Нет, сладкий, это так не работает.

— Не дёргайся, пожалуйста, — елейным тоном отозвался Гарри, поднимаясь дорожкой из поцелуев к шее, и там, около кадыка, впился в мягкую плоть зубами, чувствуя, как задрожало чужое тело.

Зализав следы, он ощутил шероховатость выемок от зубов под языком и вновь прикусил, услышав сдавленный болезненный стон, — Том нервно сглотнул и запрокинул голову, открывая ему горло, приглашая и маня своей доступностью, своей уязвимостью. Однако Гарри решил повременить: он оставил эту зону на потом. Дотронувшись губами до гладковыбритого подбородка, он слегка прихватил его, а затем поднялся выше и зажал меж зубов призывно выпятившуюся и дрожащую нижнюю губу. Отклоняясь назад, Гарри потянул за неё, заставляя Тома тем самым следовать за ним и буквально полулечь. Сладкий приоткрыл глаза, недовольно сверкнув ими, и поспешно — почти с нестерпимым голодом — накрыл его рот, насильно просовывая свой язык и углубляя поцелуй.

У Гарри перехватило дыхание. Он оказался обездвижен и обезврежен, что вызвало лишь озорное веселье, а прикосновение ловких пальцев, расстёгивающих ремень, а после и брюки — поощрительный вздох.

— Bite into me harder, sink your teeth into my flesh (укуси меня сильнее, вонзи зубы в мою плоть), pass the test, taste the flesh (пройди испытание, попробуй меня на вкус). Hold me up against the wall (прижми меня к стене), give it till I beg, give me some more (продолжай, пока я не попрошу дать мне ещё больше), — Том резко отклонился и вытянул одним плавным движением ремень из его штанов.

Он проводил раз за разом кончиками пальцев по ровной чёрной коже, а Гарри улыбался, наблюдая, как сменяются эмоции на чужом лице: задумчивость, возбуждение, предвкушение, сомнение и… порыв. Том явно о чём-то подумал, засомневался, но отринул робость — неподвластное ему стеснение — и пожелал этого всей душой.

Что же это? Чего же ты втайне желаешь, сладкий?

Том перевёл на него взгляд и отложил полоску кожи в сторону, будто показывая, где будет лежать ремень — в его случае смертельно опасное оружие. Это было предупреждение. Невысказанная угроза, как та, что мелькала на дне затянутых поволокой глаз; угроза, тем не менее, покрытая инеем того самого желания, которое оказалось ясным как белый день для Гарри.

— Гарри, — прошептал он и с лёгкостью опустился на пол, упираясь ладонями в его колени и заставляя расставить ноги шире.

Том потянул за край его нижнего белья, высвобождая член, но взгляда не отводил, словно в попытке считать реакцию на свои действия. Он затеял очередную игру, в которой Гарри заведомо проигрывал — или же хотел проиграть, дабы уважить хозяина. Потому что в момент, когда этот порочный рот с ласковой вибрацией вновь повторил его имя и опустился на член, начиная посасывать головку с чувственным наслаждением — эстетически прекрасным, от которого у Гарри скулы сводило, — он потерпел первое поражение. Сжимая губы и всасывая плоть, скользя языком по всей длине и следом заглатывая, Том постоянно захлёбывался его именем, пуская звуковую вибрацию. Гарри, откинув голову на спинку, прикрыл глаза и ощутил, как пальцы одеревенели, впиваясь в обивку.

Том был искусен, внимателен, но… Всегда было какое-то «но», которое не давало покоя Гарри. И, пока он раздумывал над сутью возражения, сладкий поменял правила: подался назад, смотря на него исподлобья, а когда язык ткнулся в дырочку уретры и тут же исчез меж блестящих от слюны губ, на чужом лице расцвела дразнящая улыбка. Он остановился, ожидающе поглядывая снизу вверх.

— У тебя нет никаких просьб ко мне? — выдохнул Гарри.

— Нет, — еле заметно покачал тот головой.

— Нет? — переспросил он с праздным интересом.

— Нет, — Том уверенно кивнул.

— Что ж… — Гарри неторопливо отцепил руки от спинки и увидел отблеск торжества на его лице, но, когда он обхватил свой член ладонью, этот отблеск тут же сменился неприкрытой яростью.

— Не смей!.. — по-змеиному зашипел Том, резко поймав его ладонь и спешно добавил: — Почему ты не можешь просто это сделать? К чему такие сложности, Поттер?

— А как же правила? — улыбнулся Гарри.

Том удивлённо моргнул, а потом нахмурился:

— К чёрту правила!

— Скажи: «Нарушь ради меня правила, Гарри».

— Что?.. — негодующе протянул Том, хищно сощурив глаза. — Это вообще-то правила моего клуба.

— Но ты ведь хочешь, чтобы я их нарушил, — протянул он певуче и еле слышно выдохнул, когда ладонь Тома прошлась по стволу, а он сам потянулся к нему, затыкая поцелуем — злым и кусачим, но таким искренне возмущённым, что Гарри помимо воли усмехнулся прямо ему в губы. Чужая рука заскользила быстрее, дразня раз за разом, однако теперь он сам остановил проказника, стиснув его ладонь и переплетая пальцы.

— Об одолжениях принято просить вежливо, — прошептал Гарри, подавшись вперёд, отчего Том вновь опустился на пол между его ног. И, склонившись над ним, он ласково добавил: — Скажи: «Пожалуйста, нарушь ради меня правила, Гарри».

Однако Риддл крепче сдавил его руку, искривил губы в мрачной усмешке, а затем, будто и не просил вовсе, заявил:

— Прошу, прикоснись ко мне, Поттер.

И в следующий момент Гарри откинулся назад, почти что довольно мурлыкнув, — хоть упрямец частично остался стоять на своём. Том навис над его бёдрами; глаза превратились в бездонные озёра, словно с этими словами он отпустил себя, окончательно сдался, и Гарри собрал его тёмные волосы в кулак и дёрнул — плавно, но решительно — на себя, услышав гортанный стон.

Минет стал глубоким и резким, скорее болезненным, чем просто терпимо неприятным для сладкого, — и тем самым до алых пятен перед глазами удовлетворительным для Гарри. Он шумно выдохнул, толкаясь в чужую глотку, не отрывая взгляда и управляя движениями Тома — ритмично вверх-вниз, — а тот вцепился в его бёдра руками и скоблил по ткани штанов, будто утопающий, пытающийся вынырнуть ради глотка воздуха.

Заставляя заглатывать его до основания, Гарри ощутил другую звуковую вибрацию, застывшую в чужом горле — вибрацию удовольствия. Тому нравилось, и сдавленный стон, еле сдерживаемый и навечно оставшийся где-то в его груди, был лучшим доказательством того. Отсасывая в таком непристойном виде, он был сам до предела возбуждён своими ощущениями. Тем не менее подобное удовольствие было обоюдоострым мечом: столь же острым, сколь опасным, если вовремя не остановиться.

— Wanna wrestle with me baby (хочешь побороться со мной, малыш), here’s a sneak, little peek (делая это украдкой, тихий стон). You can dominate the game cause I’m tough (ты можешь вести в этой игре, я это выдержу), — громкий голос заглушил чужие хрипы, и Гарри расплылся в улыбке, резко разжав кулак и позволив Тому отпрянуть.

Тот зашёлся в кашле. На бледной коже расцвели алые пятна; губы припухли, а уголки покраснели из-за трения; глаза лихорадочно блестели из-за собравшихся на ресницах слёз — Том шумно дышал, словно пытаясь надышаться на год вперёд, а пальцы дрожали, когда он убирал упавшую на глаза прядь волос:

— Гарри… — в самом его шёпоте проскальзывала невысказанная просьба о большем.

— Сядь, пожалуйста, — вполголоса попросил он, легонько похлопав по коленям. А когда тот последовал его указаниям, добавил: — Спиной ко мне.

Том ловко развернулся на месте, упираясь коленями в край сидения, а руками в колени Гарри. Обернувшись, он посмотрел поверх плеча и нервно облизал губы, а Гарри, встретившись с ним взглядом, потянул за резинку джоки. Том напрягся, а стоило её отпустить — и та со звучным шлепком хлестнула по коже, — как он шумно выдохнул. Гарри играючи повторил это действие, наслаждаясь звуком шлепков, перебивающих вибрирующий голос певца: «Hold me down and make me scream (прижми меня к себе и заставь кричать)»

— Не тяни, — прошептал Том.

Кожа покраснела, и Гарри любовно обвёл кончиками пальцев алую полосу. Легонько потерев след, он протянул вторую руку, подхватив оставленный в стороне ремень. Одно движение — и Том содрогнулся. Удивлённо приподнявшись, тот растерянно мотнул головой, когда Гарри накинул ему на шею своеобразный ошейник — или же петлю? — и таким же выверенным движением затянул, намотав второй конец себе на руку.