Вернувшись в кабинет, Леонид Леонидович Троевидов вызвал к себе журналистку кремлевского пула Лану Сергеевну Порфирьеву. Усадил в кресло, милостиво, улыбаясь, оглядел ее красивое молодое лицо с тонкой переносицей и серыми глазами, высокую шею с ниткой жемчуга, вырез темно-изумрудного платья, из которого чуть выглядывали незагорелые груди.

– Лана Сергеевна, вы знаете, я выделяю ваши публикации, которые появляются после моих поездок по стране. Вы прекрасно передали атмосферу, которая царила на встрече с коллективом Челябинского трубопрокатного завода. «Музыка русских сфер» – так вы описали грохот, скрежет и вой громадного цеха. «Балет машин» – так вы увидел движение множества механизмов, которые гонят раскаленный лист и гнут из него громадную трубу. Это прекрасно.

– Спасибо, Леонид Леонидович. Благодаря вам, я узнала страну, познакомилась со многими интересными людьми, – Лана ответила улыбкой, которая показалась Леониду Леонидовичу слишком лучистой и не позволяла угадать, о чем была мысль, промелькнувшая на ее лице.

– Я вызвал вас, Лана Сергеевна, не для того, чтобы пригласить в очередную поездку. Хотя эта поездка будет в Саров, где разрабатываются новые виды ядерных боеприпасов, работает цвет нашей науки. Моя цель в другом.

– Очень хочу быть вам полезной, Леонид Леонидович.

– Вы уже знаете, что моим приказом назначен вице-президент. Это сделано для укрепления нашей политической системы. Придает ей дополнительную степень защиты, если под Президентом вдруг закачается кресло.

– Мне кажется, ваше кресло прочно, как никогда, Леонид Леонидович – улыбка Ланы была все так же ослепительна.

Леонид Леонидович подумал, что с этой улыбкой хорошо рекламировать любой товар, даже такой сомнительный, как новоявленный вице-президент.

– Вице-президент Александр Трофимович Верхотурцев, военный, герой, получил контузию в Сирии, абсолютно неопытный в политике. Поработайте у него пресс-секретарем. Введите его в политику. Познакомьте с политическим процедурами, с влиятельными людьми.

– Вы отправляете меня в ссылку, Леонид Леонидович? – огорчение Ланы было мнимым, это почувствовал Леонид Леонидович. Это его позабавило.

– Не все ж вам, Лана Сергеевна, описывать аплодисменты, которыми встречают Президента. Перед вами откроются новые горизонты, быть может, путь в большую политику.

– Что же я должна делать?

– Быть поводырем, чтобы вице-президент не упал в яму. Водить его среди рытвин и ухабов, знакомить с элитой. Присматривать, чтобы его не обманули, ни вовлекли в какую-нибудь сомнительную историю. Тотчас появятся охотники соблазнить, очаровать его, настроить против Президента. Вы должны деликатно предупреждать его и, если возникнут сложности, обращаться ко мне. Я приду на помощь.

– Сумею ли я? С этим лучше справится Антон Ярославович Светлов, или, как его у нас называют, Светоч. Он тонко чувствует заговоры и вовремя их предотвращает.

– У него свой диапазон, – сухо ответил Леонид Леонидович. – Вам же, Лана Сергеевна, надлежит приступить к работе. Я вас больше не задерживаю, – приказал Леонид Леонидович, глядя вслед уходящей Лане, на ее стройные ноги и высокие каблуки.

Лана Порфирьева родилась в Петербурге. Из окна ее дома был виден ампирный собор, окруженный оградой из трофейных турецких пушек. Этот собор заглядывал в ее детскую кровать, смотрел своими темными, недвижными глазами. Собор смотрел на нее, когда она за старинным письменным столом готовила уроки, старательно выводила в тетради буквы. Он смотрел из тумана, из солнечной лазури, из серого ливня, из мягкого снегопада. Собор смотрел, когда умирала бабушка и в бреду, бормотала стихи из «Медного всадника», потом лежала на столе, где Лана когда-то вписывала буквы в тетрадке.

Когда Лана в Университете изучала русскую литературу, ей казалось, что русские художники, воспевающие Петербург, писали о ней. О ней было пушкинское: «Сиянье шапок этих медных, насквозь простреленных в бою». О ней был гоголевский «Невский проспект», на который она выходила с Литейного и шла в шелестящей толпе, пока не блеснет впереди игла Адмиралтейства. Это ее водил Достоевский по каменным лабиринтам своих романов. Ей посвящал плачущий стих Мандельштам: «Я приехал в мой город, знакомый до слез». О ней в час расставания писал Блок: «С белой площади Сената тихо кланяюсь ему». О ней Гумилев восклицал: «И за мостом летит на меня всадника длань в железной перчатке». А изысканный Агнивцев вопрошал: «Скажите мне, что может быть приятней дамы петербургской».

В Петербурге у нее случился первый роман. На третьем курсе она влюбилась в преподавателя, читавшего курс русской истории. С ним она пережила страшную и прекрасную ночь, когда пригласила обожаемого человека к себе домой, и собор смотрел, как она, босая, в слезах, идет в ванную, и ее провожают мужские глаза.

Преподаватель, столь блестяще излагавший потаенный русские смыслы: «Учение о Русской мечте», «Пасхальный смысл русской истории», «Явление Русского чуда», «Россия – ковчег спасения», после всех этих восхитительных откровений, после чудесной ночи с туманным собором, преподаватель уехал в Америку и там навсегда исчез.

Было краткое несчастливое замужество. Муж, молодой джазист, проводил ночи в клубах, ездил по гастролям, нюхал возбуждающие порошки, стараясь приучить к ним Лану. Наконец, погиб в пьяной драке в ночном клубе от ножа дагестанца.

Лана уехала в Москву, как уезжают в ссылку.

В Москве к ней пришел журналистский успех. Ей удавалось ярко, едко и весело писать о светских вечеринках, о политических конгрессах, о празднествах с участием Президента. Ее пригласили в «президентский пул». И начались ее стремительные перемещения по стране вслед за Президентом, который не уставал являться народу в самых разнообразных ролях.

Лана писала о Президенте, когда тот спускал на воду атомную подводную лодку. Писала, когда Президент на дельтаплане поднимал из болота стерхов. Сопровождала его на триумфальные парады в Севастополь. Освещала его обращения к Федеральному собранию в Георгиевском зале Кремля.

В этих поездках, среди фуршетов и пресс-конференций, у нее случались легкомысленные романы, после которых оставалось разочарование и тоска. Лана не понимала, что будет в ее жизни дальше, сохранится ли это суетное, пестрое существование на всю остальную жизнь.

Именно в этот смутный период ее жизни Лану пригласил к себе Президент.

Подполковник Александр Трофимович Верхотурцев, он же вице-президент России, стал привыкать к тому, что его душа, как река, разделяется на два рукава, и каждый течет отдельно, изредка сливаясь под сердцем.

Александр Трофимович был утвержден в новой должности президентским указом. Получил великолепную трехкомнатную квартиру у Патриарших прудов, дачу недалеко от Нахабино, резиденцию на Ильинке, так близко от Кремля, что слышался бой курантов.

У Александра Трофимовича появилась охрана, «Мерседес», домработница, небольшой штат сотрудников. Все это не соответствовало его высокой должности. Да и сама должность находилась в зачаточном состоянии. Сегодня есть, а завтра нет.

Александр Трофимович появился в рабочем кабинете, не зная, чем себя занять. Рассеянно перебирал приглашения на кинофестиваль, оперную премьеру, юбилей библиотеки, праздник пенсионного фонда.

В дверь постучали. Появилась молодая женщина в темно-красном платье, на высоких каблуках, с такой открытой яркой улыбкой, точно хотела сказать: «Смотрите, как я хороша. Какое свежее у меня лицо, тонкая переносица, розовые губы, пушистые светлые брови и серые глаза, в которые вы можете смотреть и находить только искренность и обаяние». Таково было первое впечатление от вошедшей женщины. Улыбка ее показалась Александру Трофимовичу слишком «журнальной». С такой улыбкой в глянцевых журналах красивые стюардессы приглашают пользоваться услугами Аэрофлота. Прелестные продавщицы ювелирных магазинов показывают на запястье золотой браслет.