Выбрав более ли менее тихое и укромное место около небольшого островка деревьев, солдаты не ошиблись, найдя хорошее укрытие под густыми соснами. Спасение от невыносимых порывов ветра подарило им обоим облегчение, возможность отдохнуть. Но только никто из них даже не предполагал, чем обернётся эта остановка.
Устало опираясь рукой о ствол дерева, Галлиард окинул пристальным взглядом место, которое они выбрали. И знакомое, но неприятное и тревожное ощущение мощным взрывом вспыхнуло внутри. Явных причин для этого не было. Но он уже был знаком с этим чувством. По телу как будто пропустили несколько сильных разрядов, сердце бешено забилось в груди, грозясь разорвать грудную клетку и вырваться наружу.
Страх сковал его тяжёлыми холодными цепями. Но с чего бы это? Резкая, ядовитая боль разлилась по всему телу, и казалось, что кости трещат прямо внутри него, разрывая в клочья мышцы и жилы. Боль стала настолько невыносимой, что он не сдержал глухого стона, прорвавшегося даже сквозь плотно стиснутые зубы.
Едва ли отдавая себе отчёт в том, что происходит с ним, Галлиард просто физически не мог увидеть, каким шокированным взглядом смотрела на него в этот момент Пик. Хотя где-то на краю сознания она догадывалась, что творилось с ним, но от этого шок только усиливался.
И вдруг новая вспышка эмоций грубыми беспощадными корнями вплелась в его разум, соединясь со страхом. Он почувствовал горькое и ярое чувство вины и сожаления, которое сжигало просто всё на своём пути. Внутри бушевал уничтожающий ураган.
Впервые Галлиард настолько отчётливо почувствовал своё тело, которое словно невидимая сила разрывала на части, ломая кости и превращая мышцы в фарш. Его как будто ели заживо. И только после этой мысли к нему пришло чёткое осознание всего происходящего.
Зачем он должен был пережить это воспоминание сейчас? Неужели недостаточно было картинок в голове? Зачем обязательно было прочувствовать каждой клеточкой тела и души, как ему было больно умирать? Неумолимой волной чувства нахлынули на него, сбивая с ног, только теперь они были его собственные, а не брата. Галлиард упал на колени, судорожно хватая ртом влажный воздух, а рукой вцепился в сухую кору дерева, словно в безмолвном разговоре высказывая всё, что накопилось внутри за эти несколько секунд.
Едкая горечь без спроса поселилась в сердце. Глаза щипили и жгли от напряжения. Но в них не было ни малейшего намёка на слёзы, хотя внутри его разрывало от истерики. Видимо запас горького плача по брату исчерпался ещё тогда, когда четыре года назад отряд воинов вернулся без Марселя. Когда Райнер со слезами на глазах и глубочайшим чувством вины признался, что Марсель спас его ценой собственной жизни.
С той новости воющая тоска заставляла Галлиарда ещё долго не спать по ночам. А воспоминания, поселившиеся в его голове от Имир, каждый раз оставляли на сердце глубокие ноющие раны. Ему в кошмарах снилось испуганное, но по прежнему храброе лицо брата, жизнь которого обрывалась уже в следующую секунду.
Он просыпался в холодном поту посреди ночи, и совершенно лишённый понимания брёл куда-нибудь по коридорам, лишь бы не оставаться в этой душной комнате, лишь бы не вспоминать заново. Он чувствовал себя так, как будто от него отрезали какую-то часть, лишили опоры и поддержки. От этого становилось невыносимо. И единственное спасение, которое он нашёл во вторую такую ночь, была Пик.
Её теплые заботливые руки дарили драгоценное спокойствие, которое он отчаянно искал, как слепой брошенный котёнок. Она с сочувствием обнимала его за дрожащие плечи, медленно гладила по голове и говорила какие-то слова, чтобы хоть как-то его успокоить. Но слова тогда не имели для него никакого значения, важно было лишь то, что она была рядом, искренне пыталась ему помочь. И этих попыток, простого сопереживания оказалось достаточно.
Пожалуй, Пик была единственной, кто лучше всех понимал его состояние. Несмотря на такую же травму для Райнера, которую породила смерть Марселя, Галлиард едва ли мог с ним об этом поговорить. А вот Пик стала для него товарищем по несчастью, потому что она также, как и он, ценила Марселя, видела в нём надёжного друга и товарища и очень скорбила из-за утраты.
Их команда лишилась лидера, ведь Марсель объединял всех и за это его все любили. Он был как цемент в фундаменте, который соединяет между собой камни, и в итоге получается крепкая и надёжная конструкция, а они его потеряли.
— Покко,— сквозь пелену горечи послышался тихий знакомый голос,— Ты как?
Он едва ли различал перед собой землю, которую плотным ковром покрывали рыжие иголочки, поэтому ничего не ответил. Уши, насколько могли, уловили звук шагов, и тёплая маленькая ладонь робко легла на его плечо.
С глубочайшим чувством признательности и благодарности он прикоснулся к её руке, ориентируясь в пространстве абсолютно на уровне рефлексов, потому что зрение предательски подводило. Но снова правильность или ошибочность этого решения оказались очень спорным вопросом.
Электрические разряды с новой силой прошибли каждую клеточку его тела с головы до пят, напрочь вырвав из реальности. Перед глазами бесформенными бликами образовался густой сизый туман, а затем в него как будто добавили красок. Богатая палитра из зелёных и бежевых цветов вдруг появилась перед глазами, и даже какие-то несмелые силуэты стали постепенно вырисовываться.
Он увидел перед собой хрупкую смущённую девушку, а может даже девочку, с тёмными смольными волосами, беспечно собранными в хвост. На её светлом лице сияла счастливая улыбка, а на щеках случайно застыл румянец. Галлиард как будто видел это своими глазами, сам стоял сейчас перед ней и неуверенно протягивал букет миниатюрных сиреневых ирисов.
Щекотливый сладкий трепет переполнял его настолько, что казалось и взмыть вместе с ней в небо без крыльев ничего не стоит. Уловив, как кошку за хвост, свои собственные мысли, Галлиард удивился тому, какими знакомыми и сильными были эти чувства. А ведь они принадлежали другому человеку. Словно невидимый зритель, так удобно расположившийся прямо внутри хозяина воспоминаний, он видел те детали, на которых не было сакцентировано внимание.
Немного выше запястья на вытянутой руке, которую он ощущал как свою собственную, красовался достаточно свежий и глубокий рубец. Он незаконченным кольцом охватывал руку, в некоторых местах пуская короткие лучики. И Галлиард отлично знал этот шрам, ведь он принадлежал его самому близкому человеку. Человеку, который делил с ним одну фамилию.
Это была память Марселя, впервые воскресшая в его разуме. Это были его истинные чувства, которые так напоминали Порко собственные. Он прекрасно помнил, как будто это произошло только вчера, как Марсель заработал этот шрам на одной из тренировок. Они тогда были ещё детьми, только сломя голову стремились доказать всему миру, что они достойны унаследовать силы девяти. Ну вот доказали. А что же теперь?
В тот день Марсель как и всегда воспринял эту не такую уж лёгкую травму с пренебрежением и смелостью. Он продолжил выполнять задание, не обращая ровным счётом никакого внимания на резкую боль и сильное кровотечение. И тем более не слушал товарищей, отмахивался от всех попыток чем-то ему помочь, уверял, что сам справится. Впрочем, он выполнил задание исключительно. Но по словам доктора, он мог лишиться руки, если бы рана оказалась глубже и повредились сухожилия.
А в результате, он всё-таки не справился, погиб, также самоотверженно и храбро распоряжаясь собой и своей жизнью на благо других. Может быть, у них это семейное — что-то похожее в своё время отметила Пик, и Галлиард с ней согласился. Но он по-прежнему не знал одной очень важной правды, которой приходило время открыться. Той самой правды, которая назначила Марселю очень высокую цену за его очень серьёзные действия. Мы все платим за то, что делаем.
Понимая, что сейчас ему лучше не мешать, Пик смиренно оставалась на месте, но руку с его плеча не убирала. И когда Галлиард взглянул ей в глаза, в его откровенном взгляде она отчётливо увидела яркую ревность и даже укоризну. Это ввело её в полное недоумение. Он только что упал на колени, корчась от боли, а теперь смотрит на неё так, как будто она ему изменила. И где такое видано?
