Я прекратил тебя мучить и ласково прижал к себе, не разворачивая. Мы больше не дышали возбуждающе в унисон, ощущение интимности и тепла умерло, но моя эрекция не опадала, твоя, что странно — тоже. Я счистил с твоего живота засохшие потёки нашего первого семени, собрал на пальцах, освежил, увлажнив языком, и засунул в тебя. Ты слабо подвигал попой, твой член продолжал голодно пульсировать, и я попробовал проникнуть в тебя в последний раз, представив на месте Вильнёва… себя, холодного и безразличного. Ты почему-то встрепенулся, хотя ощущения остались теми же. Или нет? Я придержал тебя над полом как зверя, на четвереньках, тёплое тугое отверстие выталкивало меня, между ягодиц тебе шлепалась слюна, помогая мне скользко вернуться обратно и попасть вглубь. Ты не стонал и не дёргался, когда мне удалось войти целиком и резко потянуть тебя назад, прижимая холодной задницей, так контрастировавшей с горящей теснотой у тебя внутри, к моим яйцам. Я двигался быстро, почти не вынимаясь из твоего прохода и плотно распластав нас по полу, чтоб отдача от каждого толчка не разделяла нас надолго. Теперь ты почти не дышал, сдавшийся и целиком раскрытый. Трахая и постепенно уставая, я загипнотизированно смотрел на копну твоих чудо каких светлых волос, пока не понял, что хочу взяться за них, оттянуть твою голову вверх. Твой заново набухший кровью и удовольствием член бился о мою руку, твёрдо зафиксированную на твоем животе, я обслужил его и заставил тебя проглотить всё. Ты был послушным, выпивая свой же горчащий продукт — и я не сделал твоей хорошенькой голове больно, подняв тебя к себе за шею и подбородок и развернув, пока мой член продолжал жестко хозяйничать в твоей заднице. Поцелуй со вкусом очередной порции семени, и я вовсе не был против. Я даже что-то слабо распробовал в телесных ощущениях, когда кончал в тебя, вынул обмякший орган и вытряхнул последние капли в красиво растянутое колечко мышц. Сунул снова, затолкал вязкую жидкость, чтоб не вытекла, и крепко сомкнул твой анус. Подхватил тебя на руки, ты утомился даже больше, прильнув ко мне бессильно, глаза закрывались, а я хотел разобраться, насколько по-честному тебе понравилось действо, несмотря на неудачную середину с насилием. Но не спрашивать же напрямик.

— Уходи, — твои ноющие губы не шевелились, голос убивал обреченностью. — Ты обещал.

Да. Точно. Я обещал. Но зачем идти, когда можно лететь? Камнем. Вниз.

Надеюсь, ты получил хоть частичное мстительное удовлетворение, провожая прыжок моего тела сквозь разбивающееся окно на залитую огнями желтоватых фонарей улицу. В полёте я попрощался с Реджинальдом Вильнёвом, вежливо поблагодарил за помощь и редкое гостеприимство и сгустком чистой высвобожденной темноты поплыл домой — в ад. С моим уходом наколдованная оболочка умерла мгновенно, поэтому никто из нас не почувствовал боли, закончив падение и размозжившись в розово-красных брызгах об асфальт, но в ночи всё это было серым, чёрным и жирно блестевшим.

Кстати, я нарушил герметичность студии и психику подоспевших к обнажённому Ману итальянских ребят. Вины и раскаяния ноль. Ещё я здорово поставлю в тупик врачей и комиссара полиции бредовостью последних поступков своего тела-носителя, но я же этим и так ежедневно занимаюсь — выношу всем мозги, то буквально, то двусмысленно.

Семья сидит в нижнем банкетном зале Люцифера, моё кресло пустует, я огорчаюсь, прикидывая, как долго буду вытрясать из Ашшура кишки и превращать их в бордовое ледяное крошево, а потом с облегчением замечаю недостающее звено под столом, скрытое длинными скатертями. Моё тело. Синий и прелестный, словно впервые в жизни мертвецки напился и уснул до конца пиршества. А сейчас проснусь. Только бок весь отлежал, и в голове шумит с «перепоя».

— Добро пожаловать в себя, маньяк-суицидник, — иронично произнёс Ангел в пространство над столом, но всё же позволил мне подползти и обнять его за ноги.

========== 37. Лицедеи, или тут разгребали последствия ==========

—— Часть 3 — Вероотступничество ——

— Где я?

Сероватый хрустальный свод задрожал от звука моего голоса, полы, а точнее мосты из того же хрусталя гудели, повторяя мои слова низким вибрирующим эхом. Я очутился на пересечении двух мостов, над пропастью, точно по центру буквы X. Толща прозрачного камня двойной аркой спускалась в непроглядную тьму. Перил не было. Опор или хоть каких-то выступов по краям не было. Где обрываются мосты или куда они ведут, я не видел. Свод, похожий на верхнюю часть нефа готической церкви, невесомо парил, не соединённый ни с чем. Свет, лившийся сквозь него, был сродни лучам солнца, пробивавшимся сквозь морскую воду. Я не боялся. Был уверен, что сплю, ведь в такое место… нельзя попасть наяву. Оно не существует. Меня волновало лишь одно: каким-то образом я уснул, не дождавшись возвращения Виктора, причём после его ухода в студии случилась какая-то неразбериха, неприятный разговор, ругань, может быть, драка? Но я не помнил. Ни хренашеньки. С кем, что, почему?

Я стоял круглым дураком на диковинном мосту, слушал эхо и бесился из-за приступа амнезии. Хоть бы кто разбудил меня!

— Ты не спишь. Это пересадочная станция.

— Кто ты? Где ты? — я завертелся волчком, ловя источник голоса. Бесполезно — он лился на меня через свод вместе со светом. Он и был этим светом. Звуком лучей.

— У тебя шок. Твой раненный помутнённый рассудок, судорожно борясь за свою целостность и восстанавливая привычный ход вещей, отбросил события последних двух часов, стёр из твоей памяти. Но, как и любой инструмент, используемый в ужасной спешке, он промахивается и делает глупые ошибки. Мы вытащили тебя из самой гущи непреднамеренного погрома, очистили от побочных проявлений безумия и забросили сюда, на пересадочную станцию. Жди смотрителя — он восстановит стёртые воспоминания и перебросит тебя обратно в сумеречную зону.

— Куда?! — я не поверил ни единому слову, а на двух последних живо раскумекал, что слишком заигрался в компьютерные игры и ничем, кроме очередного глупого сновидения, это быть не может.

— Домой. К живым.

Свод воспарил вверх, исчезая где-то высоко, освобождённый и обнажённый свет ударил по моим глазам, резко и немилосердно, выжигая, я машинально закрылся руками, и всё равно он ослепил меня, ненадолго превратив мир в сплошное белое пятно с кровавыми прожилками.

Я упал, где стоял — на перекрестии, и мосты начали разъезжаться. Но не на две обособленно лежащие прямые линии, а расколов букву X напополам. Я ухватился за ровно надломленный край, чтоб не упасть в бездну, хрусталь порезал меня, я заорал — боль была адской — но держался упрямо. Я слышал отдаляющийся шелест и звон, я догадывался, что второй обломок моста тоже исчезнет с концами, вслед за церковной крышей. Я не мог разлепить глаза, но и дураку понятно, что я остаюсь совсем один.

А потом заговорила бездна. И мне почудилось, что огромное, грубо сформированное лицо смотрит из неё на меня испытующе, благожелательно и в то же время… нет там ничего.

— Ты молился мне. Ты играл со мной. Ты дразнил меня и искушал в нетерпении. Ты топал ногами и кричал о несправедливости, призывая меня в единственные союзники. Ты желал меня, желал отдаться. Ты провожал меня миг назад стекленеющим от ужаса взглядом. А до наступления рокового мгновения я был сладостью в твоём паху и остриями боли там же и где-то выше или ниже, совокуплялся с тобой, был разделяемым теплом и нежной яростью. Но после — я был коченеющей жертвой, выброшенной сквозь мириады тусклых разбитых зеркал в объятья забвения, где токи любви и сладострастия остановились, где всякое движение замерло. Я показал тебе путь, по которому ты много-много дней мечтал пройти ко мне. Ты не стремишься туда более? Ты не придёшь ко мне?

Я вжался носом в гладкую твердь моста. Там, внизу, если идиотские слепые пятна перестанут плавать перед глазами… я увижу это, рассмотреть смогу? Я не понимаю, что оно и почему мы так близко знакомы. Чьё это лицо или схематичный намёк на лицо.

— Я — Смерть. Моё явление было стёрто из твоей памяти. Ты убедился, как мягко и молниеносно я забираю. Ты ничего не ощутишь, ты не успеешь. Долгожданный, выпестованный трудными думами суицид. Твоё идеальное решение. Твоё последнее спасение.