Внешняя политика тогда сильно привлекала Виктора Гюго. Но до поры он мог лишь обсуждать её в кругу семьи и друзей. Однако одно примечательное знакомство помогло ему подняться по общественной и политической лестнице. В середине 1830-х годов Гюго познакомился с наследником престола, старшим сыном короля Фердинандом Филиппом, носившим титул герцога Орлеанского. Тот был куда популярнее своего отца, считался либералом, и прогрессивные круги возлагали на него немалые надежды. Поэта в 1837 году пригласили на свадьбу наследника, женившегося на Елене Луизе Елизавете Мекленбург-Шверинской. В том же году Гюго удостоили ордена Почётного легиона.
В 1837-м произошло и нерадостное событие — умер брат Эжен, давно находившийся в психиатрической лечебнице. После его смерти Виктор унаследовал титул виконта, таким образом, отныне они с женой могли с полным основанием считать себя аристократами.
Отражением противоречивости жизни Гюго в середине 1830-х годов стал новый сборник «Внутренние голоса», появившийся в 1837 году и посвящённый его отцу, «не упомянутому на Триумфальной арке». Любовная лирика уступает размышлениям о судьбах человечества, о Боге и смысле жизни (вместо Петрарки появляется Данте — «После чтения Данте»), и возникает образ Олимпио — лирического двойника Гюго, к которому он обращается с грустными признаниями в стихотворении «К Олимпио», ставшем ключевым в сборнике. Он же замаскированно фигурирует в названии другого стихотворения сборника — «К Ол...».
Результатом дружбы с герцогом Орлеанским стало основание театра «Ренессанс» в 1838 году. Его учредителями выступили Виктор Гюго и Александр Дюма, заинтересованные в «своём» театре, где бы ставились романтические пьесы. Герцог обеспечил необходимый административный ресурс, поспособствовав получению разрешения от правительства. Директором «Ренессанса», расположившегося в так называемом зале Вантадур, назначили Антенора Жоли, директора газет «Монитор дю суар» и «Вер-Вер», известного своей деловой хваткой.
«Ренессанс» открылся пьесой Виктора Гюго «Рюи Блаз», ставшей его лучшим детищем на театральном поприще. В ней Гюго вернулся к александрийскому стиху и создал шедевр не просто романтической драмы, но и классическое произведение французского репертуара, став в один ряд с Мольером, Корнелем и Расином. Символично, что новое, после «Эрнани», обращение к «родной» испанской тематике привело поэта к творческому взлёту, придало ему свежесть и энергию.
Но если действие «Эрнани» разворачивалось в начале XVI века, когда Испания уверенно шла к мировому господству, то в «Рюи Блазе» — в самом конце XVII, во время правления самого слабого и неспособного из испанских королей — Карла II. Перед нами предстаёт страна, находящаяся в глубоком упадке, терзаемая придворными интригами. С детства болезненный в результате кровосмесительного вырождения Бурбонов, женившихся из поколения в поколение на ближайших родственницах, Карл II был не способен ни к управлению страной, ни к нормальной супружеской жизни. Его вторая жена Мария Анна Пфальц-Нейбургская, не имевшая в результате детей, была глубоко несчастной женщиной, отвергаемой мадридским двором как «немка», чуждая обычаям страны.
Впрочем, королева из «Рюи Блаза» не имеет ничего общего со своим прототипом. Гюго она понадобилась для создания главной коллизии пьесы — лакей Рюи Блаз влюбился в жену короля. Дон Саллюстий де Базан, впавший в немилость королевы, решает ей отомстить и представляет при дворе своего слугу Рюи Блаза в качестве своего знатного родственника Сезара де Базана. Последний становится фаворитом королевы и первым министром, проводит важные реформы, но Саллюстий де Базан угрожает разоблачением, Рюи Блаз убивает его и себя, монархиня признаётся ему, умирающему, в любви. Сюжет типичный для Гюго и выглядит в пересказе пошловатой мелодрамой. Но основное достоинство «Рюи Блаза» лежит в красоте стиха и насыщенности действия. Монолог главного героя перед высшими испанскими грандами, в котором он обличает их в эгоизме и забвении интересов страны, считается в своём роде шедевром.
«Рюи Блаз» — самая «шиллеровская» из пьес Гюго, сочетая высокий пафос с мечтами о правильном устройстве общества и показывая попытку претворить их в жизнь. В ней есть что-то от «Дона Карлоса», также созданного на испанском материале, начиная от трагической влюблённости в королеву.
Пьесу до сих пор регулярно ставят во Франции, но, как ни странно, «Рюи Блазу» не повезло с оперными интерпретациями. Сюжет не заинтересовал ни одного из великих композиторов. В музыке пьеса дала жизнь лишь одному удачному произведению — увертюре «Рюи Блаз» Феликса Мендельсона, написанной в 1839 году для любительской постановки в Лейпциге, хотя сам композитор к Гюго относился отрицательно. Можно сказать, что «Рюи Блаз» — слишком французская пьеса, достоинство которой лежит в её языке. Лучшей королевой Испании в «Рюи Блазе» считается Сара Бернар, эта роль стала одной из наиболее ярких в её артистической карьере и за которую сам Виктор Гюго назвал её «золотым голосом».
Было снято и несколько фильмов, но подлинную славу «Рюи Блазу» обеспечила переделка пьесы Адольфом д’Эннери и Филиппом Дюмануаром в 1844 году под названием «Дон Сезар де Базан». Точнее, это своего рода продолжение, соавторы взяли одного из персонажей Гюго и придумали для него дальнейшие приключения, написав в итоге бойкий водевиль. «Дон Сезар де Базан», в свою очередь, лёг в основу фильмов и опер (в том числе Жюля Массне). В России он известен музыкой Георгия Свиридова к спектаклю 1948 года по этой пьесе. Один из номеров, песня «Маритана» в исполнении Муслима Магомаева — одна из визитных карточек певца. В 1957 и 1989 годах «Дон Сезар де Базан» был экранизирован в СССР.
Из всей лирики 1830-х годов сборник «Лучи и тени» (1840) — самый глубокий. Гюго за это время прошёл немалую эволюцию. Если «Осенние листья» стали первым шагом на поприще «серьёзной», зрелой поэзии, то «Лучи и тени» явились квинтэссенцией поэзии Гюго, известной читателям вплоть до его эмиграции. Затем до 1853 года его новых стихов не появлялось.
Самые известные стихотворения сборника — «Грусть Олимпио» и «Осеаnо nох» (название взято из «Энеиды» Вергилия). Первое — печальные рефлексии лирического двойника о быстротекущем времени, второе — такие же невесёлые размышления поэта на морском берегу, обращённые к морякам, к тем, кто не вернулся домой.
Морская тема впервые столь отчётливо проявилась у Гюго именно в «Лучах и тенях». Начав в 1830-х годах выезжать с Жюльеттой Друэ на побережье, поэт был заворожён морской стихией, одновременным олицетворением и бесконечности, и беспредельной природной силы. Это очарование морем породило бесчисленные стихотворения. В известном смысле Гюго был поэтом-маринистом, подобно тому как его современник Айвазовский — художником-маринистом. Но если у Айвазовского это было единственным направлением творчества, то для Гюго маринистика стала лишь одной из сторон самовыражения, причём она преобладала в его рисунках, ныне столь знаменитых. Волны, завывания ветра — картина вроде бы однообразная, но для Гюго она служила неиссякаемым источником вдохновения. Тогда, в 1830-е годы, он словно предвидел свою судьбу — прожить на маленьких островках под шум океана почти 20 лет.
Одновременно с «Осеаnо noх», в 1836 году, во время пребывания в пикардийском селении Сен-Валери-сюр-Сомм было написано стихотворение «Слушая ночью невидимое море», которое появилось во «Внутренних голосах». По виртуозности оно словно перекликалось с «Джиннами».
От сборника к сборнику Гюго становился всё более философски настроенным — с одной стороны, он сильнее погружался в самопознание, с другой — в осмысление мира и Бога. В «Лучах и тенях» имелись и мрачная экзотика, предвосхищающая «Легенду веков» («Подземелья Индии»), и «гражданские» стихи («Назначение поэта»), подготавливающие появление более развёрнутых произведений на ту же тему в сборнике «Созерцания».
Случись так, что, если Гюго ушёл бы из жизни в 1840 году, в возрасте Пушкина, он всё равно навсегда остался бы во французской поэзии как один из величайших её представителей. Но самого главного как поэт он ещё не сказал, и его последующее длительное молчание было не случайным. Гюго не хотел размениваться, он сосредоточивался.
