— Долго слово, чтоб обозвать меня, подбирал?
— Нечего подбирать. Жопа ты. Самолет вышлешь?
— SFSK-27 через четыре часа сможет за тобой вылететь. Конкорд. Не самолёт. Запомни уже, мелкий.
— Не придирайся. Ну так что за шняга в раю происходит? И не отмораживайся — кого мне ещё подоставать заковыристыми вопросами, если не тебя?
— В библиотеке особняка лежит книга без названия, том семьдесят девятый из коллекции в чёрном переплёте. Пристанище слуг света не похоже ни на одно другое. Оно обслуживает ад, ненавидит ад, кормит ад, воюет с адом и не существует без ада. Ты прочитаешь всё от лица имперского солдата.
— Имперского?
— Первая священная империя — так они величают себя вместе с адом. Ад считают территорией, занятой сепаратистами. Они всё ещё верят, что повстанцы вернутся. Они живут надеждой на воссоединение и ждут конца времён во имя своей идиотской веры.
— А делами, происходящими на земле, они занимаются?
— Да, но мало и спустя рукава. Единственный более-менее функционирующий департамент — погодный. Его в простонародье зовут «небесной канцелярией», подразумевая атмосферное небо, а не…
— Я понял, — Ману краем глаза заметил, что Верт подполз вплотную — весь разговор, похоже, тихонько полз — и почти дотянулся носом к его босой ступне. — Кси, а пришли конкорд попозже? Я придумал себе занятие на остаток ночи.
— Не раньше, чем скажешь, как ты обезвредил такого здоровенного приставалу.
— Ну сам как думаешь, гений? Сбросил одежду… — малыш-оборотень улыбнулся, обнажив четыре розовато-белых клычка, — и человеческую кожу.
========== 27. Инквизиция в деле, или почему тут нет невинных ==========
—— Часть 2 — Дьявол во плоти ——
Наше сотрудничество резко кончилось после насильственной попытки поцеловать меня. После третьей из них. И не потому что я хотел давать Верту шанс исправиться — просто ночью идти и ехать некуда. То есть ни избиение, ни долгая отключка, ни другие унижения не подействовали: человек тронулся на мне до белой горячки, даже обращение в довольно крупную разозлённую змею не остановило домогательств, только заставило его поверить в своеобразный кошмарный сон — короткий и недостаточно убедительный. Почему? Я не имел права подвергать свой народ угрозе разоблачения из-за личных проблем и капризов и, быстро придушив «поклонника», вернулся в морфу мальчишки и цыплёнка. Но я не предполагал, что именно при таких обстоятельствах научусь говорить кому-то «нет», злиться и всё равно испытывать угрызения совести. Можно ли класть на одну чашу весов честь, а на другую — дело всей жизни и не чувствовать себя трусом, выбрав первое?
Утром я выцепил сломавшего руку Мэйва и тут же воспользовался возможностью слинять домой под соусом его необычного происшествия и травмы. Глядя в его бледное утомлённое лицо, я понимал и принимал неудобную правду. Что не видел ничего красивее, одухотворённее и более вызывающего доверие. Он Изменчивый. Он мне брат, в сто раз роднее Кси. И он был измучен не меньше меня, хоть и по совершенно другим причинам. А я… я ненавижу вонючих двуногих всеми фибрами души и частицами чешуи. Больше никогда не вернусь на материк.
Потом, собирая вещи и программируя Тайлера на длинный перелёт, я чуть остыл и думал, что ненависть заслуживает внимания не меньше, чем любовь. Текст песни зрел, музыку я в себе уже слышал. Тысячи людей до меня писали о грязи. Но что они в ней находили, если росли с ней и были её частью? Нет, людишки ничего не видели. И не нюхали. Сказать о грязи таким способом им в голову не пришло бы. Alien desert. Это не будет лучшей песней или заглавной. Но я назову её именем наш первый альбом.
Спи. В пустыне
Твой рот набит сухим песком и мёртвыми жуками
Спи. Ты днём благословлён тишиной и смертоносным солнцем
А ночью они приходят,
Обступая твой торчащий над равниной рот
Ты их не видишь, глаза склевали птицы, воображение бессильно
Но ты их чуешь. Пот и рвота
Кровоточащее дыхание
Они трогают тебя тошнотворными конечностями
Мягкими, бугристыми и пятипалыми
Ты не кричишь, боясь проснуться
Боясь пробудить себя этим криком
И понять, что они окружили тебя
Наяву
Плохо. Бледно и бездарно. Я смял листок машинально — уж сколько их довелось так разочарованно смять и выбросить, — прицелился к мусорной корзине, но в последний момент передумал и сунул в карман.
Черновик пропутешествовал в кармане до самого Гонолулу и чуть не попал в стирку вместе со штанами. В последней чистой футболке, растянутой до колен, — голым я себя даже наедине с собой стеснялся — я прижимался к его бумажному изображению и ревел. Дома, невредимый, владелец двух новеньких гитар. Так какого?.. Наверное, запоздалая истерика после всего пережитого. Демон. Демон, Демон, тварь красивая, бездушная, безукоризненная, Господи, ну ни единого изъяна в тебе нет, не за что зацепиться и дерьмом облить, ну я же знаю, знаю! — твои фото для постеров совершенно не нуждаются в ретуши. Зачем?! Если твои кожные поры не дышат, а источают холод, твои губы — полноводные реки багровой крови, вытащенные из берегов и целиком ужатые в четыре аккуратных контура, твои зрачки — равнодушные пистолетные дула, окаймлённые таким же равнодушным драгоценным камнем. Забыл его название. Аквамарин… нет, аметист. Хотя бриллианты тоже бывают фиолетовыми. И даже чёрными. Я хочу убиться, я тоже хочу не дышать. Твои брови изогнуты в каком-то невысказанном вопросе. Это единственное, что можно назвать условно живым на твоём лице: ими ты разговариваешь с нами, пренебрежительно поднимая, сдвигая или кривя. Я обнимаю бумажного тебя, размазывая слёзы по стене. Как фотограф не сдох задолго до того, как щёлкнул тебя на первом снимке для этой фотосессии? Железные яйца напрокат у кого-то взял? Как я ему завидую. Как я завидую всем, с кем ты когда-либо говорил — и не важно, посредством взглядов, бровей или голоса, но последним я завидую особенно. Как же я завидую тому бойцу отряда с дурацкими эльфийскими ушами, от одного воспоминания кажется, будто в груди бурлят вопли, и боль, и миллион отчаянных вопросов, и самый главный из них: за что? Почему ты меня так истязаешь? Умудряешься мучить собой, находясь хрен знает где и плюя на моё существование. Зачем я наслушался Ксавьера и, поддетый им, подошёл к тебе, приблизившись во второй раз? Блядь, как же я раскаиваюсь, что не сдох тогда в лифте — до того, как ты нашёл меня и принёс в серверную. Лучше бы ты напугал меня тогда до смерти, а не до дурацкого обморока.
— Молодой сэр Санктери, вас в приёмной ожидает некий родственник. Представился как Сент-Мэвори.
Наверное, дворецкий стучался. Битый час, а то и больше. Но как бы я услышал, весь в соплях и сопливых мыслях, задохнувшись в рыданиях? Деликатный британский лис отвёл взгляд в потолок. Надо идти. То есть умыться ледяной водой, прикрыть опухшие глаза чёлкой и поискать какую-нибудь одежду в соседних комнатах. Стащу у ботаника своего джинсы. Но трусы его не хочу, фу, без трусов пойду, будто кто-то заметит вообще.
*
— У нас опять defcon 3¹. Сай переступил черту.
Карбоновое солнце хмурится, пока я с наслаждением курю. Верно, не прошло и суток, как я заметал следы за Электрой и насильно вытаскивал Гота из полупьяного дурмана. Но он раздобыл ещё дурмана и утонул в передозе. Энджи жёстко давит на меня возмущением и яростью, я должен ощущать вину — это моя промашка, дыра в отлаженной машине контроля. Ксавьер молчит, не давит, но давится видением моих выцарапанных глаз. Кажется, он хотел бы их съесть. Он бледен и парадоксально соблазнителен, привидение в розовой дизайнерской рубашке и серых кожаных брюках. Всегда любил его манеру одеваться вызывающе, но не быть похожим на томного гея или экзальтированную девушку. Разрешил ему намотать меня рваной чёрной шалью на свою шею последней модной деталью гардероба и в таком виде транспортирую к пострадавшему. Будет весело и жарко, даже ад вспотеет.
— Пожалуйста, не кипятись и не надейся на мою так называемо демоническую силу. Я никому не собирался задавать трёпку, — ответил я бешеным мыслям Кси, разреживаясь из компактной человеческой фигуры в непрозрачные занавеси тьмы. — Сайфер — слишком ценный боец. Пусть обиженный сам накажет обидчика. Это высшая сатисфакция, которую я могу ему подарить. Я всегда советуюсь с универсальным оракулом, я уверен, я ручаюсь головой, что так будет лучше. Мы уже обсуждали мои методы, когда Мори склеил твоему брату руку…