– Это как? Смириться что ли?

– Смириться и поменять отношение – это две разные вещи.

– Что значит разные вещи?! Жопа она и есть жопа, как бы ты к ней не относился и чего бы там не менял!

– Неужели у тебя все так хреново? А по виду и не скажешь?

– Внешность обманчива. А вот что творится у человека в душе…

– Да ладно, не ной. Страдалец многоуровневый. Не видел ты еще, где раки зимуют. А страдания твои надуманы.

– Это почему же?

– Потому что нет у тебя конкретного плана, как достичь чего-то. Одни витания в облаках. И живешь так – пойду туда, сам не знаю куда. Вот и маешься, мученика из себя строишь. И все это не от безвыходности, а от слабости, от отсутствия силы воли и смелости.

– Вот те на. Загнал ты меня в угол… Хотя… Может быть ты и прав. Особой смелостью я никогда не отличался… Может еще по пиву?

– Чувствую, домой мы попадем сегодня не скоро… По пиву, так по пиву.

(из того же разговора на трамвайной остановке)

У Дашки, оказалось, есть парень. Причем вполне достойный. Но об этом Давид узнал потом, когда этот самый парень нарисовался возле пиццерии и провел довольно содержательную беседу с Иваном. После этого разговора менеджер даже не смотрел в сторону Даши. Тем более, что левый глаз с неделю украшал внушительного размера синяк. А разбитая верхняя губа мешала нормально разговаривать. Иван в один из дней имел неосторожность выразить некоторые свои мысли или желания прямо на ухо Даше, после чего она в слезах просто исчезла с рабочего места, ни кого об этом не предупредив. Ну, а вечером состоялась именно та самая беседа. Это случилось через пару дней после того печального утра, когда у Марины не получилось в очередной раз соблазнить Давида.

О своей симпатии к Даше Давид, естественно, ничего тогда Марине не сказал. Он что-то там плел о чувствах, которые почему-то не хотят просыпаться, о сердце, которое не обманешь, о том, что рано или поздно это все закончиться, а он не из тех, кто способен «вот так вот»… и прочую ерунду. Марина, конечно же, обиделась. Самолюбие ее было настолько задето, что она при всяком удобном случае то и дело давала Давиду замечания, что у него на рабочем месте то грязно, то пыльно, то заляпано, то еще что-то. В общем, в перерывах между заказами Давид драил рабочую зону днями напролет. Пару смен он относился к этому спокойно, понимая, в чем причина бешенства Марины, по-другому и не скажешь. Но потом это начало его напрягать. Он даже стал подумывать об увольнении.

Вспоминая разбитую губу и багровый глаз Ивана, бороться за сердце Даши Давиду вдруг перехотелось. Не то чтобы он струсил, а по причине того, что сердце симпатичной кассирши, как он решил для себя, было уже занято. А через неделю она уволилась.

Как-то в один из дней, совершенно устав от постоянных придирчивых замечаний Марины, Давид решил с ней серьезно поговорить. Дождавшись окончания смены, он предложил ей прогуляться. Они говорили долго, говорили обо всем на свете, пока уже ближе к полуночи не оказались у Давида дома. Родители уехали на пару дней к бабушке в деревню. Потом их диалог продолжился в постели. Правда, слов там было уже не так много, сплошные вздохи. В общем, что-то там у них закружилось, завертелось, и они начали встречаться, уже ничего и ни от кого не скрывая.

Прошло почти полгода.

Был выходной день и Давид бродил по одному из торговых центров в поисках подарка для Марины, у которой через неделю был День рождения. Там он и наткнулся на Дашу с тем самым парнем, который проводил воспитательную работу с Иваном.

– О, Давид, привет, – окликнула его Даша.

– Привет!

– Как ты? Еще там же работаешь?

– Пока да.

– Сережа, знакомься, это Давид. Помнишь, я тебе про него рассказывала, что у него самая вкусная пицца.

Сережа протянул руку Давиду и тот немного с опаской протянул свою.

– А это Сережка, мой братик.

– Да… Она мне все уши про твою пиццу прожужжала. А что там ваш менеджер недоразвитый, пришел в чувство?

– А кто его знает. Он сразу после Даши уволился. Не перенес, наверное, такого позора. Над ним ведь тогда все насмехаться начали.

– И правильно. Таких козлов надо лупить, пока у них мозги на место не станут.

– А ты сейчас где, – спросил Давид у Даши.

– А, – отмахнулась Дашка, – продавцом-консультантом в одном бутике.

– Может зайдем куда, посидим, – предложил Сергей и обратился к Давиду, – или ты спешишь?

– Вообще-то нет. Подарок надо выбрать, но думаю, что успею.

– Мы тоже подарок ищем, – оживленно сказала Даша, – а ты для кого?

– Для сестры, – соврал Давид.

– А мы для мамы. У нее День рождения завтра.

Потом они часа два сидели в одном кафе, говорили о всяком разном, шутили и смеялись.

– Ну, звони если что, – сказал Дашкин брат Давиду, когда они уже прощались, – у тебя есть ее цифры, – кивнул он головой в сторону сестры.

Давид только пожал плечами.

– Записывай, – сказала Даша и, улыбаясь, продиктовала номер своего телефона.

– Все, брат, давай звони, – сказал Сергей и протянул Давиду руку.

Вечером позвонила Марина и возбужденно сказала, что им надо срочно встретиться и поговорить.

– По-моему я беременна, – «обрадовала» она его.

Они встретились. Марина что-то лепетала. Давид отвечал скупыми фразами, пытаясь изображать на лице довольную улыбку, а сам думал о Даше.

В тот день, вернувшись домой и запершись у себя в комнате, Давид не спал почти до утра. Он думал. Думал много. Сидя за письменным столом, на котором лежал его философский гвоздь, он пытался что-то решить. И первый раз в жизни чувствовал себя предателем и трусом.

Еще Давид вспоминал своего «героического» деда и думал, как бы тот поступил, оказавшись на его месте. Вспоминал рассказы бабушки, как дед с ней познакомился, как дрался из-за нее с каким-то Степаном и таки отбил у последнего охоту увиливать за тогда еще молодой и красивой бабкой, хотя ей таки, рассказывала она Давиду по секрету, Степан нравился больше.

– Да видно струсил Степашка этот. Ну, да и ладно. Что уж теперь. Может кого и получше нашел. А может жалеет до сих пор, если жив еще, – сказала тогда бабушка.

Было еще много разных мыслей и воспоминаний…

А потом Давид уснул. Прямо за письменным столом. Положив голову на скрещенные руки.

Ему снился дед Потап со своим охотничьим ружьем. Прямо в пиццерии он выстроил всех сотрудников в одну шеренгу и пристально заглядывал каждому в глаза.

– Доволен, – спрашивал он.

И вне зависимости, какой ответ давал каждый из них «да» или «нет», старик делил сотрудников на две части по своему усмотрению. Как будто он видел всех насквозь и знал, сказали ему правду или соврали.

Когда подошла очередь Давида, и был задан тот же вопрос, парень не смог выдержать столь пристального взгляда покойного деда. Он проснулся, так и не дав ответ старику.

Перед ним лежал все тот же гвоздь, а за окном уже пылал рассвет. Самое время принимать решение. Правильное решение.

– Не сцы! Никогда! Это первое, что ты должен уяснить. Мало ли, что ты там нарисовал в своем воображении. Иногда это не имеет совершенно никакого отношения к реальности. Да и вообще… Никогда не сцы! Иначе потом всю жизнь будешь локти кусать. А локоть где? Вон он где!

(последние слова, услышанные Давидом Жмякиным от удаляющихся в сторону супермаркета подвыпивших мужчин неопределенной профессии примерно тридцатипятилетнего возраста, после чего Давид сел в подъехавший трамвай и больше никогда их не видел)

– Ну, что тут можно еще добавить? Разве что взять, свернуть все в трубочку и выкинуть. Или сжечь. Я думаю, что сжечь будет даже лучше, чтобы никто этого бреда не видел.