В этот раз сбой в сознании произошёл совсем рано. Дали знать оставшиеся на запястьях и ногах шрамы, о роде появления которых Регина и понятия не имела, что до чёртиков пугало. Как можно не помнить такие вещи? Это ведь ненормально. Именно сомнения и ковыряния в себе стали отправной точкой, запустившей в мозгу цепную реакцию.
Начали крошиться ментальные стены. Опять пришли сны. Сны радовали, это были единственные минуты, когда она действительно чувствовала себя счастливой. Всё остальное время Фокс снова накрывала волна безумия. Она в буквальном смысле сходила с ума. Красиво и со вкусом.
Едва одетая, если чёрный кружевной топ с шортами назывались одеждой, и под градусом. В руке бесчисленный по количеству за этот вечер бокал вина. Ноги танцевали в исступленном танце, спотыкаясь на ровном месте. Пьяная луна, светящая в окна, танцевала вместе с ней.
Нет, конечно, луна была нормальная. Пьяной была Регина. Она кружила и кружила по спальне, пиная сорванные с карниза шторы, напевая странную песню, которую прежде и не слышала. Почему на ум ей приходят такие слова? Откуда они в её голове? В другое время это бы непременно озадачило её, но не сейчас. Сейчас сознание пребывало в приятном дурмане.
Так легко и хорошо. Ничто не грызёт, ничто не царапает своими острыми ядовитыми когтями, никто не нашёптывает злобные науськивания на ухо. Тишина… Хотя бы на время. Хотя бы на несколько минут.
Метаморфия медленно, но верно нейтрализовывала напущенную ростовщиком амнезию. Именно поэтому память давала сбои. Поэтому она видела сны. Её дар был и проклятием, и наградой.
Кинжал у Регины отобрали, двери заперли на засовы, всё стеклянное из комнаты вынесли, маковый опиум вылили, так что только выпивка ей и оставалась. Как бы странно не звучало, но во время пускания крови приходила долгожданная лёгкость, словно удушающие щупальца ослабляли хватку. Словно с кровью выходило что-то ещё: грязное, гадкое.
Это была не попытка свести счёты с жизнью, нет. Это был шанс почувствовать свободу. Орлов не понимал, что лепя заплатку за заплаткой на её израненный мозг, делал лишь хуже. Внушение делало ей беззащитной. Мешало сопротивляться сидящей внутри сущности, которая чувствовала эту слабину и медленно порабощала Фокс.
Кубок с недопитым вином влетел в стену, разбрызгивая содержимое. Ярость душила. Внутри всё кипело. Ненависть. Ненависть сжирала. Хотелось расцарапать лицо Владу, вгрызться ему в шею зубами, выдрать кусок мяса, сделать больно. Так же больно, как делал больно он ей всё это время.
Когда наносишь десять слоев краски поверх друг друга, она начинает трескаться и осыпаться. Тоже самое происходило сейчас с ней. Она начинала вспоминать. Вспоминала все те разы, что Орлов внушал ей, играя с ней, как играют в кукол маленькие девочки.
Спальня содрогнулась от грохота. Снова, снова и снова. Пол застилали обломки. Всё, что могло разбиться ― от удара взрывалось на куски. Из платяного шкафа летела одежда. Изысканная, дорогая, из лучших тканей. Влад не скупился. Ненавистные наряды. Сейчас они были разорваны в клочья. Ничего ей не надо. Ничего! Тяжёлый стул на львиных ножках полетел в окно и отскочил от него подобно мячику. Чёртова защита! Разбить нельзя. Но можно всё сжечь…
Тлеющие поленья были вытащены из камина голыми руками, обжигая кожу до волдырей. Слабые угольки падали на валяющиеся под ногами тряпки. Не прошло и минуты, как спальня горела. Шторы, постельное бельё, балдахин ― всё пылало в огне. От чадящего дыма саднило горло. Глаза слезились. Кожа опалялась жаром. В ноздри ударил запах жженых волос. Только это и отрезвило заигравшегося Герострата (прим. авт. житель древнего Эфеса, сжегшего храм Артемиды).
Фокс в ужасе попятилась. Пламя подбиралось к ногам, лизало пальцы. Она закричала от боли, кидаясь к двери, но обожглась об раскалившуюся ручку. Торопливо схватила с пола ещё не съеденный пламенем пиджак, обмотала им руку, но дверь не поддавалась. Это смерть. Не иначе. Наверное, хорошо. Смерть ― это избавление. Облегчение. Больше не будет заложницей. Больше она не станет подчиняться ничьей воле…
Регина сползла вдоль двери, поджав под себя ноги. Она готова. Готова к смерти. Опора под ней дрогнула. Конец? Нет. Это всего лишь со скрипом чуть приоткрылась дверца, отчего Фокс, не удержавшись, распласталась на полу, ударившись затылком.
Регина выползла в прохладный коридор, ударом стопы захлопывая дверь и отгорождаясь от взметнувшейся стены огня. Спальня переставала существовать, тая на глазах. А она спасена. Почему? Почему замок открылся? Может, Влад заговорил его на подобный случай?
Метаморфия быстро занималась ожогами. Боль отступала. Регина поднялась на ноги, чувствуя дрожь в коленках. Тяжело выдохнула, зарываясь пальцами в волосы. Она стояла в коридоре такая нелепая: почти голая, пропахшая гарью, с единственно уцелевшим из всей одежды пиджаком, с тяжёлой головой, которая в накатывающем похмелье давила к земле и путала мысли. От кожи валил пар ― это выходила гарь. Как же хотелось свежего воздуха! Всего глоток…
Фокс кинулась вглубь длинной галереи, выскочив на террасу, которую подпирали в грубых изгибах колонны. Парапет украшали фигуры горгулий. Обычно, стоило ей приблизиться, они оживали и строго клацали каменными зубами. Предупреждение, чтобы она не думала прыгать. Но она и не думала. Знала, что бесполезно. На балконе стояла та же защита, что и по всей территории: прыгнет ― её спружинит обратно, как спружинило кресло в спальне.
Свежий ночной воздух. Как приятно. Хотелось надышаться им на жизнь вперед. Хотелось стоять тут и не уходить. Хотелось плакать. Бить руками об пол, до содранных костяшек. Хотелось упасть и лежать. И бежать. Нет, не бежать. Убить. Задушить. Покромсать на куски. Сравнять это место с землёй… Сущность внутри возвращалась. Снова пыталась завладеть её телом. Прочь, прочь…
Мелькнувшая внизу тень на время отогнала посторонние мысли. Тёмный дорожный плащ, развивающийся на ветру, появился из пустоты, скользнул по летнему саду, чудесами стихийного дара земли цветущего единственным ярким пятном в этом мрачном месте, и скрылся за углом.
Влад. Регина узнала его по походке и, подчиняясь порыву, кинулась обратно в особняк, оттуда к лестнице и на улицу. Орлов уже потерялся из виду, но она знала, где его искать. В склепе, кованые ворота которого были сейчас распахнуты настежь.
Пустое помещение, заросшее паутиной, имело лишь врезанные в стены потускневшие от времени именные таблички, за которыми хранился чей-то прах и подвальную лестницу, откуда на Фокс дыхнуло затхлостью. Лестница выводила в узкий коридор, а оттуда в круглую комнату с пятью арками. За одной угадывалось что-то металлическое. Решётки? Поборов любопытство, она выбрала ту арку, из которой тянулся мерцающий свет горящих ламп. Затаив дыхание, выглянула из угла.
Очередное круглое помещение, но это уже без дверей и окон, мечта клаустрофоба. На входе валялся сброшенный плащ. В центре начерченного круга, испещрённого рунами, значение которых Регина и не знала, на коленях сидела девушка. Заплаканная, в испачканном платье прислуги. Руки связаны, во рту кляп. Одна из служанок. Влад стоял над бедолагой с ритуальным кинжалом в руке и абсолютно непроницаемым лицом. С тем же лицом он порезал себе ладонь. На руну призыва, загогулину с витиеватыми наростами, закапала кровь.
– Прими свою оплату, тварь, ― прошипел некромант, сжав кулак.
Регина поспешно нырнула в глубокую нишу, затаив дыхание. Влад прошёл мимо, ничего не заподозрив. Его гулкие удаляющиеся шаги перекрыл дикий человеческий крик, разрывающий барабанные перепонки. Крик боли. Крик смерти. Скорчившись, Фокс заткнула уши, лишь бы не слышать его.
Не сразу, но всё стихло, однако в ушах ещё долго пульсировало. На всякий случай досчитав до десяти, она вынырнула из убежища. Вынырнула и зажала рот рукой, подавляя вскрик, который мог бы её выдать.
В центре магического круга, на месте несчастной девушки, остался лишь прах. Лёгкая светло-жёлтая дымка медленно таяла. На полу всё так же валялся плащ. Смутно понимая, что делает, Регина схватила его и поспешила вон из жуткого места.
