— Ты хороший человек, не так ли, Спенсер?

Он засмеялся.

— Нет, я нет, Соф.

— Ты врунишка.

— Я нехороший человек.

— Тогда ты просто не знаешь об этом, но ты такой.

— Хорошо, хорошо. Я чертов святоша. Давай мы купим тебе барахло, пока магазины не закрылись. Хочу покончить с этой Африкой, так чтобы мы смогли провести эту неделю в полном разврате.

Он заставил меня смеяться, но не подшучивал надо мной. Таким образом, воспитываясь в доме, который он имел, с отцом, который был у него, у Спенсера была потрясающая возможность стать выдающимся человеком. Он удивил меня. Я полагаю, наши предпочтения, в действительности определяют нашу сущность.

Почему ты не можешь влюбиться в него?

Я взяла карту отца и потратилась по максимуму. Купила новый крепкий чемодан из ткани, потому что мои мягкие дизайнерские кожаные сумки, очевидно, не подходят для поездки. Спенсер отвел меня в магазин, который посещает его мама, собираясь на сафари, и продавец был чрезвычайно любезен, информируя меня, что будет работать лучше в средней Африке и что я могу взять с собой. Я купила только пару вещей, но все же воспользовалась их советом в моих любимых магазинах.

Я купила пятнадцать потрясных джинс и много подходящих рубашек и несколько ботинок до колен, чтобы носить с джинсами взаправку.

Эта одежда не определяла меня, мое чувство стиля, но я буду в безопасности и буду уверена в том, что не выгляжу как неряха. Я примерила наряд для Спенсера и прошла вокруг него в магазине.

— Ты выглядишь изменившейся. Я не привык видеть тебя такой небрежной. — Мои плечи поникли от разочарования, и я надулась. — О, пожалуйста, — продолжил он, — ты выглядишь чертовски сексуально, если мне нужно говорить это тебе. Твоя задница самая сладкая из всех, которые я видел, особенно в тех джинсах.

Я отчаянно улыбнулась.

— Спасибо, — сказала ему, продефилировав, покачивая бедрами. Его громкий стон снова послал тайную нервную дрожь через мой желудок, но это было кратковременным из-за неотступающего чувства вины.

Что со мной не так?

Когда Спенсер отвез меня домой и помог затащить все покупки в спальню, мы обнаружили тяжелую кучу вещей, находящуюся на моей постели вместе с письмом от Пэмбрука.

Пэмми велел мне собираться с чувством, что у меня не будет электричества, потому что в Масего оно нерегулярно и его может не быть целыми днями.

Все, что он писал, сводилось к тому, что в будущем я не смогу ничего сделать с волосами и буду мыться холодной водой.

Он приготовил огромную простынь, чтобы защищаться от насекомых, массивный медицинский рюкзак, содержащий вещи, которые, как я считала, должны иметь только доктора, различные лекарства и прописанные антибиотики от доктора Форда, которые, кстати, выглядели так, словно их взяли прямо с полки фармацевта.

В бутылках содержалось сотни таблеток. Я занервничала, только взглянув на них.

Пэмми закончил свое письмо, говоря мне, что он любит меня, как дочь, и, чтобы я была осторожна. Я не знала, что думать об этом, но соврала бы, сказав, что не улыбалась… только немного.

Я проснулась в три часа утра, вся дрожа. Доктор Форд рассказал моему отцу о ночевке Спенсера и, к моему ужасу, это было последней ночью, когда Спенсер мог остаться.

Если когда-либо я нуждалась в теплом теле рядом, это было в долгие ночи перед моим отъездом. Ночи тишины. Ночи страшных мыслей и выдуманных сценариев опасности и болезни.

Я стояла в душе почти полчаса, пытаясь позволить пару облегчить мои страхи, но это не помогло, совсем. Я вышла и обернулась полотенцем.

Встала перед зеркалом и бросила на себя жесткий взгляд. Я была настолько обнаженной, насколько вообще могла быть, без макияжа и с мокрыми, густыми волосами. Я ненавидела смотреть на себя в таком виде. Я не чувствовала реальность.

В такие моменты ощущала себя слишком незащищенной, что делало меня чрезвычайно нервной, но этим утром я заставила себя посмотреть.

Я запомнила эту девушку. Этой девушкой была настоящая я. Напуганная. Никчемная. Ужасная подруга. Отвратительная дочь.

Хорошо образована, но так ограничена в идеях, имеющих ценность. Красивая и все же отталкивающая.

И, наконец, настоящая.

Спенсер заехал за мной в семь утра. Он позвонил мне из дома, и я встретила его в фойе, стоящим рядом с Пэмбруком, никакого признака моей матери или отца.

— Софи, — Пэмбрук улыбнулся, — здесь все необходимые документы. Карточка на случай необходимости и наличные. Держи их ближе к себе. Сначала ты полетишь в Германию, затем в Дубай, переночуешь там. Проживание в гостинице в твоих проездных документах. Оттуда тебя заберет машина. Из Дубая ты полетишь в Найроби, Кению, где заказан небольшой самолет, чтобы доставить тебя в Кампалу, Уганду. Ищи мальчика по имени Динган, он заберет тебя. Я добился, чтобы тебе разрешили спутниковый телефон для…

— Необходимости? — спросила я, улыбнувшись в ответ.

Плечи Пэмбрука заметно расслабились, и он обнял мои плечи своими длинными долговязыми руками.

— Береги себя, моя дорогая, — прошептал он в мои волосы.

Я вздохнула, наблюдая как он идет к кухням. Потом повернулась к Спенсеру и снова улыбнулась.

Он протянул мне руку, и я взяла ее. Он слегка сжал ее.

— Все будет хорошо, — успокаивал он меня, но я не верила ему.

Я оглянулась на пустое фойе и почувствовала небольшое разочарование от того, что Сав и остальные мои друзья не появились. Я написала им, но думаю, что нет смысла прощаться с тем, о ком они мало волновались.

Я еще раз посмотрела в глаза Спенсеру.

— Они не пришли.

— Нет, они не пришли, — заявил он.

— Не надо задерживаться. Я на минутку, — сказала я ему и направилась в кабинет отца.

Я постучала в дверь и услышала слабое «войдите». Я подчинилась и повернула ручку.

Сигаретный дым окружил меня, перед тем как рассеяться позади. Рассеявшись, дым открыл моего отца, как обычно, занятого и на телефоне.

— Нет! Нет! Я никогда не соглашусь на это! — Папа повернулся ко мне. — Минутку, хорошо? — спросил он собеседника. — В чем дело?

— Я-я ухожу.

— Удачи.

И снова погрузился в телефонный разговор, я закрыла за собой тяжелую деревянную дверь. По пути обратно в фойе, я прошла мимо одной из нашей служанок Маргариты, которая несла сложенные полотенца в гостевые комнаты.

— Ты видела миссис Прайс сегодня утром, Маргарита?

— Да, утром она уехала в город за покупками.

— А, ясно. Скажешь ей, что видела меня?

— Конечно, мисс, — глаза Маргариты смягчились. — Хотите, чтобы я ещё что-нибудь передала?

— Нет.

— Как пожелаете, мисс, — сказала Маргарита, перед тем как снова заняться своим делом.

Я хотела попрощаться, но почувствовала, что она смотрит на меня с жалостью. Я съежилась при мысли, что моей горничной было жалко меня.

— Я готова, — сказала я Спенсеру.

— Я уже загрузил твои сумки.

— Спасибо, Спенс.

Поездка в аэропорт была устрашающе тихой. Я обдумывала почти двадцать часов предстоящего полета, не включая мою ночевку в Дубаях.

Руки начали заметно дрожать и Спенсер, успокаивая, накрыл их своими. Заиграла Regina Spektor’s All the Rowboat, и я позволила навязчивой мелодии просочиться в мою кожу.

Слова казались пророческими несмотря на то, что темами ее песен были исключительно вещи, но, когда я охарактеризовала себя, стало ясно, кем я была, не более чем вещью. Я была теми дышащими вещами, отчаянно жаждущими спасения, желающими жить, и внезапно на меня нахлынуло спокойствие.

Все разговоры об опасности, болезнях и разрухе напугали меня, но я была готова к переменам, так же как доведенный до отчаянья и так же, как жаждущий избавления, жить, по-настоящему жить, как песни и картины в ее словах. Мы остановились в зоне разгрузки, и Спенсер открыл для меня дверь. Он выглядел опустошенным.

— Не беспокойся, мой очень хороший друг.