— Если не денег, то какой-то власти? Но власти у вас больше, чем у любого президента или арабского шейха. Вы могли бы убить жадных толстосумов у кормушки этой планеты, если бы хотели. Но вы не хотите. Есть ли вещь, которую США могут вам предложить в обмен на верность? Вы объявили себя союзником, а не наёмником, готовым в любой момент переметнуться и служить другим хозяевам.

— У меня нет и не будет хозяина, N. Я решаю, кого поддержать или оставить, исходя из личных симпатий и настроений.

— Поддержав сразу всех, вы посеете хаос.

— А если в этом моя цель?

— Чего вы хотите на самом деле, мистер Инститорис?

— Насытить голод. Разнообразными пытками и финальной агонией.

Он намеревался долго сопеть в трубку, озадаченный, и я её повесил — как раз занимался пытками и агониями на окраине Тривандрама². Когда он осмелился вновь отвлечь, перезвонить, переспросить — то со сдержанным изумлением и капелькой разочарования.

— Вы нас едите?

— Осушаю.

— Как?

— С какой целью интересуетесь, юноша? Тоже хотите попробовать?

— Я знаком с анатомией человека, мистер Инститорис. И я не боюсь и не чураюсь вашей правды, раз уж вы избрали меня своими ушами, глазами и языком в управлении. Вы заранее знаете, как я распоряжусь полученной информацией, и вам на это по большому счёту плевать. Ну так просветите меня?

Я задумался о связи между людской наглостью и любопытством. Они пересиливают их трусливые инстинкты, вот что интересно. Я должен был молча и высокомерно бросить трубку во второй раз, но мне захотелось выяснить, как далеко можно зайти, расспрашивая наполовину дремлющую Тьму — и остаться при этом в живых, в относительно здравом уме. И заодно захотелось проверить, действительно ли «морских котиков» психологически готовят не хуже, чем я готовлю ELSSAD.

— Кровь. Аорта или подключичная артерия. Если объекту охоты предстоит ещё немного пожить — наружная яремная или подключичная вена. В редких случаях мне на завтрак не привозят сердце. И тогда…

— Тут всё понятно, спасибо.

— Лишь думаете, что понятно. Мышечная плоть, кости или чья-то трепещущая в пятках душа не интересуют.

— Это форма вампиризма?

— Каприза. Изысканной скуки и гурманства. Я не бываю зверски голоден.

— Я правда уразумел, что это не нужда, а ваше хобби и развлечение. Вы избрали мишени из трёх поступивших предложений?

— Да. Принимаю все.

— Сколько человек?

— Тридцать два для Израиля, две сотни вежливо попросил Китай, и восемь — для вас.

— Вы не лопнете, мистер Инститорис? Тут хватит на озеро крови.

— Я не говорил, что выпью каждого. Шею подставят самые аппетитные.

— А с остальными что?

— Смерть.

— Какая?

— Чистая. Голая. Непринуждённая.

— Голая? Вы издеваетесь…

— Дразню и запутываю, — охотно согласился я, нарисовал соответствующую сцену разврата — скромную, конечно, и коротенькую, но достойную Калигулы — и оправил N по гудящим телефонным проводам в мозг. И он наконец-то угомонился, впав во вкусовую кому. Ощущения вкуса я картине не пожалел — равно как и звука или цвета. Теперь меня с недельку никто не потревожит.

Я закончил в Тривандраме, положил растерзанные трупы на обочину и поспешил домой. Ожидало ещё одно дело. Непривычное.

— Маленький мастер?

Инженерские руки радостно обхватили моё бедро, разводной ключ боком прижался к заднице, а умная золотоволосая голова задралась, любуясь мной полностью. Мои ледники даже начали слегка подтаивать под его неистовым любящим взглядом. Когда он умудрился так соскучиться?

— Твои тесты готовы, — певуче сообщил Хэлл, бросил ключ и полез в письменный стол.

— Токсичность?

— Нулевая. Пока ты трахаешь мальчика в настолько отмороженном виде, ему не грозит смертельная хворь. Ты запускаешь вирус лишь в тех, к кому неравнодушен, кого воспринимаешь живыми и трепещущими.

— Таких нет.

— Есть. Но я над этим работаю.

— Напрасно. Исцеления не наступит. Как мне быть с цыпленком?

— Как и прежде, говорю же, оставь это мне. Или помоги. Я работаю с сывороткой крови Энджи и мечтаю добыть хоть пинту веселящего яда из вен Кси. Ты не мог бы?

— Мог бы. Но это бесполезно. Свадебным даром от Люцифера Ксавьер получил бессмертие, вот и вся хитрость. В его крови нет специальных антител: общая резистентность и та же сыворотка, что в твоей центрифуге — Ангел с ним щедро делился.

— А всё-таки?

— Он будет страшно недоволен.

— Зато я буду страшно доволен. И страшно признателен.

— У них с цыпленком одинаковая группа и резус?

— Да, седьмая с тремя Q-антигенами.

— Какая?

Мастер сделал нетерпеливую гримасу, и я вспомнил самостоятельно.

Наполовину животная сущность подарила Изменчивым невообразимое количество групп крови, варьируемых от клана к клану в зависимости от изначального территориального происхождения — и серьёзные проблемы с переливанием. Каждый пятый вынужден запасаться собственной кровью, сдавая её в банк для последующего копирования и синтетического воспроизведения в лабораториях корпорации. Братьям Санктери повезло иметь отца-чужака с доминантными генами и одинаково унаследовать именно его кровь, а не материнскую. Первые восемь групп (семь и нулевая) — древнейшие, редкие и наиболее ценные, служат базой для изучения всех остальных и рекомбинируются в остальные. При этом с нулевой группой крови сохранился всего один клан — Ван Хоорнов. Большинство современных оборотней рождается с кровью шестнадцатой по сороковую группы, которые дробятся ещё на сотню подгрупп по признаку антигенов, что делает определение резусов куда более сложным, нежели незамысловатые человеческие со знаком плюс или минус. Седьмую группу с тройным резусом, обозначенную как G(VII)Q²Q⅛Q-¾, я нашёл на листе с тестами, который мне подал Хэлл.

— Расшифруешь?

— Кровь у братьев, несмотря на одну группу и антигены, идентична не полностью. Протромбиновое время в старых анализах Ксавьера удлинено, кроме того его кроветворный аппарат в костном мозге каким-то неведомым образом связан со способностью к пирокинезу, что и спровоцировало в прошлом рак и анемию. К сожалению, я ничего уже не могу проверить: Энджи добрался до него первым и вылечил этой вашей дьявольской магией, а сам Кси продолжает упираться, недолюбливая мои научные методы и раз за разом отклоняя приглашения в лабораторию. Ману в этом смысле сговорчивее, но исследовать у него нечего: скучно здоров, не считая незначительного превышения уровня глюкозы и периодических скачков билирубина и креатинина, но он сладкоежка, проблемы не вижу. Из-за естественного отсутствия чёрных клеток-реципиентов — тенебрацитов, найденных у тебя и ни у кого больше в целом мире — если в Мануэля затянется тьма, переносить её начнут эритроциты — и отмирать быстрее обычного. Едва это произойдет, иммунная система начнет борьбу. С собственной кровью.

— Как мне ему помочь? Как избежать отравления?

— Никак. Он должен принять в себя бархатную вязкость твоей первородной грязи и выжить с ней. Если он хочет быть с тобой, если, гм… если он желает тебя плотски, горячо, знаешь ли, под одеялом — ему предстоит в прямом смысле сделать тебя частью себя.

— Но как, как, мастер?

— Святые глюоны, я не знаю! Мне неоткуда. Сначала введи в него вирус, мне же не с чем работать, с чего-то нужно начинать, а не паниковать, воображая худшее.

— Ты относишься к этому как к рядовому эксперименту? Подвергнешь его риску умереть — из чистого учёного любопытства?

— Ну да, давай, считай меня бездушным, обзывайся. Я машина, и совести у меня нет, угу. Зато у меня есть божественная суспензия из сыворотки Энджи — мощная, противотанковая и способная остановить заражение на любой стадии. Она попросту выгонит тебя из его тела, уж извини. И затем тебе по новой придётся внедряться в мальчонку — раз уж о сексе вы оба обмечтались, озабоченные. Но тебе при любом раскладе нужно заманить ко мне Ксавьера. Кровь самого близкого родственника даст мне ответ на твой главный настырный вопрос.