Их прежнее мышление честного и преданного советскому режиму и коммунистическим идеалам гражданина в корне изменилось за эти последние дни. В другом мире этому мышлению не было места, хотя именно этот другой мир и установил такой режим, склонив человечество на половине земного шара именно к такому мышлению.
И все же нежданный, незапланированный фактор не заставил долго себя ждать, безо всякого предупреждения и спроса ворвавшись в размеренную жизнь исследователей.
Заканчивался третий день пребывания ребят на этом месте, и мрак ночи уже начинал вступать в свои права. Как и в предыдущие дни, ученые по негласной устоявшейся традиции собрались на вечерний ужин у костра под открытым небом. Продуманное устройство инвентаря позволяло им разводить довольно щедрый костер каждый раз, когда начинало смеркаться. Делать это для поддержания походного уюта было особенно необходимо, потому что темнело в этих краях очень быстро. К счастью, им не приходилось даже покидать лагерь для того, чтобы искать дрова в соседнем лесу, потому как топливного материала было привезено с избытком.
Когда ужин уже подходил к концу, Ярослав заметил вдали темный силуэт, двигающийся к ним со стороны Чумикана.
– Посмотрите! – воскликнул он.
Теперь уже все ученые увидели фигуру человека в ночи. Он был на лыжах, и ехал прямо по направлению к ним. Во всех инструкциях ребят заверяли, что никто из местных жителей не приблизится к лагерю, пока они живут здесь, это было просто невозможно.
Человек приближался очень быстро. Движения его были дергаными, непоследовательными, казалось, что руки и ноги его сводили страшные судороги. Ни один из ребят до этого не видел человека настолько взволнованного. Очень скоро всем им открылось лицо лыжника, искаженное горем и безысходной великой печалью. Это был эвенк, судя по внешности, лет сорока примерно. Но выглядел он явно старше своих лет. Приблизившись, он упал на колени прямо на снежный сугроб, не снимая с ног лыжи. Глаза его, преисполненные беды, внимательно смотрели то на одного, то на другого ученого. Это был взгляд истинного эвенка, стойкого и благородного, которого внезапно настигла судьба со своей беспощадностью. Он не мог закричать, не позволяла природная выдержка и гордость. Но взгляд его говорил о многом. Просто так, без веской причины, не станет такой человек в безутешном припадке падать ниц.
Секунду спустя, вполголоса, мужчина кратко и резко, напрягая все мускулы на своем лице, измученном страданием, бросил:
– Врача! Лекарства! Здесь есть врач? Должен быть! Хоть один!
– Я за врача, – тут же ответила Анна, слегка выйдя вперед, – пожалуйста, успокойтесь, расскажите вкратце, что произошло, пока я проверю аптечку, это на полминуты.
– Мой сын, мой сын умирает! Скорая приезжала днем… Они не смогли поставить диагноз, сказали, что я зря волнуюсь, что это обычная простуда. В больницу не взяли… Но это не обычная простуда, я говорил им, я говорил, а они уехали! У него лихорадка. Три года ему. Пожалуйста!..
Ким в мгновение ока вынес из палатки две пары лыж. Аптечку и проверять не требовалось, все необходимые медикаменты в самом совершенном своем виде хранились в куртке каждого из ученых.
– Анна, я поеду с вами, вдвоем будет лучше, вам может потребоваться помощь, – обратился он к девушке.
– Благодарю вас, – отрывисто ответила она ему. – Мы готовы, ведите нас.
С этими словами мужчина уже направился к селу и, обернувшись, воскликнул:
– Поезжайте скорее за мной, у меня крайний дом.
Полкилометра преодолели очень быстро, ночь была светлой, луна – еще совсем слабой, растущей, но светила довольно ярко. Дом и правда стоял на окраине села, даже вход в него был в стороне от улицы. Когда все скинули лыжи, Ким быстро сказал мужчине:
– Пожалуйста, прежде чем мы зайдем в дом, зайдите вы и выключите свет во всех комнатах, будто вы легли спать, это очень важно, поскорее.
– Хорошо, – ответил эвенк, ринувшись в дом.
Ким поскорее подобрал три пары лыж и поставил в уже темную веранду.
Мужчина выглянул из дома:
– Скорее за мной.
Все втроем прошли в залитую лунным светом спальню, обрамленную ковром с эвенкийскими узорами. Крупная кладка бревенчатого дома проглядывала в комнате. На маленькой детской кроватке, освещенной лучше всего, лежал ребенок под лунными лучами. Он лежал недвижно, замерев, точно ангел.
Подойдя к нему ближе, девушка сдержанно и глубоко выдохнула, ничего не сказав.
– Мой Гарпанча умер, – тихо, опустившись на стул, промолвил папа мальчика. – Уже умер… Не говорите мне, я вижу. Его дал мне солнечный луч, и я назвал его Гарпанча – луч солнца. Лунный луч забрал его у меня.
– Ким, отведите его пожалуйста на кухню и останьтесь с ним, через пару минут я выйду к вам.
Ким, взявшись за стул, осторожно обратился к мужчине:
– Пожалуйста, пойдемте, верьте мне, так нужно. Нам нужно идти.
Тот медленно встал и, повернувшись, не говоря ничего, направился с Кимом к двери.
Убедившись, что дверь за ними закрылась, девушка не спеша задернула ту половину шторы на окне, которая закрывала ее саму, оставив открытой ту половину окна, через которую свет падал на мальчика.
Затем она достала из куртки компактный по размером металлический футляр с покоившимся в нём шприцем необычной формы. Шприц этот был похож на перьевую ручку, на основание его были нанесены символы неизвестного происхождения. Его острие Аня поднесла к уже холодной ладошке малыша, а затем сразу убрала инструмент обратно в куртку, на секунду отведя от мальчика взгляд. Когда же она вновь обратила на него взор, одеялко малыша пришло в движение – он уже дышал.
Девушка мягко улыбнулась и осторожно задернула вторую половинку шторы. Тихонько отворив дверь на кухню, шторы в которой были уже задернуты Кимом, она негромко радостно сказала:
– Папа, давайте пройдем в комнатку к Гарпанча? Его ведь так зовут, его имя не склоняется?
Мужчина, подняв глаза, в замешательстве кивнул, не зная, радоваться ли ему такому выражению лица этой девушки.
Когда все трое вошли в комнату, мальчик, мягко потянувшись, проснулся со словами:
– Папа, папа! Как хорошо, что ты здесь! Мне приснился такой хороший сон! Мне солнечный всадник приснился! Он подарил мне лошадку!
Папа мальчика никогда не радовался так сильно, как в этот миг. Подбежав к Гарпанча, он обнял его так сильно, что, казалось, ни один могучий ветер не был в силах разомкнуть это объятие.
– Сыночка, малыш, как хорошо, что ты есть, – повторял отец.
Малыш так же сильно и радостно заключил его в объятья:
– Папа, а у нас ведь все хорошо? У нас сегодня гости?
– Да! Да, сынок, это очень хорошие девочка и мальчик, они наши гости, самые важные и желанные наши гости на всем свете. Расскажи мне, Гарпанча, ты ведь хорошо чувствуешь себя? У тебя не болит в грудочке? Не хочется кашлять?
– Совсем нет! – радостно ответил малыш, – а я и не помню, что было сегодня. Кажется, я немножко простыл, но сейчас мне так хорошо!
– Гарпанча, миленький мой, самый главный Гарпанча! Ты хочешь баиньки? Баиньки хочешь?
– Очень хочу! Папа, а наши гости не обидятся, если я усну?
– Нет, ну конечно, они не обидятся, – ответил отец. – Не переживай, мой сыночек, засыпай сладко-сладко! Я буду здесь, с тобой рядышком!
– Спокойной ночи, папа! Вдруг мне опять приснится солнышко и всадник! И вам спокойной ночи! – радостно посмотрел малыш на Аню и Кима. А затем еще раз завороженными от счастья глазками взглянул на девушку:
– Вы солнечная принцесса!
– Спасибо, родненький! Самой спокойной ночи! – ответила малышу Аня.
Гарпанча сразу сладко заснул после сказанных девушкой слов. Папа мальчика, поднявшись, обернулся к молодым ученым с глазами, исполненными счастья и благодарности. Теперь они оба стали для этого человека главными людьми в его жизни. Ведь они смогли вернуть ему то, что всего дороже.
Ким, добро и мягко улыбаясь, показал мужчине на соседнюю комнату, кухню, ту самую, где до этого они сидели, предлагая войти туда. Когда все трое покинули спальню, юноша сказал:
