Казалось, этот предмет давал ему какую-то силу, делал увереннее, мужественнее, храбрее.

Они уехали из деревни на следующее утро. В кармане у Давида лежал тот самый гвоздь.

– Вот ты говоришь, второй уровень, следующий уровень. А ты вообще представляешь, что там должно происходить?

– Хм… Ну… Там…

– Замялся. Ты даже конкретного представления не имеешь, на какую ступеньку хочешь перескочить. Как ты попадешь в то место, о котором ничего не знаешь? Не знаешь, где оно находиться и какой там будет твоя миссия.

– Но он же есть этот следующий уровень! И я хочу туда попасть!

– Ты меня таки не понял. Как можно попасть в то место, о котором имеешь только далекое представление, что оно есть, но не знаешь, где оно находиться?

– Методом проб и ошибок.

– Ты идиот, что ли?! У тебя вся жизнь уйдет на это. А толку из этого не будет никакого.

– Если ты такой великий гуру, что же ты топчешься на том же месте, где и я?

– А чего ты так решил, что я в том же месте, где и ты?

– А что тут решать?

– Короче, ты думаешь, что если мы работаем вместе и только что прибухнули немного пива – мы оба в заднице, которую ты нарисовал в своем гребаном воображении? Дорогой мой, это твоя задница, ты ее творец. А у меня все нормально. Проще говоря, находясь в одной и той же ситуации, два разных человека могут быть совершенно в двух разных плоскостях, уровнях, измерениях. Называй, как хочешь. Иногда эти плоскости могут быть совершенно противоположными. Так что, не надо приписывать меня в число застрявших персонажей в месте, которое ты сам себе определил.

(из того же подслушанного Давидом Жмякиным разговора на трамвайной остановке)

После смерти деда прошло три с лишним месяца. Давид как-то поймал себя на мысли, что жизнь вокруг продолжается, семья живет своей обычной жизнью, словно и не было никаких похорон, траурных процессий и всего прочего, связанного с кончиной старика. Словно все так и надо. Все по плану, задуманному кем-то свыше, с которым все согласились и приняли, как закон. Это его немного расстроило. Он представил, как и его дряхлое бездыханное тело, прожившее долгую и насыщенную жизнь, положили в гроб, заколотили крышку гвоздями, опустили в яму, присыпали землей и… И все. Жизнь будет продолжаться без него. Его дети, внуки будут смеяться, решать какие-то вопросы, строить свои планы, только во всем этом он уже не будет участвовать. Родственники же особо и не расстроятся по этому поводу. Такова правда жизни.

Пару дней Давид ходил поникший, обдумывая все это, но потом решил отогнать эти мысли куда подальше, чтобы совсем не вогнать себя в состояние глубокой депрессии, а то и вовсе не тронуться мозгами, как его любимый дед. Он еще молод и вся жизнь впереди. И самое печальное – что-либо сделать или изменить движение могущественного колеса под названием «жизнь» ему не под силу. Как будет, так будет. А тут еще в его жизни появилась Даша. Двадцатилетняя симпатичная девица, которая устроилась в их пиццерию кассиром. Тут уж не до философских размышлений о жизни и смерти, и тем более не до воспоминаний об усопших родственниках. Особенно, когда гормоны прут, как скорый поезд «Москва – Санкт-Петербург».

Дашка нравилась Давиду очень. И когда их смены совпадали, он то и дело бросал короткие взгляды в ее сторону. Когда ее на смене не было, он о ней думал. Приходя домой, Давид о ней мечтал. По пути на работу, он воображал, что они уже вместе. Все мысли были только о ней. Короче, он влюбился. Причем конкретно.

Но было одно «но», которое звали Марина. Одна из старших смен, с которой Давид имел неосторожность остаться наедине аж целых два раза. Первый раз в кабинете у менеджера, второй раз в раздевалке. Это случилось перед самым приходом Даши в пиццерию, то есть ее трудоустройством в это заведение. На пару лет старше Давида Марина положила свой глаз на спокойного, в меру скромного и привлекательного парня и таки соблазнила его. Старшая смены парню вроде бы как тоже нравилась, но это было до того момента, пока не появилась новая кассирша. Теперь Марина отошла на второй план, а вернее, она вообще исчезла с горизонта. Сердце и мозги Давида заняла другая особа.

Со временем нарисовалось и другое «но». Менеджер Иван. Тот положил свой глаз на Дашку и при всяком удобном случае пытался всячески обхаживать симпатичную сотрудницу. Это Давида злило еще больше, чем недавняя интрижка с Мариной. Ему хотелось прикончить Ивана прямо в пиццерии, превратив его лицо в кровавое месиво лопатой для выемки пиццы из печи.

А что же Даша? Даша была неприступна, как Брестская крепость. Она иногда смеялась над шуточками Ивана, делала благодарно-удивленное лицо, когда Давид делал ей пиццу с превышающим лимит для персонала тройным топингом, но все же не отдавала предпочтения никому.

Образовался такой себе любовный квадрат, связи между углами которого были известны только одному человеку – Давиду.

Марина ждала начала месяца. Ждала, как тигрица, которая затаилась перед последним прыжком, чтобы наброситься на свою жертву. Она специально сделала такой график, чтобы несколько раз в месяц с открытия смены они были какой-то час с Давидом только вдвоем.

И этот день настал. Марина одела на себя кружевное белье, черные чулки, прикрыла все это не менее вызывающим платьем и стартонула на работу в предчувствии сладостных минут с вожделенным пиццейоло. Давид это предвидел, когда ему на глаза попался график на следующий месяц. И если Марина в тот день без пятнадцати восемь уже открывала двери заведения, то Давид специально опоздал более, чем на полчаса и с виноватым видом показался в пиццерии без двадцати девять.

– Ты чего опаздываешь, – набросилась на него Марина, закрывая сразу же за ним дверь на внутренний замок.

– Та пробки, – выдавил он из себя, делая вид, что расстроен опозданием не меньше, чем она.

– А что с телефоном? Не могу дозвониться, – вопросительно посмотрела Марина Давиду в глаза и, не дождавшись ответа, потянула его подальше от фасадных уличных витрин прямо в комнату для менеджеров.

– Я уже вся извелась, – шептала она ему на ухо, расстегивая на нем пуговицы на рубашке, когда они оказались в комнате.

Давид стоял, как столб, а Марина уже ослабляла ремень на штанах пиццейолы, целуя его грудь и время от времени запуская шаловливую руку в то самое место, которое дед Давида мял перед голубым экраном. Ощутив, что плоть таки начала твердеть и увеличиваться в тесных джинсах, она стянула с себя платье и потянула Давида к столу. Единственному предполагаемому месту, где она хотела заняться этим.

– У нас мало времени, сейчас ребята начнут подтягиваться, – прошептала Марина, усаживаясь на стол и стаскивая с себя трусики, которые только вчера купила специально для этого случая.

Давид спустил с себя джинсы и замер. Трусы трещали по швам, но мозг отказывался давать дальнейшие распоряжения похотливому телу. Перед глазами стояла Дашка в униформе пиццерии и улыбалась ему.

– Что с тобой, – спросила Марина, полулежа на столе с расставленными ногами в сексуальных чулках.

Наверное, даже дед Давида не устоял бы перед таким соблазном. Но внук натянул обратно свои джинсы и как-то виновато вздохнул. Марина, все еще находясь в той самой позе и не понимая, что происходит, сначала посмотрела на часы, а потом Давиду в глаза. Тот виновато повернул голову в сторону и, не решаясь что-то сказать, не дал никакого ответа.

– У тебя что-то случилось, – спросила еще раз Марина, уже встав со стола и начав спешно одеваться.

Давид хранил молчание. Он только засунул руки в карманы и нащупал гвоздь, который таскал теперь постоянно с собой, как предмет, дающий ему силу, решительность и смелость. Он сам приписал гвоздю такие мистические способности и искренне поверил в это.

– Понимаешь, – начал Давид.

– А ты не думал поменять свое отношение к той ситуации, в которой находишься?