С другой стороны, никаких иных тем в голову не приходило. Как бы я ни хотел игнорировать причину визита, разговор, по сути, был лучше давящей тишины.

– Хотелось бы прояснить для начала… – нерешительно заговорил я. – Вчера ты пригласила меня домой, чтобы… провести ночь вместе?

В наших беседах до этого ни разу не всплывала такая деликатная тема, потому я не знал ее степень терпимости к пошлостям и эвфемизмам.

– Разумеется. Раз уж ты сам решил об этом поговорить, то я спрошу. Почему это ты сбежал, пока я была в душе? Я хорошая подруга, потому пойму, даже если это что-то связанное со здоровьем, например. Не стесняйся, объясни честно.

Что-то мне подсказывало, что для нее приемлемым оправданием будет исключительно форс-мажор. Тревога, однако, смешалась с облегчением, ведь она все еще считала нас друзьями.

– Я решил, что ты пьяна, а потому за себя не отвечаешь.

– Интересно, с чего бы это, – хмыкнула Таня. – Я выпила только стакан вина.

– Ну а как мне еще объяснить то, что ты вдруг ни с того ни с сего решила превратить наши отношения в половые? Было пропущено множество важных шагов! Мы даже не встречаемся.

– Старомодно… – самодовольно протянула она, словно какой-то вестник прогресса.

– Это нынче норма?!

– Сама не знаю, но молодежь всегда развратна. Старшие поколения постоянно ворчат так, будто мы на пороге очередной сексуальной революции, после которой человечество окончательно деградирует. Хотя по факту процесс этот медленный, а сами они кутили похлеще нас. Взять хотя бы древних греков…

Ее понесло не в ту степь. В итоге я нарвался на лекцию об отношении к сексу в различных исторических периодах. Причем скачки от эпохи к эпохе почти не были связаны, как и все это обсуждение – с насущной проблемой. С античности Таня перешла к пещерным людям, оттуда – к Ренессансу, а затем – к Средневековью. Энергия у нее стала кончаться, когда речь зашла о шестидесятых годах. Мне же оставалось лишь делать вид, что я пил чай, который к середине рассказа уже закончился, и кивать. Зато удалось узнать, что Таня была из тех людей, что предпочитала использовать медицинские термины вместо эвфемизмов, что у меня, привыкшего к обратному, вызывало некоторый дискомфорт.

Мне принесло облегчение лишь то, что она, похоже, тоже хотела сменить тему, в чем я ей сочувствовал. Но все же в ее момент слабости на мои плечи ложилась ответственность, и я вернул разговор в нужное русло.

– Признаюсь, я, похоже, немного облажалась. Опыта не хватает, – говорила Таня, выпрямив спину и повернувшись ко мне, насколько позволяло кресло.

Ее руки легли на колени, согнутые строго на девяносто градусов. Девушка сидела, словно первоклашка под надзором не столько строгой учительницы, сколько гордых родителей.

– Теперь-то я все сделаю правильно. До этого приходилось опираться на намеки, но это не сработало. Поэтому спрошу прямо.

Я сглотнул, ожидая ее следующих слов. Если она предложит встречаться, то я был готов согласиться, так как особых причин отказывать не было. Попроси того же Настя – ответ был бы тем же. Я простой человек с низкими стандартами. Не в обиду им двоим сказано.

– Я влюбилась в тебя, Марк. Поэтому я хочу от тебя ребенка. Никаких обязательств, я сама со всем справлюсь. Мы можем даже никому об этом не рассказывать.

Трудно сказать, было ее лицо серьезным или нет, учитывая его постоянство. Я не знал, стоило ли мне смеяться. Если это была шутка или розыгрыш, то лучше просто сделать глупый вид и ждать, пока она не скажет: «Ха-ха, повелся». Этого не произошло. Вместо самодовольного смеха была лишь звенящая тишина, блаженная улыбка Тани и вернувшийся в мое горло комок.

– Серьезно?

– Конечно. Суть любви в выживании и размножении. Мне не хотелось бы доставлять тебе неудобств, так что все, чего я хочу – это твое наследие. Твои гены были признаны лучшими.

Что за чушь? Таня имела репутацию за странные высказывания, но это било все рекорды с отрывом. И кто признал мои гены лучшими? Она взяла мой волос и созвала комиссию ученых?

– Мне нужно подумать, – произнес я медленно, словно в трансе.

– Неужели я тебе настолько не нравлюсь?

– Нет-нет, не в том дело…

– Если бы нравилась, ты бы тут же утащил меня в спальню, – капризно высказалась она, но тут ее осенило. – А-а-а… Воспитание не позволяет?

– Если бы дело было в воспитании, я бы тебя уже вчера повалил. Тут, скорей, опыт… В любом случае это важное решение. Нужно все обдумать.

Таня обреченно вздохнула и откинулась на спинку кресла. Открыла живот – значит, сдалась.

– Ладно, думай. Это же я к тебе с просьбой обращаюсь, так что требовать немедленного ответа даже как-то стыдно. Буду ждать. Даже до старости, если придется.

– Тогда это уже будет не актуально… Ладно, спасибо за прямоту. Я хорошо подумаю и отвечу как можно скорей.

Я встал с кресла.

– Ага, будь добр, – сказала она так, будто это дело ее никак не касалось.

Если бы я не знал ее лучше, то подумал бы, что она каждый день такие разговоры проводит. Хотя, учитывая количество откровений за последние два дня, я начал подумывать, что наши отношения были более поверхностными, чем я считал ранее.

После посещение туалета я распрощался с Таней и направился к остановке.

На работе все знали, что мы с Настей – соседи по квартире. Когда я устроился по ее рекомендации, каждый посчитал нужным спросить, молодожены ли мы. На самом же деле наши отношения на тот момент были далеко не самыми близкими. Для меня она была лишь племянницей моего школьного учителя истории и сестрой моего друга, по просьбе которого она и позволила мне жить в комнате, которую раньше занимал он. Его авторитет был настолько весомым, что даже после смерти брата Настя сдержала слово, да еще и арендную плату с меня не требовала. Прочие платежи мы делили поровну. И почему все люди в их семье так сильно верили в меня, зная о моих связях с криминалом? Наслушавшись их, я и сам не заметил, как подхватил эту веру.

К восьми вечера я уже был дома. За скорым ужином за кухонным столом я передал Насте приблизительное содержание моего разговора с Таней. Все это время ее лицо источало скептицизм, и я даже не был уверен, что она уделяла хоть сколько-нибудь внимания вкусу своей еды.

– Все понятно, – провозгласила она, бросив вилку в опустевшую тарелку. – Она чокнутая. Поехавшая. Наверняка опасна. Советую бежать из города, а лучше – из страны. Если поторопишься с вещами, то успеешь на последний поезд.

– Не надо преувеличивать…

– Нет, ну а что тут еще скажешь? Когда фанатка просит вокалиста рок-группы сделать ей ребенка без обязательств, ее заносят в черный список и усиливают охрану. Когда студентка просит о таком же уборщика, тут стоит подключать министерство обороны и разведку. Знаешь, чем заканчиваются такие случаи? Кастрацией. «Раз ты не хочешь оставить мне ребенка, то ты не оставишь его никому!» Потом она держит тебя прикованным к батарее, пока ты истекаешь кровью. Через пару месяцев соседи устают от вони из ее квартиры и вызывают полицию. Твой разлагающийся труп обнаруживается в ее объятиях. Это все очевидные вещи, а ты ведешь себя так, будто живешь в стране радуг и пони. Что это за спокойная рожа у тебя?

– Нет-нет, это ты в каком-то аду проживаешь. Это странно, конечно, но все же… Я у тебя совета прошу, а ты краски сгущаешь.

Я не мог не поразиться тому, как эта история повернула представление Насти о Тане на сто восемьдесят градусов. Или, возможно, у нее просто появилась причина высказать ее искреннее мнение.

– Мало того, что она постоянно как блаженная ходит, так еще и принимает какую-то фигню. Не сахар это был вовсе, а героин какой-нибудь. Это бы многое объяснило…

– Кто вообще держит героин в сахарнице?

– Сумасшедшие, вот кто. Да даже если это и вправду «лечебный сахар», то вновь возникают вопросы. Она точно не в секте какой-то? Ты не замечал у нее в квартире странных религиозных символов? Ритуальные кинжалы, черепа, книжки в кожаных обложках?