Склеились ресницы. А через клей ресниц и розоватость век в узкой глазной щели занимается радуга. Смеётся солнце сквозь немытое окно. Отец оборачивается, лицо его расплывается в радуге склеенных ресниц, становится похожим на воздушный шарик.

Июль шестьдесят четвёртого. Город полного Солнца.

Самый первый день.

Им по четыре. Неполных.

У Олика есть большой фанерный паровоз и вагон к нему в придачу. У Гули – железный самосвал. Это значит, что Олик и Гуля с утра до вечера возят важные грузы. Лёша, Гулин старший брат, ему уже восемь, куда-то ушёл, а потом вернулся и притащил им экскаватор. Это значит, что у них есть железнодорожная станция и платформа для погрузки-разгрузки. Они насыпали три террикона возле дороги. Завтра будут строить дом. Это будет заводоуправление.

Им по пять.

Олик подрался с Лучиной, и Лучина разбил ему нос. Гуля подрался с Лучиной, и Лучина разбил ему нос. Гуля и Олик вдвоём, в кровавых соплях, накостыляли Лучине, и тот убежал жаловаться матери. Олик и Гуля не стали дожидаться, когда прибежит Лучинина мать, а пошли в соседний двор, через два дома, умываться. Там водонапорная колонка. Умылись. У Олика нос почти не болит, а Гуля ещё немного морщится. Потом пошли к Гуле домой. Он живёт через два подъезда от Ванчуковых. У его бабушки холодный вишнёвый компот. Вкусно.

Олику и Гуле по шесть.

Если протиснуться в узкую щель между гаражами, то за третьим по счёту гаражом, между ним и забором детского сада, много места и никого нет. Гуля знает, как строить вигвам. Олик и Гуля целый день строили вигвам, таская ветки и дощечки через щель за гаражами. Потом пришёл Лёша. Он не смог пролезть в щель – он большой и застрял. Тогда он залез на крышу последнего гаража, спрыгнул к Олику и брату и сломал их вигвам. Лёша не хотел, да они и не обиделись: «Снова построим вигвам».

Гуле семь, Олику тоже почти. Завтра они вместе идут в первый класс.

Одинаковые рубашки, одинаковые портфели, одинаковые пеналы для карандашей, одинаковые чернильницы-непроливашки. Портфели пахнут кожзамом. Рубашка жмёт Олику шею. Портфели достала в отделе рабочего снабжения на работе тётя Лина, мама Гули. А рубашки шила тётя Иза, мама Олика, и чуть ошиблась в размере на рубашке для сына.

Олик с Гулей не боятся школы. Только волнуются немного. Олику вместе с Гулей хорошо. Гуля – друг.

Вечером, вчера, чуть ли ни каждый час:

– Алё, Гуль, ну?

– Не знаю, не пришёл ещё.

Потом.

– Гуля, ну чего?

– Ничего.

Наконец!

– Олик, давай в десять!

– В десять? Как штык!

Каникулы. Июль. У взрослых работа. Одних не отпустят. Остаётся Лёша. Он уже взрослый. С ним можно.

Утро, без пяти десять:

– Ба-а-а, пока! – Ванчуков скатывается со своего четвёртого: холщовая сумка с бутербродами и сухими трусами, майка-алкашка, жёлтая панамка, шорты синие, до дыр протёртые босоноги.

Гуля первым выходит из подъезда. Щурится. Ярко сегодня, безветренно, безоблачно. Лёша, дымя сигаретой, за Гулей следом.

– Привет, Ольк! – это Лёша.

– Здравствуй, Лёх! – это Олик.

– Чего встали? Пошли! – а это Гуля.

На улице: две остановки в горку. Можно на трамвае. Но ходят редко, и всё равно вылезать на пересадку. Улица утром нарядная, мокрая после поливалок. Они не для асфальта, для газонов: лето засушливое. А всё равно на асфальт стекает. Вкусно пахнет мокрой травой и прибитой пылью.

Идут молча, по левой стороне. Вот дом Светки с соседней парты, за ним – Лёхи Рёвы. Через дорогу Игорёк живёт, вот же его балкон – под самой крышей! На перекрёстке Лёшу окликает парень. Шушукаются о чём-то – не слышно. Подъезжает трамвай:

– Мелкие, я на следующем, догоню! С круга без меня ни ногой!

– Хорошо, Лёх!

В два прыжка в вагоне. Трамвай внутри ароматен. Пахнет металлом, машинным маслом, коленкором, деревом, грязью, подгнившими персиками, по́том, разлитым на пол кислым квасом. На маршруте два кондуктора, работают по очереди. Один – лет шестидесяти, с деревянной ногой. Когда по вагону идёт, нога поскрипывает; морщится – больно. Сегодня же – тётка со двора. Как зовут, Ванчуков не знает. Он с Гулей со всеми во дворе здоровается. И с ней тоже.

– Здравствуйте! – это Гуля.

– Здрасьте! – а это Олик.

Тётка улыбается – совсем легонько, лучистыми морщинками возле глаз, остаётся неподвижно сидеть на служебном кондукторском месте. Это означает: я вас узнала, поедете сегодня со мной без билетов. Олик с Гулей экономят шесть копеек на двоих.

– Слышь, копьё добавим, ещё на одно фруктовое хватит! – это Олик.

– Угум-с, – это Гуля.

Трамвай старый – на крыше дуга, не пантограф. Сцепка скрипит, в подполе вагона воет, лязгает; весь шатается в поворотах. В вагоне пусто. На передней сидушке какой-то мужичок в окно глядит; ещё Олик с Гулей, да кондукторша – вот и все пассажиры.

Дорога под уклон. Мимо ледоколом проплывает ванчуковская школа. У неё лето, она спит и видит задорные школьные сны. Ванчуков с Гулей теперь большие. Перешли в третий класс и потому будут учиться во вторую смену. Но то ещё не скоро. А пока – в половине одиннадцатого утра июля семидесятого – школа плывёт мимо трамвая, и им туда не надо. Олик с Гулей довольно переглядываются.

Совсем узкой и пыльной становится улочка; двухпутка иссякает в одноколейку. Сбоку от утопленных в землю рельсов горбатится вековая булыжная дорога. Ещё две остановки – и вагон, кренясь и хрустя, въезжает на разъезд; замирает. Минуту-другую стоит. Жужжит бестолковая муха. Жарко. Наконец в лоб к разъезду приближается встречный. Въезжает не сразу – «автомат» с той стороны заело. Тучный усатый водитель, бормоча под нос, спускается, ковыляет с ломом, переводит стрелку. Бросает лом в вагон под первое у двери сиденье; залезает по ступенькам, кряхтя, отдуваясь. Две встречных зелёных стальных сардельки вползают на разъезд. Путь свободен. Вагоновожатый крутит ручку, звякает колокольчиком. Вагон трогается.

На кругу Гуля и Олик безнадёжно долго ждут Лёшу. Наконец тот спрыгивает с задней площадки подошедшего трамвая:

– Что, вспотели?

Теперь недалеко. Пять минут, в предвкушении ускоряя шаг – и вот он, пирс, морская станция и пляж.

– Лёх, мы с пирса, а?! – это Гуля.

– Лёша? – это Олик.

– Дуйте! – это Лёша.

Сбросив на песок одежду с сандалиями – бегом на длинный пирс. Там скамейки, бабушки с внуками, кнехты, чалки от катеров, навес для тени, поилка-фонтанчик. Сильно-сильно разбежавшись – кто дальше?! – с торца в зеленовато-прозрачную воду! Из песка на дне сокровищами Аладдина драгоценно искрится и блещет галька. У-у-у-х-х! – гудит тугая вода в ушах. Теперь наперегонки до бакена.

Бакен – красный, ржавый, под ватерлинией весь оброс ракушками. Взобравшись на бакен:

– Чё-то холодно, а?.. – это Олик.

– Да не, не холодно. Погнали обратно! – это Гуля.

– Погнали!..

На берегу Лёша с ребятами. У них мафон и «прокол-харум»[10].

– Лёх, черешню дай! – это Гуля.

– Слуг нет! В сумке возьми! – это Лёха.

Олик и Гуля, Гуля и Олик – на самой полосе прибоя; тот сегодня штилем. На спинах, раскинув руки. Солнце печёт лица. Скользкие черешни во рту холодят зубы. «Ви скипд дзе лайт фанданго…»[11] – выводят струнные.