Мы прошли мимо Чарльза, накачивающего грудную клетку женщины, чтобы она снова дышала, и я быстро вдохнула резкий воздух. Мы с Динганом упали на колени рядом с девочкой, ее туника была покрыта брызгами крови по всей груди.

Динган оттянул ее и раскрыл рану. Маленькие дыры покрывали ее тело, и они казались глубже, чем если бы считались поверхностными.

— О Боже, — прошептала я. — Пожалуйста, скажи, что мне делать.

— Мы крепко перевяжем ее. Здесь, зажми эту марлю здесь, — сказал он мне и повернулся к рюкзаку, который он нес.

Как только он тщательно осмотрел его, я плотно придавила марлю к ее кровоточащим ранам и склонилась над ее крохотной головой.

— Все будет хорошо, — успокаивала я, зная, что хорошо ей уже никогда не будет, даже если она и выживет.

Моя свободная рука пробежалась по ее детским щекам. Липкие слезы смешались с красной грязью, испачкав чистую ее часть. Динган добавил больше марли к ране, и я села напротив него, вытаскивая одеяло и закутывая в него осторожно тело девочки.

Я знала, что мы причиняли ей боль каждый раз, когда нам нужно было поднять ее маленькое тело, чтобы повязка полностью покрыла его, но ни единого стона не сорвалось с ее губ и из-за этого мне хотелось только взять ее в свои руки.

Динган поднял ее заботливо и донес до кузова грузовика, укладывая ее на одеяло и затем укрывая еще одним. Он говорил с ней на банту, и я подумала, что он убеждал ее в том, что мы вернемся, потому что она кивнула один раз.

Мы побежали обратно к деревне и нашли еще двух детей, нуждающихся в крайнем внимании. Мы укутали их, отнесли в грузовик и возвращались снова и снова. Мы нашли шесть раненных детей за полчаса.

Динган указал на группу детей, ближайшую к нам, и мы побежали к ним, призывая их к себе и побуждая быстро залезать в грузовик.

Большинство подчинилось, оставляя одного, который отказался оставить своего отца. Динган оттащил маленького ребенка от его мертвого отца и обернул свои руки вокруг мальчишки, говоря ему на ухо, после чего слезы заструились вниз по его крохотному личику.

Я ничего не могла поделать со слезами, которые текли по моему лицу, когда мы собрали еще больше детей, лишенных матерей. В итоге я насчитала двадцать трех сирот, включая погибших во время засады.

Я поискала женщину, которую пытался спасти Чарльз, но в грузовике ее не было, и я поместила это под «никогда больше об этом не думай». Никто из взрослых не выжил, АСГ убедились в этом.

— Мы должны уезжать! — крикнул Чарльз через толпу плачущих детей.

Он и Соломон запрыгнули на бампер грузовика и крепко держались.

— Они так не продержатся целых два часа! — закричала я на Дингана.

Его усталое лицо нашло мое поверх группы детей.

— Они смогут. Мы делали так раньше.

И это поразило меня.

Это не было единичным случаем. Эти атаки происходили часто, всегда нацеливаясь на невинные семьи, всегда оставляя детей в уже бедной стране, где никто не позаботится о них.

— Залезай, Софи! — крикнул он, и я подчинилась. Он положил мне на колени маленького мальчика, и я убаюкивала его, как могла, пытаясь решить, как лучше держать его, чтобы не причинять ему еще больше боли.

Динган запихнул еще двоих ошеломленных детей между нами и залез, заводя грузовик и устремляясь прочь от этого места.

— АСГ возвращается? — спросила я.

— Они всегда возвращаются. Они используют оставленных детей в качестве приманки. Они знают, что мы придем искать их.

Я повернула голову к окну и позволила слезам свободно падать больше, чем я когда-либо позволяла, и это единственный раз, когда я плакала и имела на это истинное право. Потому что я плакала не по себе. Я плакала по невинным.

Ворота открылись, словно в ожидании нашего приезда, около четырех сорока пяти минут утра, солнце еще не встало, и я просила его вернуться.

Ночь, которую я считала невероятно мирной и красивой, теперь чувствовалась невыносимо мрачной, словно решительная безнадежность окружила нас. Когда мы проехали, Кейт и Мерси были на другой стороне, закрыв ворота и побежав к нам. Динган устремился и резко остановился рядом со школьным домом, фары освещали баобаб, когда мы проехали мимо. Он побежал к моей стороне и взял мальчика из моих рук, забегая с ним внутрь. Я подняла одну девочку, которая не осознавала ничего во время поездки обратно в Масего, и занесла ее сразу за ним. Он прошел мимо меня снова, оставив мальчика, и взял оставшихся впереди девочек.

Чарльз и Соломон несли тех, кто сам не мог идти и через минуту мы все были внутри, вертясь над детьми.

— Софи, дай мне ту сумку! — приказала Карина, указывая на сумку на скрипучем деревянном полу.

Я принесла ей сумку и открыла ее. Она обрабатывала первую девочку, которой помогли мы с Динганом, покрытую дырами в грудной клетке. Она была в обмороке.

Карина быстро поднялась и побежала к ящику металлического шкафа. По всей комнате стояли импровизированные кровати и на каждой лежали дети, истекающие кровью.

Она вернулась, разрывая бумагу и пластиковый пакет, содержащий четвертую группу крови.

— Мне нужна твоя помощь, чтобы удалить шрапнель, — сказала Карина сухо.

Я обернулась, чтобы посмотреть с кем она говорит, но там никого не было, каждый был занят рядом с кроватью одного из детей. Я посмотрела назад и увидела ее глаза, направленные на меня.

— Я не могу, — сказала я ей.

— Мой свои руки с хлоргексидином. Вставай вот там, — сказала она, указывая на угол комнаты.

Комната была наполнена светом от свечей, так как там не было электричества, и я едва могла разглядеть вещи. Им необходим генератор для таких ситуаций!

— Разве Чарльз не должен помочь тебе с этим? Он обучен! — я паниковала.

— Он с другим ребенком, Софи. Доверься мне. Она истекает кровью, пока мы с тобой разговариваем.

Я побежала в угол и вымыла свои руки, одна из старших сирот стояла рядом со мной, готовая в ожидании ополоснуть меня из миски. Она протянула мне коробку с выглядевшими старыми латексными перчатками, и я взяла две, натягивая их, как только вернулась назад в сторону Карины.

— Что мне делать?

— Расширь эту рану, открой для меня. Я не в состоянии достать металл изнутри.

О, Боже. О, Боже.

Я наклонилась над девочкой и неохотно растянула рану так широко, как смогла. Пинцет Карины был готов и погрузился без колебаний, копаясь взад и вперед, заставляя съёжиться.

Она вытащила большой осколок металла, и он зазвенел в фарфоровой чаше на маленьком столике рядом с кроватью. Один за другим она вытаскивала металл, застрявший в крошечной груди девочки.

— Там еще один. — Она указала на следующую глубокую рану рядом с сердцем.

— Что, если слишком глубоко?

— Расширяй рану.

Я послушалась и почти отвела взгляд на льющуюся кровь, но сдержалась. После, казалось бы, вечности Карина выловила маленький, но существенный кусочек металла, и он громко звякнул рядом с другими осколками.

Карина работала уверенно, зашивая каждую рану, в то время как я отрезала полоски марли и держала наготове раствор йода.

Она налила на швы раствор, намазала антибактериальной мазью и забинтовали их. В конце мы завернули девочку в одеяло точно так же, как с Динганом в деревне.

Когда мы закончили, Карина дала ей еще одну дозу снотворного. Я встала, сняла кровавые перчатки, швырнула их в мусорное ведро и вышла на свежий воздух.

Рассвет наступит еще не скоро. Мысленно я просила солнце появиться, чтобы наступил новый день, который бы стер воспоминания ночи. Всю мою жизнь я буду помнить эти крики.

Пот струился по моему лицу и шее, и моя рубашка промокла, прилипнув к телу. Приступ адреналина остался в толпе, и теперь мои руки дрожали от облегчения.

Позади себя я услышала шаги. Это был Динган. Три пуговицы на его льняной рубашке были расстегнуты и обычно аккуратно закатанные рукава были в беспорядке.