мандаринки, Которые здесь запросто растут, Точь-точь как те, которые на рынке. Обхвалены все гости, и пока Они не окончательно уснули — Хозяина привычная рука Толкает вверх бокал «Киндзмараули»… О как мне жаль, что я и сам такой: Пусть я молчал, но я ведь пил – не реже, — Что не могу я моря взять с собой И захватить всё солнце побережья. 1969 Романс (Для кинофильма «Один из нас» (1970) Она была чиста как снег зимой. В грязь – соболя́, – иди по ним по праву… Но вот мне руки жжет ея письмо — Я узнаю мучительную правду… Не ведал я: смиренье – только маска, И маскарад закончится сейчас, — Да, в этот раз я потерпел фиаско — Надеюсь, это был последний раз. Подумал я: дни сочтены мои, Дурная кровь в мои проникла вены, — Я сжал письмо как голову змеи — Сквозь пальцы просочился яд измены. Не ведать мне страданий и агоний, Мне встречный ветер слезы оботрет, Моих коней обида не нагонит, Моих следов метель не заметет. Итак, я оставляю позади, Под этим серым неприглядным небом, Дурман фиалок, наготу гвоздик И слезы вперемешку с талым снегом. Москва слезам не верит и слезинкам — И не намерен больше я рыдать, — Спешу навстречу новым поединкам — И, как всегда, намерен побеждать! 1970
«Нет меня – я покинул Расею…» Нет меня – я покинул Расею, — Мои девочки ходят в соплях! Я теперь свои семечки сею На чужих Елисейских полях. Кто-то вякнул в трамвае на Пресне: «Нет его – умотал наконец! Вот и пусть свои чуждые песни Пишет там про Версальский дворец». Слышу сзади – обмен новостями: «Да не тот! Тот уехал – спроси!» «Ах не тот?!» – и толкают локтями, И сидят на коленях в такси. Тот, с которым сидел в Магадане, Мой дружок по Гражданской войне — Говорит, что пишу ему: «Ваня! Скушно, Ваня, – давай, брат, ко мне!» Я уже попросился обратно — Унижался, юлил, умолял… Ерунда! Не вернусь, вероятно, — Потому что я не уезжал! Кто поверил – тому по подарку, — Чтоб хороший конец, как в кино: Забирай Триумфальную арку, Налетай на заводы Рено! Я смеюсь, умираю от смеха: Как поверили этому бреду?! — Не волнуйтесь – я не уехал, И не надейтесь – я не уеду! 1970 Веселая покойницкая Едешь ли в поезде, в автомобиле Или гуляешь, хлебнувши винца, — При современном машинном обилье Трудно по жизни пройти до конца. Вот вам авария: в Замоскворечье Трое везли хоронить одного, — Все, и шофер, получили увечья, Только который в гробу – ничего. Бабы по найму рыдали сквозь зубы, Дьякон – и тот верхней ноты не брал, Громко фальшивили медные трубы, — Только который в гробу – не соврал. Бывший начальник – и тайный разбойник — В лоб лобызал и брезгливо плевал, Все приложились, – а скромный покойник Так никого и не поцеловал. Но грянул гром – ничего не попишешь, Силам природы на речи плевать, — Все разбежались под плиты и крыши, — Только покойник не стал убегать. Что ему дождь – от него не убудет, — Вот у живущих – закалка не та. Ну а покойники, бывшие люди, — Смелые люди и нам не чета. Как ни спеши, тебя опережает Клейкий ярлык, как отметка на лбу, — А ничего тебе не угрожает, Только когда ты в дубовом гробу. Можно в отдельный, а можно и в общий — Мертвых квартирный вопрос не берет, — Вот молодец этот самый – усопший — Вовсе не требует лишних хлопот. В царстве теней – в этом обществе строгом — Нет ни опасностей, нет ни тревог, — Ну а у нас – все мы ходим под богом, Только которым в гробу – ничего. Слышу упрек: «Он покойников славит!» Нет, – я в обиде на злую судьбу: Всех нас когда-нибудь ктой-то задавит, — За исключением тех, кто в гробу. |
