Железнодорожный мост, пересекающий Бухарестскую я пересек поверху и сразу оказался под густой сенью деревьев. Грязная Волковка текла спокойно, напоминая старика, которому уже давно некуда спешить. Рыбы тут нет и, вероятно, никогда не было, но утки любили плавать в этой мути. Как раз сейчас небольшой плёс оккупировало целое крякающее семейство. Я где-то читал, что почти все утки, обитающие в городской черте кишмя кишат червями и употреблять их в пищу категорически не рекомендуется. Глядя на воду, в которой с таким удовольствием плескались птицы, я лишний раз убеждался в правдивости прочитанного.
Разглядывая зеркальные окна большого торгово-офисного центра через дорогу, я не торопясь приговорил банку чешского. Оно оказалось вполне сносным на вкус, хоть и не совсем соответствовало цене. Стоя под раскидистыми кронами, я вновь ощутил прилив спокойствия. За спиной по своим делам прополз медленный состав. Тепловоз, тянущий его, несколько раз сипло просвистел. Этот кусок пути мне нравился особенно, невзирая на легкую вонь, исходящую от речки. И, не смотря на загаженный пивными и водочными бутылками участок берега, я еще ни разу не встречал здесь местных. Мне нравилось смотреть на отражавшееся от зеркального стекла солнце, на идущих по своим делам людей, на ползущий в центр трамвай. И особенно нравилось, что тут я был почти всегда один. Стоял и пил свое пиво, а когда оно заканчивалось, вешал пустую банку на ветку куста, закуривал и продолжал путь.
Именно этот ритуал я повторил и сейчас. Две пустые банки повисли на веточках в подарок бомжам, а я поплелся дальше, пыхтя сигареткой. Прошел по пыльной Камчатской мимо автосалонов и на Растанной решил дождаться трамвая. Не то, чтобы я сильно устал, хотя ноги порядком гудели. Просто мочевой пузырь, вполне ожидаемо, стал о себе напоминать. А до ближайшего туалета пилить почти через всю Лиговку. Или искать кафешку, проситься в клозет. А я этого жуть, как не люблю. Лучше доехать до торгового центра и там… ну вы понимаете. Тем более из ушей еще не льется, значит можно потерпеть.
Трамвай подошел через пару минут. Я взобрался по ступенькам, приложил проездной к валидатору и без труда нашел свободное место. Трясло не слабо, но до поворота на Кузнечный я добрался без промокших штанов. Быстрым шагом прошел давно разведанным путем на третий этаж огромного торгового центра.
Стоит отметить, что народу тут было даже больше, чем в прежние мои прогулки. И сильно прибавилось охранников. Они буравили тяжелыми взглядами всех вошедших, чем напомнили мне контролера метро, глядящего на меня, как на возможного террориста. Подобный контроль мне очень не нравился, поэтому сделав свои дела, я поспешил на выход. Тут до площади Восстания совсем не далеко. Я пересек Лиговский на светофоре и, протискиваясь сквозь толпу, добрался до Невского. В этот час главный проспект города всегда многолюден. И будет таким, что бы ни произошло. Тут всегда будут толпы. Даже на блокадных фотографиях он не пустовал. Мир должен полностью обезлюдеть, чтобы вечером по Невскому можно было спокойно пройти, не обгоняя кого-то или сторонясь встречного потока гуляк.
На душе (а после посещения клозета и в теле) было легко. Люди радовали меня своим присутствием, как бы отменяя все странности, что встретились мне до этого. Обыденность радовала. Я запрыгнул в троллейбус, и он мягко покатил по проспекту, приближая меня к завершающему этапу прогулки. Я разглядывал старинные дома, многим из которых удалось пережить страшные бомбежки нацистов. А они по-отечески взирали на меня своими окнами и подмигивали витринами, приглашая выйти и прогуляться пешком. И я, конечно, вышел, но только на конечной, успев по дороге полюбоваться громадой Исаакиевского собора.
Подземный переход на площади Труда манил меня давно знакомой забегаловкой, где я рассчитывал выпить кружечку светлого нефильтрованного. Но сбежав по ступеням, я с разочарованием увидел бумажку на двери, которая гласила, что бар «Подземка» закрыт на реконструкцию.
Расстроился ли я? Совсем чуть-чуть. Да, неплохо было бы выпить кружечку пивка в дружелюбной компании бармена. Но не получилось, так не получилось. Этот бар не единственный на моем пути. Мне нравилась подземная локация забегаловки, но это не повод отчаиваться. Да и чего-то подустал я от прогулки. Не критично, но достаточно для того, чтобы ощутить желание чуть скорее оказаться дома. Все же эта прогулка отличалась от десятков прежних. Нет, я еще далек от мысли сесть на какой-нибудь транспорт и прервать её. Но и желание шататься по барам как-то стухло.
Я выскочил из подземного перехода и двинул к Благовещенскому мосту. Там хорошо, там свежий ветер. Жаль, магазинов поблизости нет. Точнее есть, но чтобы в него попасть, нужно вернуться назад, на остановку. А возвращаться не хотелось, да и не умру я несколько минут без пива. Скоро Васильевский, а там магазинов хватает. Заодно и домой пожевать чего-нибудь куплю.
Вот опять о доме. Все-таки тревога в душе тлела, никакое пиво не смогло ее смыть. Хотелось домой. Чувство сожаления от приближавшейся к концу прогулки меня сегодня не трогало.
На город опускались сумерки. Выбеленные солнцем низкие кучевые облака, стадами паслись на синем небосводе. Я шагал в красивейшем вечернем царстве и никак не мог налюбоваться окружавшим меня городским пейзажем. Подо мной Нева степенно катила свои волны в Финский залив. Там они смешаются с солеными водами Балтики и сменят гражданство. Я оглянулся и бросил взгляд на сверкавший золотом купол Исаакия. Тот выглядел, как всегда, волшебно. До мурашек на затылке. Жаль нельзя идти вот так, повернув голову на 180 градусов, и не спускать взгляда с этой величественной громадины.
Я постепенно трезвел, шаги мои становились более энергичными. Набережную я прошел быстро. Добрался до шестнадцатой линии, залюбовавшись гигантским лайнером, «припаркованным» неподалеку. Толпы людей прогуливались тут и там, но выглядели заметно более редкими, чем в прежние вечера. И все же народ был чем-то обеспокоен. Многие, как и я сам, находились «под градусом», но вели себя, пока, пристойно. Немного портили идиллию, снующие туда-сюда кареты «скорой» и полицейские экипажи. Они-то и подогревали тревогу.
Закупился я на семнадцатой линии. Хотя «закупился», звучит как-то преувеличенно. Я закинул в корзину какой-то колбасы, сыра, хлеба и упаковку молока. Сверху легли две банки того же чешского. И не потому, что я решил не «менять руку», просто другого ничего не было. Народ опустошил изрядно полки, оставив таким запоздавшим покупателям продукты из дорогого ценового сегмента. Я пока мог позволить себе не экономить, но уже отлично понимал, что такое положение вещей продлится не долго. Нужно было что-то думать с запасами. Точнее с их пополнением.
Народ всегда был флюгером грядущих потрясений, хоть и не всегда оправданно. Все помнили «гречневую» истерию, когда цены на этот продукт взлетели до геостационарной орбиты и традиционная для Петербурга крупа исчезала с полок с первой космической скоростью. Потом все наладилось и народ еще долго подъедал запасенное. Возможно, и сейчас я со стороны наблюдал очередную ложную тревогу, но совсем сбрасывать со счетов настроение масс было нельзя. Я видел качающиеся деревья, а значит, не имел права отрицать наличие ветра.
Свернув в тихий дворик, я влил в себя банку пива и уже не ощутил ожидаемого кайфа. В голове шумело, а я понимал, что на улице мне больше делать нечего. Путь предстоял не шибко близкий, пришлось прибавить шагу.
Дойдя до угла лютеранского кладбища, я свернул в односторонний переулок Декабристов и потопал вдоль высокого кованного забора. Я бы и прошел так до дома, вновь увлекшись сюжетом аудиокниги, но неподалеку от пожарной части, обретшей свой угол рядом со старинным погостом, мой взгляд привлекла странная суета.
Несколько полицейских машин сверкали мигалками. Они столпились у самого входа в здание пожарной части. Несколько полицейских, экипированных в бронежилеты держали в руках автоматы. Причем держали наизготовку. Их позы выглядели настолько напряженными, что я невольно затормозил, примкнув к редкому скоплению таких же зевак. Взгляд проследил, куда они целились и я не сразу осознал, что вижу уже знакомую мне долговязую фигуру. Тот самый «бомж-баскедболист» в своем нелепом одеянии замер перед наведенными на него дулами автоматов.
