— А это не дешёвый пиар-ход с психушкой? Привлечение внимания, беспроигрышно по хардкору, — на самом деле я обрадовался, что найду с нервной девицей общий язык на почве увлечения суицидами. У меня маловато опыта общения с противоположным полом, и пусть робеть, молоть чепуху и стесняться — это не про меня, но перед Эмили Отем просто не хочется ударить лицом в грязь.
— Заболевание генетическое, она не притворяется. Отец шизофреник, у матери тоже биполярное, а она — борется с внутренним адом и побеждает. И записывает блестящие автобиографичные альбомы. Ты их знаешь, слушал, не так ли? Под бурлеском, викторианской драмой и ожившей мертвечиной она прячет…
— Не надо, — я понял его недосказанную мысль безо всякой телепатии. Ну конечно же её насиловали и, уверен, отнюдь не так мягко, как меня. Определённо нам на роду написано подружиться, хотя бы фиктивно, на сорок дней американского тура.
Я поднял правый подлокотник и устроился спать на Фабрисе, используя его предплечье вместо подушки. Он убрал мешающие волосы, подрожал крепким телом, передавая дрожь мне, но потом все-таки решился обнять — за ноги, и похабно, и по-отечески.
В последний раз я спрашиваю себя про обман внешностью. Кто я? И кто я в их глазах? Не жертва, не охотник, не друг, не обычный коллега, и не какой-то приятель или собутыльник. Их неестественно притягивает ко мне, побуждает к откровенности, но им нечего скрывать, а я лгал, лгу и скормлю им ложь на обед и завтрак. И быть мне лжецом всю жизнь среди людей, если я не передумаю и не предам дурацкую мечту возвыситься и стать знаменитым. Но пусть так. В безопасное прозябание среди оборотней я точно не вернусь.
Я обвил шею Фабриса, стараясь не думать, как легко мог бы его задушить, накинув лассо из змеиного тела, поймал одну из двух эротических постановок в его голове и начал засыпать, пообещав принять там (в его и в моем сне) самое горячее участие.
*
— Симон, твои ребята закончили?
Симон Оаро позволил себе лишь на секундочку расслабиться, отойдя от строгого протокола санитарной зачистки, взял из автомобильного мини-бара бутылку пива и встрепенулся под взглядом, напоминавшим пронизывающий ледяной ветер. Фуражка сбилась на затылок, когда он вытер невольно вспотевший лоб. Поставил бутылку на место, прочитал самую короткую молитву, которую знал — незатейливую, из трёх слов — и после этого осмелился встретиться глазами с изысканно красивым монстром, на которого работал.
— Квентин и Федерика остаются наводить беспорядок в комнатах, пока фокусная группа не признает, что у места преступления естественный вид со следами борьбы. Лазарос вернётся за пустыми канистрами из-под крови, их нужно увезти отдельно от остального инвентаря, чтобы запутать настоящих ищеек. А остальные «крысы» — так точно, закончили.
— Тогда почему в подвале человек?
— Подвал был освобождён от заложников и заперт сразу после суда Линча над преступником — ещё ночью, командир. Этот изверг держал там троих, и всем троим была оказана медицинская помощь, послан запрос на восстановление утерянных документов, они отправлены по домам, ваши шпионские мухи-невидимки подтвердили, что пострадавшие благополучно добрались.
— В подвале было четверо. Ключ.
— Его изъяли местные, сэр, а дверь опечатали. И даже ступеньки, ведущие в подвал, битумом залили, и все слуховые окна заколотили, чтоб туда случайно никакой кролик не угодил, или заблудившийся ребёнок. Что никто не увидел… что за живодерня там была.
— Значит, без ключа. Жди здесь.
Симон дождался, пока дьявол обогнёт дом, пропадая из виду, и снова потянулся за пивом. Мороз так и гулял по коже. Девяносто три задания по зачистке, восемь месяцев плодотворной совместной работы, тысячи часов подготовки и детального инструктажа — а ощущения от общения с сатаной свежее свежего, острые и жуткие, не удается свыкнуться. Командир D., к счастью, руководил только в полевых условиях и никогда не работал для «санитарных крыс» тренером или экзаменатором. Иначе бы Симон свихнулся. Весь его отряд свихнулся бы. Они не настолько круты, чтобы выдержать эмоциональные пытки и чудовищный прессинг, они не «дикие кошки». Хотя иногда ему жаль и завидно.
Текущее задание изначально представилось тривиальным: дать наводку полиции на укрытие серийного маньяка и проследить, чтоб количество трупов во время их спецоперации стремилось к нулю. Но не вышло. Он постарался не отбить себе лицо от очередного проявления человечьей некомпетентности, потому что жертв они вызволили, но самого маньяка упустили, после чего ублюдок собирался удариться в бега — и ему бы это удалось, потому что в занюханной американской глубинке никому ни до чего нет дела. В погоню был отправлен Кьюсак, который ещё до наступления утра вернул ублюдка домой. Правда, жители городка просили и настаивали не забирать гада для суда и тюрьмы штата и не убивать руками ELSSAD, а предоставить им. Командир посовещался с каким-то высшим инфернальным синодом и разрешил.
Из подвала часов с восьми утра и до полудня слышались развесёлые вопли, плач, хрипы и стоны — и ни одной мольбы о пощаде. Когда линчеватели уходили, каждый радостно уносил в карманах по кусочку от преступника. И для полиции они оставили, в общем… маловато. И то, что валялось в подвале, совсем не походило на человека и реконструкции не подлежало. А полиции, тем не менее, следовало предоставить труп — иначе у них было бы слишком много вопросов и претензий к людям, учинившим над маньяком самосуд — в целом, к неплохим, но очень разозлённым людям, которых хотелось защитить. Великолепный «дикий кот» Кьюсак улетел, и тогда на сцену вышел он, Симон, и его санитарная группа, больше суток терпеливо наблюдавшие за действом со стороны. Им предоставили решать вопрос с фальшивым телом маньяка, с разыгравшейся внутри дома потасовкой, с набором улик, с подробными и правдоподобными декорациями вплоть до сорта пыли на мебели. И всё это они спланировали быстро, импровизируя на ходу из подручных материалов и дополняя недостающее из грузовика со стандартным походным реквизитом. И всё это они успели до сумерек, полиция с минуты на минуту получит подставной анонимный звонок, приедет забирать «маньяка» и прекратит прочёсывать окрестности. Триумф. Он гордился своей работой. Он выполнял её исключительно тщательно и аккуратно. Поэтому… ну что за бред? Как они могли забыть что-то — кого-то! — в подвале?
В запале он надкусил стеклянное горлышко бутылки, чуть не сломав зубы, но та равнодушно булькнула в ответ, не разделяя его возмущения.
Командир D. отсутствовал дольше, чем длился его внутренний монолог, странно.
Симон допил пиво, оставил пустую тару рядом с холодильником и сам пошёл к подвалу.
«Ближе не нужно. Носилки», — впился в голову высокий властный голос.
Симон послушно пожал плечами и сходил туда-сюда, во второй автомобиль и обратно.
Демон прошёл сквозь запечатанную дверь не открывая её, но он был один, в своей адской плоти. Теперь же он возвращался с материальной ношей. Поэтому Симон без малейшего удивления пригнулся, прикрываясь складными носилками как щитом, когда свежезалитый раствор подмёрз, растрескался и вылетел из дверного проёма, а вместе с ним взорвался и фейерверк из наспех приколоченных досок. Симон знал, что на командире традиционно не будет ни царапинки, но каждый раз, когда тот учинял подобные «чудеса», внутри что-то ёкало, представляя рассечённую фарфоровую кожу, будто треснувшую, её драгоценные осколки, и кровь… Да, кровь нечеловека. Какого она цвета?
— Это профессор Зоран Дивац, доктор медицинских наук, серб, похищен два с половиной года назад, — Демон положил на носилки как будто кучку грязного вонючего тряпья, но нет, там смутно угадывались чьи-то костлявые конечности. — Наш молодчик помешался на стилистике криминальных фильмов и чтива, хотел непременно иметь в коллекции учёного, ведь похищать их когда-то было модно. Но никакого плана по порабощению мира или шантажу правительства маньяк не имел, слишком недалёкий и зацикленный на своем психозе, и одинокий. Через три месяца профессор ему надоел, и он начал замуровывать несчастного в стену и пол, в согнутом положении, камешек по камешку. Кормил редко, воды почти не давал. О докторе Диваце кое-как заботились другие пленники, им самим перепадали крохи, пока маньяк не замазал цементом последнее окошко ко рту профессора. Это случилось пять дней назад. В агонии мозг Зорана посылал очень слабенькие импульсы-крики о помощи, однако он счастливчик и был мною услышан. Я не могу его исцелить, моя сила губительна для живых тканей, позаботьтесь о нём, как о тяжелораненом. Однако я поддерживаю в нём едва теплящуюся искру, не давая умереть, потому еду с вами. Координаты больницы на борт фургона загружены.
