– Круто мы отожгли, а?

Ему бы выспаться, но сон, как рукой сняло, чего нельзя сказать об усталости. Веки тяжелели, но каждая мышца тела находилась в таком неприятном напряжении, что расслабиться и погрузиться в целительную дрему не получалось. Он глянул на свою боевую подругу. Все шесть струн, металлические колки и бридж сверкнули, когда Итан вытащил гитару из кейса. Левая рука сжала гриф, правая опустилась на струны. Он сделал глубокий вдох и почувствовал, как по телу едва заметно прошла дрожь, похожая на озноб. Он зажал аккорд и ударил правой рукой. Звук на неподключенной гитаре был тихий и глухой, никто не мог его слышать.

Напряжение в руках быстро просочилось сквозь пальцы и высвободилось наружу. Стало легче. Тогда Итан сыграл еще один аккорд, и еще. Он взялся за сложное соло, которое сплеталось в его голове в ту же минуту. С каждым новым аккордом туман вокруг Итана рассеивался. Он вдруг ясно вспомнил концерт, вспомнил, как из носа брызнула кровь, как испачкалась светлая майка. Вспомнил руки Марни, гладящие его лицо. В это время руки самого Итана играли. Это был новый мотив. Новая песня как дорога. Длинная серая полоса: то ровная, то петляющая. И Охэнзи видел эту полосу, следовал, словно кто-то вел его. Вдохновение навещало Итана нечасто и урывками, но в эту ночь оно взяло его за руку и провело по всему пути.

– Итан Охэнзи! – Марни не знала, но она отбивала кулаком ровные триоли, пытаясь достучаться. В этот раз дверь в номер была заперта. – Мы с Джеймсом волнуемся, открывай, или мы вызовем полицию!

Гитарист с трудом разлепил заспанные глаза и уставился в стену. Солнце уже давно встало и слишком ярко освещало старые обои. Парень поморщился и перевел взгляд на свою гитару. «Старфайер» лежала неподалеку. Он поднялся с пола, шея болела. Охэнзи потер ее и, заплетаясь, направился ко входу.

– Чего тебе? – дверь распахнулась прямо перед носом Марни.

– Ой, – блондинка сделала шаг назад, – я просто зашла тебя проведать. Ты был вчера не в лучшей форме, – она виновато опустила глаза, после чего добавила:– Я волновалась.

– Все нормально, – буркнул Итан, заходя обратно в номер.

Марни тут же проскользнула следом. Первое, что она увидела – гитару на полу и наполовину стянутое с кровати одеяло.

– Что ты тут делал?

– Спал, – Итан показательно зевнул и закинул на плечо свежее полотенце.

– На полу? С гитарой?

Но он лишь хмыкнул в ответ:

– А Сандерс не говорил тебе, что я извращенец?

– Говорил, – она пожала плечами, – но я не думала, что настолько.

– Ладно, я могу принять душ?

– Что?

– Я запру дверь в ванную с той стороны, надеюсь, ты не будешь ее выламывать и орать, да?

– Чего? В смысле?!

– Свали отсюда, ладно?

– Я просто зашла узнать, как ты себя чувствуешь! И ты выглядишь нездоровым! Не нужно нападать на меня за простое проявление заботы!

– А разве Сандерс не говорил тебе, что я неблагодарный кусок дерьма?

– Нет! Но теперь я и сама это вижу. И не волнуйся, я не собираюсь тебе больше докучать!– Блондинка резко развернулась и рванула к выходу, по пути споткнувшись о гитару. Она выскочила из номера, а за ее спиной громко захлопнулась дверь.

Сандерс сидел в кафе на первом этаже гостиницы. Он купил две порции сосисок, тосты и кофе. Завтрак пах настолько сногсшибательно, что один лишь аромат капучино заставлял голодный желудок Джеймса громко урчать, но он держался и терпеливо сглатывал слюну, пока в дверях не появилась блондинка.Она была бледна и слабо улыбнулась, присаживаясь напротив.

– Наконец-то!– воскликнул Джеймс, нанизывая аппетитную сосиску на вилку, – как он?

– Жив.

– Он придет завтракать? Я купил только две порции – тебе и мне, так что ему придется самому стоять в очереди на кассу!

– Ничего, постоит.

Блондинка взяла чашку и поднесла ее к губам, но в последний момент передумала пить и обратилась к Джеймсу:

– Скажи, у него нет девушки потому, что он козел, да?

Сандерс перестал жевать и уставился на Марни:

– Он чем-то тебя обидел?

– Неважно, – девушка опустила глаза. – Мне просто интересно, он со всеми людьми ведет себя грубо, или только мне так повезло?

Джеймс расправился с одной сосиской и принялся за вторую.

– Итан никогда не был милашкой, – сказал он, чавкая. – Так уж сложилось, что за него всегда краснеют другие.

Она кивнула.

– И ты тоже?

– Часто, – подтвердил Джеймс.

– Почему же ты с ним общаешься?

– Он мой лучший друг.

Марни вцепилась в чашку, понуро уставившись на темный напиток.

– Почему ты не пьешь?– поинтересовался Сандерс.

– Не хочется.

– Не огорчайся из-за Ита! Он просто придурок. Трудное детство и все такое.

Марни тотчас подняла на него глаза:

– А что случилось с ним в детстве?

Сандерс захрустел тостом:

– Его воспитывал отец, а он далеко не самый милый человек на свете.

– А мама?

– Кажется, она уехала.

– Куда?

– Я не знаю! – вспылил Сандерс. – И вообще, это не слишком уместно обсуждать за его спиной!

Разговор не клеился. Сандерс смотрел в ее тарелку, а потом сказал:

– Ты ничего не съела.

– Не хочется.

Марни молча цедила кофе. Когда на дне чашки осталась лишь коричневая жижа, она поднялась из-за стола.

– Куда ты?

– У меня есть дела, извини.

Она неопределенно махнула рукой, говоря то ли «Пока», то ли «Отвали».

Завтрак Итана заключался в выпитой наспех чашке кофе и надкушенном сэндвиче. Перекусив, он схватил «Старфайер», подключил к усилителю и с заново разгоревшимся энтузиазмом заиграл ночную песню. С каждым новым аккордом его охватывал все больший восторг. Если представлять песню, как дорогу, то песня Итана была витиеватым хайвеем. Дорогой сквозь пустыню. Трассой из компьютерной игры. Она была идеальной.

В это самое время Джеймс Сандерс, закончив поглощать двойную порцию завтрака, шел проведать блондинку. Он не стал подниматься на лифте. Размеренно шагал на четвертый этаж по лестнице.

«Капри» побывала вчера на мойке. Она сияла как гитара Итана, так что теперь Джеймсу было не стыдно позвать девушку прокатиться. Они могли бы заехать в кафе где-нибудь в центре и заказать мороженое. Сандерс подумал, что ей понравится арахисовое. Он бы попросил официанта посыпать десерт двойной порцией орешков.

Преодолев последний лестничный пролет, Джеймс попал в длинный узкий коридор. Он не смотрел на номера дверей, так как точно знал, что дверь Марни – десятая слева. Вместо этого его взгляд приклеился к выцветшему ковролину. Он шел, отсчитывая шаги, словно под метроном: «Раз и, два и, три и, четыре». Наконец он оказался у нужной двери. Табличка с надписью «409» смотрела на Джеймса сверху вниз. Он сделал глубокий вдох, за время которого его мысли унесло, будто в голове прошелся порыв ветра. Перед его глазами успело промелькнуть арахисовое мороженое, чистенькая красная машинка и улыбка Марни.

Он постучал в дверь. Несколько секунд спустя блондинка открыла, растрепанная, с карандашом за ухом, очень красивая.

– Джеймс?

– Марни, я, – Сандерс замялся, но все же взял себя в руки, откашлялся и улыбнулся. – Я просто зашел тебя проведать, ты отказалась от завтрака и выглядела подавленной. Хочешь, я поговорю с Итаном, если это он тебя расстроил?

– Все в порядке, – сказала она. – Это я сама виновата. Просто встала не с той ноги.

– Понимаю, – улыбнулся Джеймс. Он соврал. Он не понимал ничего.

Марни кивнула, и Джеймс почувствовал, что сейчас может сделать то, о чем пожалеет.

– Кстати, – продолжил он непринужденно, – я вчера машину помыл, она выглядела как дерьмо, но теперь вполне себе. И я подумал: «Да на ней не стыдно и в центр поехать!».

– Ты собираешься сегодня в центр? – выпалила она, буквально впившись взглядом.

– Да, – радостно подтвердил Сандерс, – только одному невесело. Итан репетирует, и я подумал, может быть, ты составишь мне компанию? Мы могли бы заехать куда-нибудь на обед,куда ты захочешь, и просто прогуляться.