Полупрозрачный эльф тонко и пронзительно завизжал. На его горле раскрылся провал, откуда не вытекло ни капли жидкости — будто бы Дроггов стилет распорол кусок сильно натянутой ткани. Однако дух даже не подумал таять и исчезать. Не веря в собственную неудачу, орк отшатнулся и сразу же поплатился за мимолетное замешательство. Серое острие зацепило его живот, без всякого сопротивления пройдя сквозь толстую куртку. Охотника обожгло ледяным холодом, точно на лютом морозе в него плеснули водой, коя тут же застыла прямо на теле.

Искушенный в схватках орк согнулся, делая вид, что повреждение куда тяжелее, нежели есть на самом деле, фантом занес клинок, дабы добить ослабевшего супротивника, но дошлый охотник опередил его. Резко выпрямившись, Дрогг полоснул кинжалом по туманной физиономии. Призрак сызнова взвыл, лицо его теперича наискось рассекал широкий порез. Но растворяться дух, похоже, не собирался. Быстро придя в себя, бестелесный эльф опять бросился на орка.

На этот раз Дрогг попытался достать дымчатого воина тесаком, за что тотчас оказался покаран. Не заклятая сталь прошла сквозь призрака без всяких последствий, а сизый меч фантома зацепил правое плечо раскрывшегося в выпаде орка. Вниз по руке потекло леденящее оцепенение. Болдырь ощутил, как от задетого призрачным оружием живота жгучая, точно жестокий хлад, боль простирается дальше по телу, постепенно пробираясь вглубь и сковывая внутренности. Одновременно дух почал наливаться тусклым серебристым свечением. Полные губы бестелесного ратника сложились в зловещую улыбку.

«Он высасывает из меня жизнь!» — вспыхнула в сознании жуткая мысль. В ответ на нее по телу раскатилась судорожная волна, будто призрак заявлял, что противостоять его силе невозможно.

Грудь Дрогга едва не разорвало от накатившего бешенства. Ведь нет для орка большего позора, нежели быть сраженным эльфом, пусть и находящимся в ипостаси лишенного плоти фантома. Погибшие от рук остроухих лишаются посмертия, для них закрыт путь в Чертоги Брогзара, где в пирах и охоте, не ведая печалей и горестей, проводят вечность величайшие воины и герои.

Охотник ошалело бросился на духа. Ежели ему суждено погибнуть сейчас, то он уж точно заберет собой в небытие треклятого призрака. Дымчатый клинок по самую рукоять вошел чуть ниже груди Дрогга, но орк не почувствовал боли. Зеленокожий полукровка отбросил тесак и с бешеной скоростью орудовал стилетом. Лучащийся голубым клинок обратил голову фантома в бесформенное серо-стальное облако. После охотник переключился на плечи воина. Строптивый дух соизволил раствориться, лишь, когда кинжал Дрогга, искромсав в клочья бесплотные руки, добрался до середины груди.

Призрак эльфа развеялся, будто его сдул внезапный порыв ветра. Сразу же отступил терзавший нутро орка холод. Выбившись из сил, Дрогг медленно опустился на пол.

Его привело в чувства жжение в области груди. Сморщившись, охотник засунул руку под полу куртки. В том месте, где раньше болталось на пеньковой нити око Зухара, саднило пятно обуглившейся плоти, кожи здесь более не существовало. Дрогг сорвал с шеи веревку, от заключенного в бронзовую подвеску артефакта осталась лишь горстка раскаленного пепла. К огорчению охотника почившая зеница уничтожила один из двух защитных амулетов — орк извлек из-под воротника опаленный шнур, к коему некогда крепилась ладанка щепоткой земли Темной луны. Отныне в противоборстве с колдовством охотник мог рассчитывать только на инкрустированный заговоренными аметистами медный браслет, что облегал его левое запястье.

Орк поднялся на ноги. Подобрав с пола тесак, он побрел к выходу из гробницы. На этот раз не возникло никаких причуд с пространством. Охотник почти сразу заметил ведший в следующую залу проем и тотчас настороженно сжался, ровно готовая сорваться в любой миг тетива. Прямоугольное отверстие перемигивалось бликами, точно в глубине чертога горели факелы. До орка донесся слабый гул, разобрать отдельные звуки в коем не представлялось возможным.

Крадучись, полукровка подобрался к проходу. Прильнув к притолоке, Дрогг елико возможно незаметно заглянул в помещение. К вящему разочарованию, сия попытка не способствовала прояснению обстановки. Он глядел будто сквозь толщу мутной воды. Словно бы на дне глубокого озера шевелились похожие на людей тени и висели в воздухе размытые пятна огней. Из скошенного полукруга сбоку лился серый, подобный лунному свет. Охотник тщился пересчитать плававшие по зале темные фигуры, но сбился где-то в середине третьего десятка.

Некоторое время поколебавшись, Дрогг все-таки нырнул внутрь залы. На миг его уши заложило, словно он погрузился глубоко под воду. Однако мгновение спустя на него каскадом обрушился целый сонм звуков и запахов. Он услыхал родную орочью речь, мягко переливающуюся, точно неторопливо текущий ручей. В нос ударил густой аромат жарившейся на огне туши вираха, поймать коего возможно только в предгорьях Великого хребта. Привыкшие к мраку подземелья глаза резанул свет крепившихся на неровных стенах факелов.

Орку хватило сотой доли секунды, чтобы понять, где он очутился. Дрогг ошарашено замер, сердце его захолонуло, ибо это место снилось ему каждую ночь. Пещера его родного племени в ту самую ночь, когда в нее явилась орда сарминхеймских захватчиков.

Совсем рядом его отец и мать склонились над каменной колыбелью, где с выточенным из обсидиана клинком игрался совсем крошечный орчонок — он, Дрогг-охотник. Прижавшись к родителям, снисходительно улыбались, глядя на малыша, две девочки-подростка — его единокровные сестры. Несколько минут орк завороженно таращился на открывшуюся картину. Вывел его из забытья какой-то юнец. Отрок предупредительно окликнул взрослых, тыча пальцем в незнамо откуда объявившегося в их обители незнакомца. Впрочем, озадачиться по сему поводу орки попросту не успели, ибо в тот самый миг вечерний сумрак разорвал яростный зык сотен луженых глоток. В пещере тотчас воцарился ор и гвалт. Соплеменники Дрогга беспорядочно заметались, торопливо вооружаясь и набрасывая броню. В озаряемом бледным светом полукружье входа показались низкорослые коренастые фигуры. Многие из них носили рогатые шлемы. Дверги размахивали секирами-бродэксами и боевыми молотами. Неистово горланя, гномы ринулись в бой.

«Этого не может быть. Это всего лишь морок. Насланная гробницей иллюзия» — разум орка медленно, точно после продолжительного сна, прояснялся.

Некоторое время охотник оставался в стороне, не желая вступать в схватку. Вот его отец, сжимая копейное ратовище, кинулся в гущу разгоравшейся сечи. А вот мать наказывает дочерям схорониться в дальнем углу жилища. Дрогг отстраненно наблюдал за творящимся на его глазах.

Однако хваленые, выработанные годами практик, хладнокровие и спокойствие улетучились, когда проломившийся сквозь ряды оборонявшихся дебелый дверг кинулся прямиком к каменному желобу, откуда испуганно выглядывал крохотный орчонок. Гном занес расходящийся полумесяцами лезвий топор. Мальчуган воздел игрушечный мечик в безнадежной попытке защититься. Маленький Дрогг не визжал и не плакал, а лишь злобно шипел, готовясь встретить смерть, как подобает истому воину.

Охотник опередил карлика на долю мгновения, вогнав клинок в прятавшееся за густой бородой горло. Кровь фонтаном ударила из пронзенной шеи. Глухой рык умирающего дверга сменился жалобным стоном. Фигура гнома неожиданно исказилась. Перед Дроггом, истекая кровью, рухнула на колени дородная орчиха. Ее налитые слезами глаза смотрели на охотника без всякого укора, с искренним недоумением. Дрогг почувствовал как по щекам побежали горячие струи, плечи его поникли, а руки бессильно опустились. Он только что смертельно ранил собственную мать. Нестерпимая боль поглотила сознание, сокрушив все мысли о том, что происходящее всего лишь морок, намалеванная колдовством гравюра.

Как известно, эльфы отличаются небывалой стойкостью, их невозможно вывести из себя, заставить рыдать али яриться, они куда лучше иных рас сносят утраты, страдания и муки. Вестимо, оркам досталась от востроухих прародительниц только часть этих качеств, но и сего хватило Дроггу, дабы остаться в живых. Невзирая на вящую естественность происходящего, какая-то часть сознания орка все же не поверила собственным чувствам, сохранив убежденность в том, что творящееся вокруг — наваждение, существующая лишь в пораженном чародейством разуме череда образов. Именно эта толика рассудка и углядела блеск рванувшегося снизу острия. Внезапно прозревший Дрогг в последний миг увернулся от нацеленного в живот кинжала. Лицо его матери исказила гримаса злобы, печаль и страдание сгинули без следа. Глаза орчихи холодно блестели, а рот кривился в хищной ухмылке. Не обращая внимания на хлещущую из распоротого горла кровь, женщина поднялась и занесла клинок для новой атаки. Не в силах более лицезреть жуткую картину, Дрогг зажмурился и что есть силы ударил тесаком в область шеи принявшего облик его родительницы создания. Не рискуя взглянуть, что сталось с телом матери, орк стремглав рванулся к выходу из пещеры. По пути он сразил одного дверга и берсерка — сражавшегося полностью обнаженным сарминхеймского хускарла.