Боль парализовала тело, и у Гермионы не оказалось больше сил кричать, молить о помощи. Стиснутые зубы, казалось, раскрошатся от напряжения и разрежут язык. Мысленно гриффиндорка винила себя, что всё это происходит так рано, она хотела, чтобы кто-нибудь её спас.

Но.

Её спасение означает, что у Яксли всё ещё будет шанс использовать Гермиону с целью оживить Тёмного Лорда. Снова.

И она надеется лишь на то, что Гарри и Рон смогут спасти её родителей. Они будут ни к чему Яксли, если Гермиона умрёт. А она сейчас именно это и делает. Умирает.

Грейнджер, почти проваливающаяся в темноту, услышала, как открылась тяжёлая дверь; затем ей показалось, что в помещение прорвался знакомый запах сигарет.

Она почувствовала, как холодные руки приподняли её голову, заставляя немного поменять угол обзора – напротив оказались злые металлические глаза.

– Скажи мне, ты совсем идиотка? – яростно прошипел слизеринец. Он отпустил одну руку и потянулся ею в карман брюк, выискивая свою волшебную палочку.

Слизеринец схватил её, и, проронив ещё несколько беззвучных ругательств, направил жезл на Гермиону.

– Вулнера санентур, – прошептал Драко и провёл палочкой над порезом гриффиндорки, – вулнера санентур, – раны переставали пульсировать с поразительной для Гермионы быстротой. Агония боли в таком же темпе начала отпускать тело девушки, и она почувствовала, что может вдохнуть полной грудью.

Приход телесного покоя не означал возвращение ясности ума. Грейнджер показалось, что она там. Лежит на дорогом, холодном мраморной полу и смотрит на лакированные чёрные ботинки – медленно, через силу поднимает взгляд и видит сгорбившегося Драко Малфоя в его чёрном, дорогом костюме. Он не поднимает глаза и сжимает свою волшебную палочку рукой, которую в ту же секунду накрывает ладонь Нарциссы и отводит её за спину, не давая Гермионе больше возможности смотреть на неё.

Грейнджер возвращается в реальность, когда уже ладони Малфоя накрывают её руки, вцепившиеся в его рубашку. В этот раз он её спас.

Прошло пару минут с момента появления слизеринца, и сейчас она чувствует, как её тело отрывается от холодной плитки, как будто взлетая вверх. Драко поднял девушку, стараясь сделать это безболезненно. Гермионе даже кажется, что он гладил её по спине.

– Малфой … – пропищала девушка, поворачивая голову в сторону парня. Её лицо выглядело безжизненным, словно она только что очнулась после наркоза.

– Ты, блять, полная идиотка, – лишь ответил парень, выходя из общей уборной с раненной Гермионой на руках.

***

Он не знал, куда ему лучше направиться – заявиться в гриффиндорскую башню с Гермионой Грейнджер на руках казалась Драко не лучшей идеей, а нести её в подземелья было еще глупее. Ни один гриффиндорец не переступил порога гостиной Слизерина, и вряд ли это когда-либо случится. Если принести её в Больничное крыло – появятся вопросы, и тогда их план точно полетит в тартарары. Хотя, Гермиона и так его чуть не разрушила, когда решила, что она имеет права лишить себя жизни. Идиотка.

Немного поразмыслив, Драко направился в кабинет Зельеварения. Точно. Нужна настойка бадьяна.

Прошло минут десять, когда парень опустил девушку, придерживая её за талию, чтобы она не упала. Драко вытащил из кармана брюк палочку Гермионы, направляя её на замок двери в кабинет Зельеварения.

– Алохомора, – прошептал слизеринец.

Замок щёлкнул, и дверь поддалась лёгкому касанию Малфоя, освобождая путь в кабинет. Драко провёл Гермиону к одинокой скамье, стоящей около высокого окна, и уложил на неё девушку – растрёпанную, заплаканную и содрогающуюся от холода. Из-за потери приличного количества крови её кожа стала на несколько тонов светлее, и сейчас она была больше похожа на живой труп. Малфой сразу направился к шкафу, стоящему позади учительского стола.

– Акцио бадьян, – проговорил парень, после чего из глубины полки слевитировала настойка.

Трясущимися руками, – Гермиона не смогла понять почему, – Малфой расстегнул её мокрую рубашку и, раскрутив крышку на пузырьке, начал капать бадьяном на глубокие порезы.

Боль накатила с новой силой, и гриффиндорка попыталась вскочить с места, лишь бы эти мучения скорее прекратились. Слизеринец схватил девушку за плечо, впечатывая её в скамью. Его лицо было сосредоточено, и капли пота на его лбу выдавали напряжение и беспокойство; глаза лихорадочно бегали по ранам, которые от соприкосновения с жидкостью затягивались, а тонкие линии шрамов начали растворяться. Не осталось даже намёка на попытку убить себя.

Драко тяжело выдохнул, отстраняясь от тела Гермионы; он прикрыл глаза, стараясь восстановить сбившееся дыхание. Руки, висящие над порезами девушки, громко рухнули на её живот. А она… Она лежала на скамье, благодаря и проклиная Малфоя одновременно.

Он спас ей жизнь.

Он дал Яксли надежду на оживление Волдеморта.

– И за что тебя называют умной, – проговорил Драко, всё ещё сидя на коленях перед лавочкой, – если ты хотела себя убить с помощью мучительного заклинания? Захотела пострадать напоследок?

– Я не хотела, чтобы ты меня спасал, – проигнорировала его вопрос Гермиона, ведь она никогда не признается, что струсила. Струсила убить себя Непростительным. И, к тому же, в ней не хранилось столько ненависти, чтобы из её волшебной палочки вырвалась зелёная вспышка.

– Знаешь, – Драко запрокинул голову, вдавливая окровавленными кулаками себе в глаза, – за такое обычно говорят «спасибо».

Девушка упёрлась локтями об лавочку, стараясь подняться, чтобы Малфой накололся на её рассерженный взгляд и сказала:

– Я всё равно умру. И лучше бы ты позволил этому произойти сейчас.

Хриплая речь гриффиндорки эхом разнеслась по кабинету, от чего Драко резко опустил голову, даря Гермионе пустой и уставший взгляд.

– Ты несёшь полную херню, знаешь это? – спросил Драко, а затем аккуратно начал застёгивать рубашку Грейнджер.

– Это не…– начала Гермиона, но затаила дыхание, переводя взгляд на свой живот, по которому скользили чужие ладони, – херня. – щёки девушки предательски загорелись.

– Почему ты так решила? – непонимающе спросил Малфой, поднимаясь выше и оказываясь у груди девушки.

Чёрт. Сердце гриффиндорки забилось быстрее и она надеялась, что Драко не почувствует как по её телу бегали мурашки от его прикосновений.

– Потому что во мне сидит тьма, которая может оживить Волдеморта, – ответила Грейнджер. – Так сказал мне Яксли.

Руки Малфоя упали на живот Гермионы, а его глаза, на секунду, наполнились неподдельным страхом.

– У него ничего не получится, – уверенно проговорил Драко.

– Почему ты так думаешь? Если он достанет меня живой, то у него будут все шансы.

– Потому что он не получит тебя. Ни живой, ни мёртвой, – сказал Малфой и снова повернул голову на Гермиону, разглядывая её лицо. К влажной от слёз щеке прилипла прядь волос, которая начала постепенно принимать прежний вид, закручиваясь в кудряшку. Драко провёл кончиками пальцев по щеке, отодвигая локон в сторону. – Я же обещал, что тебя никто не тронет. Уже забыла?

Его слова молниями пронзили её сознание, от чего Гермиона почувствовала незнакомое тепло где-то внутри себя. Она медленно поднялась, опуская ноги на пол и принимая сидящее положение. Неприятное покалывание в области груди казалось не таким болезненным, как раньше.

– Ты не сможешь меня постоянно спасать, – шёпотом произнесла гриффиндорка, немного наклоняясь к Драко. Расстояние между их лицами постепенно сокращалось, и Гермионе в нос ударил запах мяты и зелёных яблок.

– А я и не собирался, – сказал Малфой, слегка наклонив голову. Грейнджер осознала, что его белые пряди отливались платиной. Высокопрочной сталью.

Всё естество девушки сжалось, когда холодные руки обрамили её пылающее лицо. Она отвела взгляд, буквально на секунду, и, не найдя ничего, на чём можно было бы сфокусироваться, снова посмотрела в глаза слизеринцу. Его это, кажется, насмешило, потому что его тонкие губы расплылись в широкой улыбке.