— Катарина? — спросил он, и Гермиона улыбаясь, кивнула ему, даже не расстраиваясь от звучания чужого имени.

Он помнит ее. Знает ее. Грейнджер прильнула к его груди, не в силах сдержать этот порыв. Да и нужно ли сдерживаться? Он здесь, рядом. Она его так любит. Ведьма глубоко вдохнула, напитываясь любимым запахом. Ее Северус.

Обнимая его, она чувствовала, какими широкими стали у него плечи и сильными руки. Девушка гладила его спину, в блаженстве закрыв глаза. Казалось, что целая жизнь прошла с тех пор, как она прикасалась к нему в последний раз… с тех пор, как все пошло неправильно…

Гермиона не обращала внимания на то, что он стоит, замерев. Что не обнимает ее в ответ. Она была сосредоточена на своих эмоциях. Поэтому, когда его пальцы больно сжали ее хрупкие плечи и оторвали от себя, Гермиона удивленно захлопала ресницами и снова потянулась к нему, но он сильно ее встряхнул, отчего голова девушки дернулась, отдаваясь болью.

— А может мне лучше называть тебя Гермиона? — вкрадчиво спросил он.

Его черные глаза забегали, всматриваясь в нее. Ведьма сглотнула, не понимая, как он узнал ее имя.

Девушка болезненно ахнула, когда Снейп с силой оттолкнул ее от себя и врезавшись в стеллаж с книгами, Гермиона потеряла равновесие и упала. Боль обожгла спину, но ведьма ее проигнорировала. Она вскинула непонимающий взгляд, но не стала ничего говорить. Сидела и молча наблюдала, как он расстегивает манжеты рубашки и начинает закатывать рукава.

Взгляд Северуса с отрешенно-бесстрастного превратился в злой, горящий жгучей ненавистью. Направленной на нее. Но Гермионе не было страшно. Она смотрела на его руки, на те же длинные пальцы, вены… Ведьма вскрикнула, когда ее взгляд выцепил метку и карие глаза засветились отчаянием.

— Нет! — Гермиона подползла к нему на коленях, хватая руку, но он снова ее оттолкнул от себя.

— Чему ты удивляешься, Катарина? — Его губы скривились в презрительной усмешке, хотя в глазах мелькнула боль. Застарелая и глубокая. — Да, я стал Пожирателем смерти. Хотел отомстить. Дамблдор сказал мне, что ее убил Волдеморт. Я стал шпионом, чтобы уничтожить этого ублюдка.

Гермиона прижала руки ко рту, плача и отчаянно мотая головой.

— Ты мог прожить совсем другую жизнь… — ее голос срывался. Слова давались тяжело.

— Другую, — он горько усмехнулся, покачав головой и достал палочку, — Да, наверное, мог. Если бы она не умерла, у меня была бы совсем другая жизнь.

Гермионе больно было слышать от него такие слова. Сердце обливалось кровью, слезы неконтролируемо катились по щекам. От слез и такого длительного напряжения уже нещадно болела голова, мозг был в каком-то вакууме после перемещения.

— Ты исчезла. Я чувствовал жуткую вину за то, что предал тебя. А потом убили Лили… Я нашел ее у себя дома… я думал, что сойду с ума.

Гермиона не могла слушать об этом. Невыносимо. Она закрыла уши руками закачавшись из стороны в сторону и мотая головой. Снейп тут же оказался рядом и схватив ее за запястья, убрал руки от лица.

— Нет, ты будешь слушать, — прорычал он ей в лицо, — я сидел с ней почти сутки. Я обнимал ее и не мог перестать рыдать. Вместе с ней умерло все во мне… Я собирался уйти за ней. Даже поджег свой чертов дом. Но меня вытащил Дамблдор. Рассказал прекрасную легенду о пророчестве и о том, что Лили стала жертвой Волдеморта. Я поверил и решил, что поживу немного, пока не убью его.

— Нет, прошу, хватит, — плакала Гермиона. Она не хотела все это слушать. Не хотела слушать как он жил ради другой.

Северус снова с силой оттолкнул ее, заставив потерять равновесие и устроился на диване в паре шагов. Поставил локти на бедра, глядя на нее с отвращением и чем-то еще, Гермиона не могла понять его эмоций. Немного помолчав и дав ей успокоиться, он продолжил.

— Я стал шпионом. Лучшим Пожирателем смерти. Но Темный лорд пал, и не от моей руки. Я так и не успел ничего сделать. Тогда Дамблдор поведал мне, что он вернется. И так я снова попал в Хогвартс. Там я часто вспоминал тебя. Ведь я даже не знал, в порядке ли ты. Я принялся искать тебя, писал твоим друзьям, но все говорили, что ты пропала. Твои поиски и волнение за тебя вдохнули в меня новую жизнь. Пока я не нашел твой дом в Болгарии и… фотографии. Там была не ты, но все указывало именно на Катарину Радев. Это так и осталось загадкой. Ответа я не нашел. А потом, — он холодно рассмеялся, качая головой, — а потом в школе появилась девочка. Мерзкая занудная гриффиндорка с зубами, как у бобра и вороньим гнездом на голове.

Гермиона с замершим сердцем слушала его, не мигая вглядываясь в любимое лицо. Пусть даже сейчас он смотрел на нее с ненавистью, она не могла не любить его, это сидело в ней глубоко внутри, отравляя все ее существо. Это была болезнь, от которой нет лекарства.

— Она росла и сначала я замечал ее только, как надоедливую выскочку. Но однажды, это был Рождественский бал, я посмотрел на нее и подумал, что схожу с ума. В ней было так много твоих черт. Я зациклился на ней. Подумал, что это твоя дочь. Но оказалось, что ее родители обычные магглы, которые к тебе не имеют никакого отношения. Это превратилось в навязчивую идею. Еще через год я не мог отрицать, что это не просто какое-то сходство. Это была ты. Голос, манеры… — он пристально посмотрел на нее, а потом зловещая улыбка растянула его губы, когда он добавил: — Тело. Альбус, видя, что я схожу с ума, рассказал мне правду. Ту, что поведала ему ты. Тогда все встало на свои места, словно паззл сложился. Я все понял. И я хотел сделать тебе больно, так же больно, как сделала ты, сумасшедшая сука.

Он схватил ее за волосы и притянул к себе, приблизив лицо. С презрением глядя на нее сверху вниз, он прошипел:

— Я знал, что эта девочка еще не Катарина Радев, знал, что ей и невдомек, что ты наделала… знал, что она ни в чем не виновата… Но я не мог даже просто смотреть на нее и не думать о тебе. И я забрал ее. — Северус снова дернул ее за волосы, а потом тихо произнес: — Из-за тебя я стал монстром. Гермиона ничего не понимала. Милая, наивная девочка задавала вопросы почему именно она, куда я ее увез, зачем… боялась до чертиков. Не понимала, как ее профессор может так с ней поступать. А я смотрел на ее страх и наслаждался им. Я решил держать ее у себя, пока не появишься ты. Сначала я не хотел причинять ей боль, думал что просто дождусь тебя. Надеялся, что ты вернешься, должна вернуться. Но время шло и… — он скривился и сокрушенно покачал головой, — только глядя на то, как она мучается, я начинал испытывать облегчение. Я наказывал ее за тебя. Много лет.

— Северус, — Гермиона подалась вперед, желая дотронуться до него. Ей не было дело до абстрактной себя. Ей было страшно за то, каким он стал. Было больно за него. Она верила, что могла бы ему помочь, — позволь мне утешить тебя…

Снейп не шелохнулся, когда она встала на колени между его ногами, обхватила лицо руками и принялась целовать бледные щеки, губы. Он разрешал ей с безумной одержимостью приникать к себе.

— Да, я чувствую это сумасшествие в твоих поцелуях, — выдохнул он и закрыл глаза, притягивая к себе и проводя руками по телу, — эту потребность, когда ты прикасаешься. Ты всегда трогала меня так, словно я спасательный круг, целовала так, словно мы расстаемся. — Северус крепко прижал ее к себе, запрокидывая голову и впиваясь поцелуем в открытые губы, глубоко проникая в них языком. Зарылся рукой в волосы, простонав ей в рот. Потом оторвался, глядя в преданные и теплые карие глаза. Погладил скулу, убрав мокрые от слез пряди: — Такое безумие было только с тобой… Не смотря ни на что, я скучал по тебе, Катарина.

Ладони девушки гладили его бедра, руки, пока он смотрел на нее сверху вниз холодным взглядом. Больше там не плескалась ни ненависть, ни злость. Лишь ледяная отрешенность. Зато Гермиона горела. Руки ее дрожали, с губ срывалось частое дыхание. Она словно наркоман перед дозой, не могла сдержаться. Нужно было получить его. Он прав, ей всегда было мало его, сколько бы времени они не провели вместе. Ее безумие, ее любовь.