Сунув ему в пасть сухарь, она поднялась, прошла лёгкой походкой, подняла плащ, отброшенный ранее, и, завязывая на ходу, быстро стала удаляться в сторону леса. А пёс, жалобно заскулив, повернул к постоялому двору. Сухарик он бережно держал в зубах, чувствуя от него едва уловимый запах незнакомки. Где мужики, интересоваться не стал, решил, что какое ему до них дело?
Ранним утром он едва выполз из своей каморки, всё же вчера его хорошо приложили. Что там сочиняли в фильмах про оборотней, что у них хорошая регенерация? Не верьте, хотелось прокричать ему, во всяком случае, с ним это не сработало. Тело нещадно болело и, казалось, было похоже на большой отбитый синяк. Он внимательно оглядел себя. «Слава богу, не синий», – подумал мужчина, подтянул повыше штаны, всё время норовящие слезть вниз, даже несмотря на одолженную у Агапии ленту, и зашагал к своей телеге.
День обещал быть жарким, уже сейчас чувствовалось, что лето близко. Здесь его называли Ясень. «Почти, как дерево», – промелькнула тогда мысль. Вскоре он докатил до места схватки. Здесь толпился люд, рассматривающий кровавые пятна на земле. Антон вскользь бросил взгляд, и чтобы не привлекать к себе лишнего внимания, покатил дальше. День пролетел незаметно, привезя, как всегда, три бочки воды, он уже собрался заползти в свою каморку, как его внимание привлёк голос. Он слышал этот голос вчера. Это был Хриплый. Антон, пригибаясь, осторожно, чтобы его не заметили, выглянул из-за лестницы посмотреть.
Во дворе стоял здоровый мужик, одетый в добротный кожаный костюм. Тёмно-коричневые штаны обтягивали сильные мускулистые ноги. Высокие сапоги из мягкой кожи достигали почти колен и позвякивали шпорами. Куртка обтягивала массивную фигуру, широкие плечи и едва прикрывала бёдра. По куртке спереди серебрилась какая-то вязь из странных то ли узоров, то ли букв, а сзади на спине скалилась морда медведя. На перевязи сбоку висел меч, а сзади болтался колчан со стрелами. Рядом перебирал ногами крупный вороной жеребец. Он не хотел стоять спокойно, постоянно всхрапывал и норовил встать на дыбы.
– Петро, я вот что-то не пойму, – обратился он к Тюре, который согнулся перед ним в три погибели, – что за гадость у тебя во дворе, что мой Алтух никак не хочет спокойно стоять.
– Ой, – Тюря согнулся ещё ниже, – княже, никак не ведаю, уже и госпожу Чёрную приглашал, она сказала под землёй что-то, что живность беспокоит, потому и коней не держу.
– Нашел, кого приглашать, – фыркнул мужчина, наморщив свой крупный орлиный нос, – а, впрочем, я к тебе не за этим. Ответь-ка мне лучше, к тебе часто Лесная заходит?
– Вы про Хозяйку, что ли? – Тюря, наконец, соизволил посмотреть на князя, чувствуя, что может оказаться полезен. – Да вот, намедни была, муку прикупала.
– В общем, так, – князь погладил свою чёрную холёную бороду, – как придёт, срочно посыльного ко мне, и задержи, насколько сможешь. Сделаешь, кошель серебра твой будет.
– Сделаю, княже, сделаю, почему бы не сделать? – подобострастно закивал Тюря. – Никуда она отсюда не уйдёт, аккурат вас и дождётся.
– Ну, смотри мне, пообещал, – мужчина легко взлетел в седло, не взирая на свои габариты, и указал на мужика плетью, – попробуй, ослушайся, – и стегнув коня, вылетел за ворота.
– Конечно, конечно, – кивал Тюря, пока был в видимости князя, но стоило тому скрыться с глаз, развернулся и, шагая к дому, схватился за голову. – Вот дрянь-то какая, – пробормотал он, – и как теперь из этого дерьма выпутываться?
Антон был почти уверен, что Лесная – эта та женщина из леса, не отдавшая князю что-то, о чём он её просил. Теперь этот здоровый мужик решил забрать что-то силой. Антон никак не мог понять, какое ему дело до всего этого, но что-то не давало ему просто так отмахнуться. Он вернулся в свою каморку и стал ждать часа, когда, следуя каким-то законам, его тело начнёт видоизменяться. Эту ночь он пробегал рядом с замком, надеясь, что-нибудь услышать или увидеть. Но вокруг была лишь ночная темень и тишина, изредка нарушаемая чьим-то обиженным потявкиванием или лаем. Ничего не узнав, он вернулся назад, чтобы с утра поколесить с телегой за водой.
Свою новую знакомую он увидел совершенно случайно, она мыла руки в холодных струях реки. Он протащил телегу вперёд к воде и самым непристойным образом уставился на неё. Она, видать, только умылась перед его появлением, и теперь капельки воды стекали по её щекам и носу. По виду ей было около двадцати пяти лет, но Антон уже понял, что возраст здесь обманчив, и часто не тот, что видим на лице. Она абсолютно не походила на Диану, но что-то в ней цепляло его. Высокая, статная, сразу было видно, не неженка, и знакома с тяготами жизни в лесу. Волосы светлые с каким-то то ли платиновым, то ли пепельным отливом. Ему казалось, что этот цвет именно так называла Диана, грозясь отцу, что перекраситься, когда тот называл её «смородинкой», отчего она злилась, прося так её не называть.
У лесной незнакомки были удивительные сине-зелёные глаза, почти, как море, что набирает к тропикам свой необыкновенно глубокий цвет. Она повернулась и стала внимательно рассматривать его.
– Привет, блохастый, – нарушила она первая тишину и внимательно посмотрела на него.
Антон не ожидал, что она тут же раскусит его и смутился. Он хорошо помнил, как сейчас выглядит.
– Что засмущался, яки красна девица? – развеселилась она. – Да, ладно, не стесняйся, Лёха, я же не первый раз тебя вижу, или…, – она стала подходить к нему ближе, присматриваясь, – вот это да! – женщина с удивлением таращилась на него. – Ты не Лёха, – наконец, произнесла она, – точно не он.
Антон не знал, что ему делать, она сверлила его взглядом, словно рентгеновским лучом, выворачивая его внутренности, как ему казалось, наизнанку. И что ей теперь отвечать он не знал.
– Ты кто? – снова спросила она.
– Я…, – проблеял Антон и замялся, придумывая, чтобы ему соврать.
– Только попробуй, – прошептала она, всё также буравя его взглядом.
И он решился, его уже давно раздирало от необходимости кому-нибудь про себя рассказать. Он устал уже от полной неизвестности, что стеной окружала его.
– Антон, – буркнул он, пятясь от неё, стараясь избавиться от её выворачивающего наружу взгляда.
– Антон, значит, – она перестала напирать на него, – вернулся, стало быть.
– Что значит, вернулся? – он смотрел на неё во все глаза. – Откуда вернулся?
– Да ты же ничего не знаешь, – она рассмеялась колокольчиком, – ничего, узнаешь, – успокоила она его, повернулась и пошла.
– Когда узнаю? – Антону хотелось догнать её и встряхнуть.
– Что не терпится? – переспросила она, и он быстро кивнул в ответ. – Ничего потерпишь, всему своё время, – и пошла в лес.
Антон остался стоять, открыв рот. Он даже забыл, что хотел ей рассказать о произошедшем вчера. Она всё же не выдержала и обернулась.
– Не печалься, блохастый, так надо, всё должно идти своим чередом, иначе быть беде. Боги мстительны, они не прощают, когда кто-то вламывается в их замысел, – и, махнув ему рукой, исчезла в зарослях, а он так и остался стоять, смотря ей в след взглядом побитой собаки.
У него было чувство, что его только что предали. Он, устало повесив голову, побрёл к своей телеге. «Какие боги, – колотилась в мозгу мысль, – причём здесь какие-то боги, всё это сплошная ерунда, какие-то отмазки, чтобы просто ничего мне не говорить. А может, наврала?» – спрашивал он у себя снова и снова уже в сотый раз. Но точно знал, что нет, не обманывала. Она о чём-то знала, но почему-то не захотела говорить. Он черпал воду, и ему казалось, что бочка бездонная и у неё не будет конца. Потом, словно резина тянулась дорога, и ноги, как назло, стали совсем ватные.
Он кое-как дополз до местной гостиницы, и его внимание сразу привлекли крики, раздающиеся из глубины двора.
– Ах, ты гад, – кричала Агапия, напирая на Тюрю, – сволота ты, продажная!
Обычно грозный Тюря съёжился и сразу как-то уменьшился в размерах. Он пятился от злой женщины, надвигающейся на него со скалкой в руке. Она, по всей видимости, только что раскатывала тесто, когда услышала что-то, что вывело её из себя и, схватив первое, попавшееся на глаза оружие, выскочила из кухни.
